Страница 2 из 76
После страшного грохота затрещало. Посыпалось стекло. Я почувствовал, как маршрутка кренится на правый бок. Только когда стало ясно, что мы перевернёмся, в салоне раздались первые крики шокированных людей. Над всем этим панически взвился детский плач.
С хрустом и грохотом металла машина упала набок. Бедный Санёк грохнулся в соседний ряд кресел прямо на перепуганную блондинку. Я тоже выпал и провалился между соседних сидений. В спине прострелило и сильно отдало в ногу и диафрагму. Я почувствовал, как тяжело стало дышать.
— Без паники, — поднялся я с трудом. — Все живы? Кто-нибудь! Уймите детей!
Девочки, что сидели спереди, у водительского, лежали теперь на прижатой землей двери, но медленно шевелились. Кажется, целы.
Рыдающая мать, держала на себе рыдающих же детей. Все они упали и поранились битым стеклом.
Саню, лежавшего без сознания, пыталась стащить с себя плачущая блондинка.
Первым делом я попытался высвободить её из-под тела парня, а потом привести его в чувство. Парень был жив, однако его светлые волосы сбились в сосульки от крови. Он потерял сознание. Пришлось устроить его между кресел.
Это давалось мне тяжело. Каждое движение отстреливалось болью в изношенной еще во времена работы шофером спине.
— Всем без паники! — кричал я. — Сейчас выберемся! Нужно найти выход!
Преодолевая сидения, я пошел по растрескавшимся окнам к заднему запасному входу. Принялся дергать ручку. Ни с первого, ни со второго, ни даже с третьего раза не вышло. Дверь почему-то заклинило.
— Чувствуете⁈ — внезапно заорала одна из студенток. — Дым! Горим!
И правда, со стороны искорёженной кабины началось задымление. Что-то горело снаружи, но дым поступал в салон. Не успел я оглянуться, как внутри стало серым-серо, а от вони и гари засвербило в носу.
Мне было и так трудновато дышать от боли в спине, а тут еще и это. Но самое страшное, что маршрутка может сгореть, а вместе с ней и мы… заживо…
— Все ко мне! Подальше от кабины! — заорал я, а потом закашлялся.
Пробравшись к широкому окну, над которым было большими красными буквами написано «ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД», я принялся искать мелкую рукоятку аварийного шнура.
Становилось уже настолько дымно, что не то, что дышать, видеть было почти невозможно.
— Быстрее! Замотайте чем-нибудь рот и нос! — крикнул я, а сам оторвал рукав рубашки, принялся перематывать лицо.
В салоне послышался треск ткани. Кто-то явно последовал моему приказу.
Я наконец-то нащупал рукоятку шнура и напрягся. Спина жутко болела, когда поднимал руки. А опускать их сейчас было совсем не время. Я вообще не привык опускать рук, что бы ни случилось.
Тогда я дернул изо всех сил. Шнур поддался и затрещал, высвобождая окно по контуру.
— А теперь, — задыхаясь, прошипел я сквозь зубы. — Надо выдавить.
Упершись руками, я стал давать на стекло, но быстро понял, что оно отходит лишь с одной стороны. Видимо, не хватало усилия. Когда я надавил с другой, эффекта не было. Я стиснул зубы.
— Прошу! На помощь! Помогите! — орали женщины в автобусе.
Я не обращал внимания ни на их панические крики, ни на жуткую боль в спине и ноге, ни на чудовищную усталость, ни на сдавленные гарью лёгкие. Даже отбросил любые мысли о том, как же сильно кружилась голова. Просто заставил себя отбросить их.
Наступив на торец спинки одного из сидений, я с трудом поднялся и стал еще и на второе. Уперся в стекло шеей, плечами и руками, надавил что есть сил. Послышался характерный резиновый хруст. А потом дым хлынул в щель, увлекая собиравшийся было проникнуть сюда чистый воздух.
Я сделал последний рывок, и стекло поддалось. Я сбросил его, со своих плеч, словно Атлант небо. Окно с хрустом упало куда-то на асфальт.
— Давайте, — я закашлялся, — по одному! Сначала детей!
Мамаша с детками и студентки принялись пробираться ко мне. Я видел их силуэты в немного разжижившемся дыме пожара. Когда мне передали первого ревущего ребёнка, я тут же посадил его снаружи, на кузов авто. То же самое сделал и со вторым.
С трудом выпихнул наружу их маму, которая тут же принялась успокаивать обезумевших от произошедшего детей.
Вес каждого, кого я высаживал, жуткой болью отбивался в спине. Мне казалось, что внутри поясницы засел острый нож, что режет мою плоть.
— Он без сознания! Не приходит в себя! — закричала одна из студенток, указывая мне почти под ноги, на Александра.
Я бросился к нему. Блондинка в рваной окровавленной блузке, вместе со студентками, помогли мне вытолкать обмякшего парня наружу.
— Дамы вперед! — я посмотрел слезящимися глазами на блондинку.
— А вы⁈
— Я следом! Ну! Пошла!
Блондинка полезла вверх, и я, напрягшись, подсадил ее. Казалось, легкие уже горят от дыма. В пояснице был теперь не просто нож. Он будто перекатывался между двумя валиками боли.
Внезапно со стороны кабины вспыхнуло. В сером молоке дыма замерцало красно-желтое свечение. Я с холодным принятием понял, что огонь охватил уже всю кабину и проник в салон.
— Горим! — крикнула студентка и завизжала. Сквозь дымовую завесу я видел, как в ее наполненных слезами глазах блеснул настоящий ужас.
— Все будет хорошо, — ровным уверенным тоном сказал я. — Давай наверх!
— Я не дотянусь!
— Подсажу! Ну!
Я сложил ладони ступенькой, и девочка тут же ступила на них. Это отразилось в спине такой болью, что ноги мои чуть не подкосились. Тем не менее я выдержал. Выдержал я и вторую девочку-студентку, которая полезла за первой.
— Руку! Давайте руку! — протянул мне ладонь какой-то мужчина.
Когда пламя подступило так, что стало уже горячо стоять, я протянул ему руку в ответ. Наши руки сцепились, и я понял, что что-то не так. Ладонь заскользила.
— У вас в чем-то… рука! — закричал он. — Скользит!
Видимо, порезал руки битым стеклом, и даже не заметил этого…
Я ступил на торец сидения и попытался подняться.
Нет. Так просто, без борьбы, я тут не останусь. Поживет еще Игорь Семеныч Землицын… Потопчет землю своей пасеки…
С этими мыслями я забрался на сидение и… спину предательски прострелило с новой силой. Я почувствовал, как отнимается нога, и я падаю назад.