Тайна Наполеона

– Хорошо, хорошо, – прервал его Наполеон, – вместо своей сабли ты получишь шпагу. У тебя уже есть трость, а если еще прибавить шпагу…

– Я не понимаю, ваше величество, что вы хотите сказать, – заметил Лефевр, у которого соображение было мало развито. – Объясните мне, пожалуйста.

– Ведь у тебя уже есть трость – жезл маршала! – пояснил император.

– Да, это правда. А какое значение имеет шпага? – продолжал недоумевать Лефевр.

– Ты поймешь впоследствии. А теперь выскажи мне свое мнение относительно прусской королевы, – попросил император.

– Смею ли я, ваше величество! – начал Лефевр.

– Говори со смелостью солдата, не умеющего приукрашивать истину! – с пафосом произнес Наполеон, любивший иногда цитировать трагических героев. – Я тебя слушаю, Лефевр.

– Хорошо, ваше величество! Я не стал бы воевать с женщинами, и на вашем месте я не трогал бы королевы прусской! – ответил Лефевр.

– Она сама хотела войны, – возразил Наполеон, – по ее милости мои храбрые воины спят вечным сном под холмами Иены.

– Прусский народ тоже желал войны! – заметил Лефевр.

– Королева соблазнила его, обманула, – настойчиво продолжал Наполеон свое обвинение. – Рабочие, крестьяне, ремесленники были очень огорчены этой войной. Горсточка женщин и несколько молодых офицеров произвели всю бурю и нанесли страшный вред своей стране. Нет ни одного благоразумного человека ни в Париже, ни в Берлине, кто не предугадал бы, чем окончится эта битва.

– Да, это верно, – согласился Лефевр. – Пруссаки не могли вообразить, что побьют Наполеона, Нея, Даву и меня с моими гренадерами! – прибавил маршал с такой наивной простотой, которая исключала малейший намек на хвастовство.

– Умные люди, – продолжал Наполеон, весь поглощенный одной мыслью, – обвинят в несчастье Пруссии императора Александра. Со дня его приезда прусская королева совершенно изменилась. Скромная, застенчивая женщина, занятая исключительно своим домом, превратилась в воинственную амазонку, жаждущую битвы и крови. И все это произошло благодаря впечатлению, произведенному на нее прекрасным императором Александром.

– Вы думаете, что королева влюбилась в него? – спросил Лефевр.

– Во всяком случае она хотела понравиться ему и потому старалась подделаться под его вкус, – ответил Наполеон. – Она начала командовать полком и присутствовала на военных советах. Она так ловко провела своего мужа, что тот даже не заметил, что в течение нескольких дней его трон очутился на краю пропасти. О, женщины, женщины, какие вы пагубные советчицы, в особенности для властителей государства! Лучше было бы, если бы вы сидели за своими прялками, предоставив мужчинам управлять скипетром. Подожди, Лефевр, я еще хочу сказать кое-что по поводу этой отважной, дерзкой королевы. – Наполеон снова подошел к своим секретарям и приказал одному из них писать дальше. – Прибавьте к тому, что вы написали, следующее: «Во всех лавках города и даже в избах крестьян можно найти картину, возбуждающую всеобщий смех. – Наполеон остановился, как бы отыскивая наиболее язвительную фразу; на его губах блуждала ироническая улыбка. Затем он продолжал диктовать: – На картине изображена прусская королева, а рядом с ней прекрасный император Александр. По другую сторону королевы находится прусский король, который, подняв вверх руку, клянется над могилой Фридриха Великого, что разобьет французскую армию. Королева, драпируясь в шаль, наподобие леди Гамильтон, которая изображена на английских гравюрах, прижимает руку к сердцу и смотрит на русского царя. Тень Фридриха Великого содрогнулась бы при виде этой картины. Весь ум, весь гений этого короля, все его мысли и желания принадлежали французской нации; он говорил, что если бы он был королем Франции, то ни один пушечный выстрел во всей Европе не раздался бы без его разрешения».

Наполеон улыбался, диктуя последнюю фразу; по-видимому, он был доволен собой и смотрел на Лефевра, как бы ожидая от него одобрения.

Но маршал был погружен в созерцание плана, лежавшего на столе императора. Все поля этого плана были испещрены линиями, черточками, геометрическими фигурами.

– Ты здесь видишь прекрасную работу, – проговорил Наполеон, подходя к Лефевру. – Это – труд весьма достойного инженера, генерала Шасслу.

– Да, да! – безразличным тоном пробормотал маршал и отвернулся от чертежа, который был для него так же мало понятен, как китайская грамота.

– Это план города Данцига, – пояснил Наполеон, – здесь отмечены все возвышенности, расстояния от одного пункта до другого, расположение построек.

– А, это Данциг? Очень хорошо! Я никогда не слыхал о нем! – тем же безразличным тоном заметил Лефевр.

– Ты скоро поближе познакомишься с ним, мой милый Лефевр, – с улыбкой проговорил Наполеон. – Это первейший порт на Висле. Торговля всего севера сосредоточена на этом месте. Данциг – очень богатый город; там находятся неистощимые запасы провианта, который понадобится нам, когда мы двинемся к равнинам Польши. Я думаю пойти навстречу русским.

– Тем лучше! – воскликнул Лефевр. – Мне доставит удовольствие померяться силами с более солидным войском, чем армия прусского короля. Когда же мы выступим навстречу русским?

– Погоди, имей терпение, Лефевр! Россия – огромная империя и очень трудно добраться до нее. Ее охраняют расстояния, морозы и голод. Мои солдаты умрут с голода и застрянут в снегах Польши, не добравшись до центра России, если я не буду уверен, что у нас имеются позади большие запасы провианта. Ввиду этого мне и нужен Данциг.

– Если он нужен вам, то вы получите его! – уверенно заявил Лефевр.

– Надеюсь! – ответил Наполеон. – Но нужно знать, что Данциг представляет собой первоклассную крепость, ее охраняет гарнизон в четырнадцать тысяч пруссаков и четыре тысячи русских. Губернатором Данцига состоит маршал Калькрейт. Это храбрый, энергичный солдат. Он способен скорее сжечь город, чем сдаться осаждающим. Но это еще не все. Взгляни на карту.

Наполеон начал водить кончиком пальца по карте, а Лефевр широко раскрывал глаза, напрягал все свое внимание и все-таки ничего не мог вынести из труда гениального инженера Шасслу.

– Ты видишь эту черту? – продолжал Наполеон. – Это песчаный мыс Неерунг, который тянется на протяжении двадцати миль. Здесь нет ни одного здания, ни одного деревца, которые могли бы служить пристанищем. Данциг находится на одну милю от моря и этот мыс соединяет город с портом Кенигсберг. Канал с островом Гользен ведет в открытое море, и вход в него защищен редутами. Как видишь, все это место с трех сторон окружено реками Вислой и Мотлау; тут всюду устроены бастионы; одним словом, мой храбрый Лефевр, Данциг считается неприступным.

Лефевр с серьезным видом покачал головой и повторил:

– Неприступным? Прекрасно!

«На кой черт рассказывает мне все это император? – подумал он. – Что он хочет показать на этой бумажке? Какие-то там линии, точки, черточки направо и налево. Ничего не понимаю».

– Да, Данциг неприступен, – проговорил еще раз Наполеон, потрепав по плечу маршала, – поэтому ты должен взять его.

Лефевр выразил сильнейшее изумление.

– Я должен взять его? – воскликнул он, – Да, да. Мы возьмем его с моими гренадерами.

– Не с твоими гренадерами, а вот с этим, дурачина! – возразил император, показывая на план Шасслу.

Удивление маршала возросло до самой сильной степени. Он смотрел то на план, то на Наполеона и не мог понять, говорит ли император серьезно, или шутит.

«Что это за новость? – думал Лефевр. – С каких это пор города берутся не оружием, а какими-то клочками бумаги? Император хочет, чтобы я взял Данциг, – прекрасно, я пойду на него приступом во главе своих гренадеров; но при чем тут эта бумажка?»

Наполеон искоса поглядывал на старого солдата. Он очень любил Лефевра и считал его самым достойным из своих маршалов, несмотря на то, что тот был очень мало умственно развит. Лефевр сохранил республиканские взгляды и смотрел на империю как на вооруженную республику, причем считал, что управление страной перешло из рук адвокатов к военным. Наполеон слегка побаивался прямого и грубовато-добродушного маршала, а вместе с тем несколько опасался острого язычка жены Лефевра, госпожи Сан-Жень. Давно уже хотелось императору как-нибудь особенно вознаградить и чувство дружбы. Осада Данцига показалась ему весьма прекрасным случаем для этого. Император не строил никаких иллюзий по поводу таланта Лефевра. Он знал, что тот – недостаточно ловкий полководец, а потому решил сам руководить издали атакой, сообразуясь с планом Шасслу. Лефевр должен был исполнять предписание императора и в последнюю минуту, во время натиска, броситься вперед во главе своих гренадеров. Наполеон не сомневался, что Данциг не в состоянии будет устоять перед этими гигантами и отдастся в руки Лефевра.