Страница 94 из 114
— Как это случилось? — спросила я, так как Илая вдруг умолкла, уставившись в пространство и явно прислушиваясь к чему-то, что мне было не доступно. На самом деле, мы было все равно, что она там пыталась услышать. Я хотела знать, как так получилось, что у хранительницы на стене висит фотография двух девушек, одна из которой просто копия Моли. Только несколько старше той, кем девчонка прикидывалась сейчас.
Илая вновь вздрогнула, словно отпрянув от плохого сна, и произнесла:
— Мы нашли Элю во внутреннем дворике. Ты его видела.
— Это там, где детишки бабочку ловили? — припомнила я.
Хранительница кивнула, все еще выглядя слегка пришибленной. Но по крайней мере, уже не вздрагивала:
— Да, там. Она спала под деревом, свернувшись в клубочек. Живот уже был достаточно заметным, а потому мы сразу поняли, что наша гостья на сносях. Но если Дом пустил её, значит, здесь её место. Мы разбудили незнакомку, провели в пустующую комнату, накормили и дали чистую одежду. Никто из нас ни о чем её не спрашивал — все было понятно без слов.
— А сама Эля? Неужели она не удивилась этому месту?
— Удивилась, — подтвердила мою догадку хранительница с кривой улыбкой, в которой таилась какая-то сдержанная насмешка. — Но не особо. Я же говорила, она не отличалась эмоциональностью. Но идти ей было некуда, а потому верховная разрешила девушке остаться жить с нами. С её стороны требовалась лишь небольшая помощь по дому, по мере сил и возможностей беременной женщины. Эля согласилась, но все мы видели, что она с нами ненадолго. Чувствовалось в ней какое-то томление, словно она чего-то выжидала. Пять месяцев прошли очень быстро и вот уже подошел срок рожать. Как-то под вечер мы услышали крики — у Эли начались схватки. Роды приняла одна из хранительниц, вскоре радостно сообщив, что у нас пополнение в виде двух вполне здоровых девочек. После того, как Эля разродилась двойней, наша жизнь вернулась в привычное русло. А спустя месяц проснувшись по утру выяснилось, что девушка ушла.
— Как ушла? — подпрыгнула я на месте.
Илая иронично пожала плечами:
— Вот так, просто ушла, оставив двух своих дочек, Ритану и Радомиру, здесь, с нами.
— Вы не пытались её найти? — спросила я, ощутив легкое омерзение.
— А зачем? — взглянула на меня Илая. — Она приняла решение и поступила так, как считала нужным. И сейчас, оглядываясь назад, я допускаю, что Эля поступила правильно. Она всегда поступала правильно, даже тогда, когда окружающим казалось, что она допускает ошибку.
Вот тут я окончательно запуталась.
— В смысле?
— Девочки оказались…непростыми, — хранительница явно пыталась тщательно подбирать слова.
— Рога у них на голове росли, что ли? — вспылила я.
— Нет, — спокойно отреагировала Илая. — Но было в них что-то, что страшило даже главную хранительницу. Была в них какая-то инаковость, что-то…чужое. Неправильное. Какая-то тьма, что клубилась на дне их детских душ. Даже будучи совсем малышками, они порой смотрели так внимательно. Слишком внимательно, слишком пристально. Иногда мне казалось, будто они рассматривают мои внутренние органы и как бы…примеряются. Знаешь, так лев, затаившийся у водопоя, рассматривает ничего не подозревающую лань, выжидает, чтобы напасть. В особенности, меня пугала Рита. Рада была…попроще, что ли. Хотя и у неё порой проскакивало нечто странное в поведении. Нечто хищное.
Я почесала затылок, пытаясь собрать полученную информацию в одну связную схему. Получалось плохо.
— Где сестры сейчас?
— Я не знаю, — словно бы через силу признала Илая. И вообще, в последние минуты казалось, что она все делает через силу. Даже дышит. — Девочки покинули Дом Света, как только им исполнилось по восемнадцать. Они даже не попрощались. Просто утром на следующий день после их совершеннолетия мы обнаружили две аккуратно застеленные кровати и пустые полки шкафов. У сестер было не много вещей, но те, что имелись, они все забрали.
— Фотография, — указала я на стену, — когда была сделана?
— Накануне их ухода, — поведала Илая. — Сестры не хотели фотографироваться. Но после долгих уговоров согласились.
— У одной из них на руке браслет, — продолжала я допытываться.
— У Риты, да, — Илая потерла шею, словно ей не хватало воздуха. — Когда-то он принадлежал их матери. Это единственное, что она оставила своим дочерям перед уходом. Рита носила его по праву старшей, она появилась на свет раньше Рады на пятнадцать минут.
Хранительница отвернулась и замолчала. Я же задумчиво обрисовала взглядом линию её профиля, размышляя о том, как так получилось, что с каждой минутой выглядит она все хуже и хуже. Кожа стала похожа на пергамент, местами отчетливо проявились морщины, уголки губ словно уехали вниз вместе с щеками. Теперь она уже не казалась красивой. Более того, она стала напоминать оживший труп. Товарищи в морге пободрее выглядят.
— Что еще вы должны мне передать? — задала я вопрос, который был очевиден с момента, как хранительница стала проявлять первые симптомы одержимости.
Люди ошибочно полагают, что одержимость — это что-то из области призраков и бесов, которые вселяются в тело и берут его под свой контроль. На самом деле, это не совсем так. То есть, призраки и в правду могут завладеть телом человека, но ненадолго. Кроме того, это должен быть очень сильный призрак, чтобы оттеснить истинного хозяина тела. Именно оттеснить, а не вытеснить. Человеческая душа никуда не девается в период одержимости или помешательства, как еще называют это состояние. Она просто теряет руль управления и садится на пассажирское сидение, чтобы превратиться в не дееспособного наблюдателя. Помешательство может длиться день, неделю или месяц — все зависит от возможностей фантома. Но рано или поздно расстановка сил меняется. Душа начинает вновь ощущать свою связь с телом, словно трепещущая и едва заметная тонкая ниточка, протянутая между ними, превращается в толстый канат, становится сильнее и крепче, компенсируя потери. А призрак наоборот, слабеет и, в конце концов, становится перед выбором — либо уйти и попытаться найти новое тело, либо остаться и скорее всего погибнуть. Ведь две души, а призрак есть не что иное, как не упокоенная душа, не способны ужиться в одном теле.
А вот когда на человека воздействует маг — тут уже все гораздо хуже. Магия Душ относится к запретной, черной, магии. Для вторжения в тело человека маг проводит особый ритуал, который позволяет ему не только подчинить тело нужного человека, но и взять под контроль его разум. То есть, человек будет ходить, разговаривать, есть, спать и при этом даже самые близкие не заметят, что с ним что-то не так. Ведь все его привычки, все его повадки сохранятся, что отсутствует в случае одержимостью призраком. Порой человек сам может не догадываться, что он находится под воздействием магии. И вот это действительно страшно.
Илая встала, подошла к столу, двигаясь при этом явно через силу, словно механическая кукла. Выдвинула один из ящиков, достала небольшой белый конверт и положила у другого края столешницы. А после повернулась в мою сторону, уставившись в моё лицо бездумными глазами.
— Он знал, что ты придешь, — проговорила Илая. — Хасан. Он знал.
Я встала, повторила путь хранительницы и заняла место напротив неё. Единственная преграда между нами — стол. И белый конверт к которому мне не хотелось прикасаться.
— Что в нем? — спросила я, как раз в тот момент, когда тело женщины начало содрогаться мелкой дрожью.
— Правда, — вновь как-то нездорово дернулась женщина. — Правда, которую тебе следует знать.
— Прости, — на мгновение её глаза подсветились зеленым, а после вновь подернулись дымкой, словно после минутного прозрения снова наступило забвенье.
Я не успела отреагировать. Возможно, потому что в этот момент как раз внимательно и со всех сторон рассматривала подсунутый мне белый конверт. В том, что он был от Хасана вызывало сомнения. В принципе все, что касалось Хасана теперь вызывало сомнения. Допускала ли я, что каким-то загадочным и невероятным способом он смог передать мне что-то важное через хранительницу Дома Света, к которому сам же и привел? Да. Но оставался вопрос, что в данной ситуации считать важным?