Орел легиона

— Вниз! — крикнул Дитрих. — Надо спуститься в лес. Молнии попадают в то, что находится выше остального, этому меня давно научили. Вниз!

— Но в дерево тоже может попасть молния! — отозвался Крайк, всеми силами стараясь не показать товарищу охватившего его страха.

Гроза была единственным, чего он боялся, как и большинство людей его племени, видевших в этом непонятном явлении гнев богов. Когда-то в детстве сын вождя иценов увидал, как в одного из его соплеменников попала молния. Человек сгорел за несколько мгновений — его тело упало на землю совершенно чёрным, и все, кто это видел, завопили и завыли от ужаса. Впоследствии Элий много рассказывал своему другу о том, что римляне научились отводить грозовые разряды от своих жилищ, и постепенно детский страх почти исчез в душе Крайка. Однако здесь, посреди безлюдных, непригодных даже для жизни варваров мест, на оголённом каменистом хребте, неистовая сила грозы казалась чудовищной. Представлялось, ничто живое не уцелеет среди этого грохота и разрывающих небо молний.

Возможно, на какой-то миг трепет проник и в сердце Дитриха Зеленоглазого.

— Господи, спаси и сохрани нас, грешных! — крикнул он.

И тотчас вновь стал самим собою.

— Вниз, Крайк, вниз! Да, молнии попадают в деревья, но дерево загорается сверху, и мы успеем, если что, от него уйти. А здесь эта красота небесная попадёт именно в нас!

Осторожно ступая на покрытом водой скате, крепко держа коней в поводу, путники шаг за шагом одолели спуск и углубились в непролазную чащу. Если темно было наверху, то здесь царил полный мрак. Лишь при вспышках молний всё кругом озарялось нереальным лиловым заревом, на фоне которого, как тени злобных духов, чернели силуэты растрёпанных ветром деревьев.

Во время одной из таких вспышек Дитрих выбрал росшую вблизи пригорка сосну. Наверное, когда-то её уже поразила молния: ствол был вдвое короче, чем у обычного взрослого дерева, сверху криво изогнут, а ветви располагались не шатром во все стороны, а веером, вытянутым куда-то вбок.

— Сюда! Это дерево ниже остальных, и ветви его ближе к земле. Они нас хоть немного укроют от дождя.

— Да чего уж там укрывать! — сердито бросил бритт. — Меня уже можно выжать, как тряпку.

— И меня тоже. Нет, нет, не стой вплотную к стволу. Если сюда всё же угодит молния, её сила пройдёт именно по стволу. И коня не привязывай — он ведь тоже должен успеть, в случае надобности, быстро отсюда выскочить.

Гроза продолжалась не менее двух часов. Гром ухал то чуть дальше, то ближе, то прямо над головами путников, молнии вспыхивали ломаными зигзагами, казалось, норовя ударить именно в то место, где находились люди, но всякий раз попадая мимо.

— Ты сейчас молишься своему Богу? — спросил Крайк, когда очередной раскат смолк.

— Молюсь, — кивнул Дитрих. — Так как-то спокойнее. В моей жизни уже бывали такие грозы, в таких же безлюдных местах, но тогда у меня ещё не было моего Бога, и, знаешь, было страшновато.

— А сейчас?

— Сейчас нет.

Бритт дождался новой вспышки, чтобы пристально посмотреть в лицо товарищу, стоявшему с ним плечо в плечо. Нет, Зеленоглазый не лукавит — ему действительно не страшно.

— Как зовут твоего Бога?

— Иисус. Иисус Христос.

— И Он действительно умер и воскрес? Ты в это веришь?

Дитрих засмеялся:

— Как же можно не верить в то, что видели очень многие люди? Но я даже и не потому в Него верю.

— Почему же?

— Потому что один раз в жизни видел, как в Лугдуне[31] на арену цирка выпустили волков, их было шестнадцать. А потом выгнали туда же людей, это были двое мужчин, четверо женщин, три девчонки лет по десять-двенадцать и двое совсем маленьких детишек, мальчиков лет пяти и лет трёх. Уж не помню, какое там бредовое обвинение против них выдвинули — это было одно из последних крупных нападений власти на христиан. Я тогда просто не мог себе поверить: звери рычали, бросались на людей, а те просто стояли и молились. Впрочем, один из мужчин попытался защитить женщину и ребёнка: он голыми руками свернул шею волку, но два других загрызли его.

— И ты просто смотрел?! — ахнул Крайк.

— Я?! — Новая вспышка, и бритт увидел две зелёные молнии в глазах своего спутника. — Как бы не так! Я решил, что публике будет ещё интереснее, если представление затянется. Прыгнул на арену и устроил свою охоту на волков. У меня был меч, но я оставил его на скамье — с мечом меня бы оттуда быстро выдворили, и потом в такой охоте нож даже надёжнее. К счастью, на мне не было ни доспехов воина, ни только что полученных знаков отличия центуриона — в тот день я отдыхал от службы. Зрители просто выли — такой был восторг!

— Ты уложил всех пятнадцать волков? — В голосе Крайка не было недоверия, он видел охоту Зеленоглазого на кабана и знал — полтора десятка волков не страшнее матерого секача.

— Уложил я десятерых, остальные, рыча и огрызаясь, кинулись к выходу с арены, и их заколола стража, которой не велено было выпускать ни зверей, ни людей. Из осуждённых уцелели трое женщин, две девочки и оба малыша. И я завершил представление, как того требует обычай: встал в позу победителя, поставив ногу на убитого волка, левой рукой указывая на женщин и детей, а правую подняв к трибунам. «Пощады!»

— И что же трибуны? — Голос Крайка задрожал от напряжения.

— О, трибуны разразились аплодисментами, и почти все сидевшие на них люди подняли большой палец вверх. Неожиданности зрители любят больше всего!

— И ты после этого не пострадал?

Зеленоглазый засмеялся. В это время громыхнуло прямо над ними, лошади вновь захрапели, попытались стать на дыбы. Тевтон легко осадил Хастига, что до Квито, то гнедой уже устал бояться — он легко подчинился хозяину и даже прянул к нему, будто ища защиты.

— Как это, не пострадал? — удивился Дитрих. — Ещё как пострадал! Когда рассветёт, покажу тебе следы от волчьих клыков на моём левом предплечье и на правой ноге, выше колена. Небольшой шрам остался ещё на одном месте, но такое место показывать не принято. Разве только пойдём в баню...

— Я не о том спрашивал...

Крайк вдруг понял, что гроза совсем перестала его страшить: от Зеленоглазого исходила нерушимая уверенность, и она исподволь передалась его спутнику. К тому же то, о чём они сейчас говорили, было слишком интересно, слишком волновало, слишком много вопросов ставило.

— Я хотел знать, — уточнил бритт, — как тебе удалось избежать преследований, раз ты вмешался в назначенную властями казнь и спас осуждённых?

— Ну, во-первых, это была не казнь, а как бы гладиаторский бой! — Голос Дитриха стал необычайно низок, но он тотчас овладел собою: — Этих людей вывели на арену для участия в битве — люди против волков, обычное развлечение. То, что вмешался кто-то лишний... так ведь зрители этого не знали, и вышло куда интереснее. Ланиста потом получил множество подарков от любителей подобных потех. Женщин с детьми, как мне потом рассказывали, у этого ланисты в тот же день выкупил какой-то богатый патриций и всех отпустил на свободу. Возможно, он тоже был христианин. А что до меня, то я успел только дойти до западных ворот цирка, на ходу бинтуя свои раны кусками моего же плаща, как ко мне подошёл какой-то молодой мужчина в форме центуриона, взял за локоть и шепнул: «Иди за мной и ни о чём не спрашивай!» И тотчас закричал: «О, друг мой! Как же давно мы не виделись! Ну-ка пойдём, отметим эту встречу!» Он увёл меня какими-то кривыми закоулками и укрыл в доме своих друзей до того времени, как уляжется шум, поднятый из-за этой истории, и влиятельным покровителям моего нового друга удастся замять все наши... все мои неприятности. Уже потом я узнал, что это стоило немалого числа серебряных кружочков, называемых сестерциями, что в моём легионе за меня дружно вступились все центурионы и сам легат...

— Сколько лет тебе тогда было? — спросил Крайк, уже почти не заметивший новой вспышки и нового раската грома.

— Двадцать шесть. Мне было двадцать шесть лет. И столько же было тому, кто мне тогда помог. Центуриону первой когорты Шестого легиона, в будущем — легату Девятого легиона Арсению Лепиду. Он тогда явился в цирк с намерением выйти на арену и умереть вместе со своими единоверцами. Но после признал, что моё решение вопроса оказалось, вероятно, более разумным. Я тогда о христианстве только краем уха слышал. Но меня потрясло это зрелище: женщина с ребёнком на руках стоит на коленях и молится, а с трёх сторон подступают ощерившиеся звери. Двенадцатилетняя девочка улыбается зверю, который вот сейчас вцепится в её горло... Я видел немало безумцев, Крайк, но мне было ясно тогда: эти люди не безумны!

31

Лугдун — один из городов Римской империи, где произошло несколько массовых расправ с христианами.