Господин Разрушитель

Мы с Никольской провели сутки в Pullman, до глубокой ночи сидя на пустом берегу моря с полусладким вином, столовыми ложками и тортом. Я накидался, чтобы мне не чудилась всякая дурь, а она держалась даже в свой день рождения.

Во рту уже вязало от кислоты и приторного безе. Я воткнул перепачканную ложку в груду изуродованных коржей со смешавшимися разноцветными кремами и без сил распластался на покрывале. Песок под ногами уже остывал.

— Слушай, Лёнь, а когда у тебя день рождения? — заговорила Никольская, в тысячный раз за день поправляя волосы.

Нам сегодня было трудно молчать наедине.

Я подполз поближе к девчонке и лёг кружащейся головой ей на оголённые ноги.

Сощурился. На территории отеля позади пляжа сверкали фонари, дотягивающиеся светом до её расплывающегося лица. Волны, настигающие песчаный берег, шипели и бурлили.

Я ответил, как только вдоволь искусал нижнюю губу.

— Он был уже. Тоже пятнадцатого, только в июне, — Ева продолжила смотреть на море.

Наверное, стеснялась заглянуть мне в глаза.

— А-а… почему не сказал?

Я вспомнил, как тогда накануне мне позвонили из Подмосковья, и муторно вздохнул.

— Да ну зачем? Мне и так было нормально. Мы в тот день как раз приехали в Ижевск, все свалили гулять. Мы ещё втроём с Муратовым заказали шашлык в отель, помнишь? А ночью ты мне отс…

— Ладно-ладно! Всё, я поняла! — засмущаласьНикольская. — Настоящему мужчине для счастья много не надо.

— Да… — покорно согласился я и зажмурился, чтобы не видеть её лицо в этот момент. — Только чтобы ты была рядом.

Я клянусь!

Клянусь! Это последнее, что я себе позволяю под градусом… Возможно, стоило остановиться ещё на этапе её трогательной истории про чайные плантации и на хер удалить заметки.

Зачем-то ляпнул… Как будто мало было несуразности.

— Ребята, значит, не стали тебя поздравлять. Лёша и я не знали… А твоя семья? Не помню, чтобы ты вообще когда-нибудь созванивался с родителями.

Я шокировано распахнул глаза и уловил ускользающий взгляд Никольской.

Ничего не ответила… Ничего! Как будто не заметила!

— Мы не общаемся, — хрипло процедил я.

— Почему?

Я не выдержал. Подскочил, пошатываясь, с её бёдер и уткнулся носом в прохладную шею.

— Никольская… не меняй тему, а? Пожалуйста… Я делаю что-то не так? — этот нервный шёпот, принадлежащий будто чужому мужчине, прозвучал так жалобно, что я сморщился.

Еве не осталось выбора, кроме как приобнять меня под рубашкой. Горячие руки обвили голый торс, поглаживая меня по пояснице, покрывшейся мурашками.

Я почему-то был уверен, что ей понравятся телячьи нежности. Видимо, ошибался…

— Всё так, но… — запнулась девчонка. От затянувшегося молчания я обессиленно надвинулся ближе и чуть облокотился об неё, придавливая весом обмякшего пьяного тела.

Ева, придерживая, обняла меня крепче.

— Это совсем на тебя не похоже, — звучало так, будто Никольская пыталась меня отговорить от громких заявлений. Почему?

Всё, что она изрекала сегодня, приобретало неожиданные повороты. Я до последнего не знал, чего ждать…

— Я это… не специально. Мне не нужно себя так вести? — всё, что угодно!

Я готов был всё, что угодно поменять, только знать, что это её не оттолкнёт. Я ведь и подумать не мог, что доведу Еву до безостановочных слёз сентиментальной песенкой!

Девчонка промолчала.

— Знаешь, ты сегодня почти не улыбалась, — на это Ева удивлённо раскрыла рот.

Она выглядела ужасно потерянной, пока вдруг её мягкие губы не растянулись в искренней улыбке.

— Прости меня… Просто не поверила с первого раза, что… Господин решил остепениться. Ты ведь не хотел привязываться? Кругом так много фанаток, а ты всегда к этому стремился.

Как ей удавалось? Цитировать меня наизусть! Швырять козыри в самые неловкие в моей жизни моменты!

— А ты не замечала случайно, что я ужеостепенился?! — взревел я и повалил несопротивляющуюся девчонку на покрывало. — М-м-м?! Я полгода сплю только с тобой! Не могу спокойно заснуть, пока не поцелую тебя в губы! Ты что, слепая?!

Ева повисла на мне по-обезьяньи. Как в тот день, когда первый раз меня поцеловала, и сладко чмокнула в губы. По-моему, в уголке её рта ещё оставались крошки безе.

— Тихо, Господин. Не кричи! Вообще-то я эти же полгода провела только с тобой! — почему она опять называла меня этим грёбаным прозвищем?! — Ты самый милый Господин на Земле!

— Я! Знаю, что я с тобой сделаю! — угрожающе прошипел я девчонке в повеселевшее лицо.

Наконец, она рассмеялась.

— Что?

— Увидишь! Готовься таскаться по интервью, Никольская!

***

Романтическое рандеву всё-таки состоялось. Мы вернулись в отель, забронированный для группы, только утром следующего дня. Таксиста не пустили на территорию закрытой парковки, поэтому мы с сонной Евой и песком в тапках тащились по уже раскалённому асфальту мимо наших тур-автобусов. Вокруг них крутились операторы и басист, извлекающие из открытых багажных отсеков вещи.

Когда была возможность припарковать автобусы недалеко от отеля, мы не выгружали все сумки. Брали по необходимости.

— О, там Андрей. Будешь здороваться? — зевнула девчонка, приспуская солнцезащитные очки, как у Черепахи Тортиллы.

Я слегка шлёпнул её по заднице свободной рукой, подгоняя в сторону входа.

— Не тормози.

Да я даже не предупредил их, что мы не вернёмся ночевать. Зачем? Чтобы нам в сумку впихнули подслушивающее устройство?

— Вы вообще не разговариваете?

— Ага, — я открыл перед Никольской дверь, пропуская её вперёд, и собирался просочиться следом, но Андрей, бредущий с рюкзаком в нашу сторону, вдруг перешёл на бег.

— Бля.

Я недовольно вздохнул и остался держать створку.

Пускай пошевеливается.

— Привет, Господин, — басист, истекающий потом, с небрежно намотанными в самурайский пучок волосами вполне безобидно улыбнулся и протянул мне руку. Во второй ещё трепыхался его большущий рюкзак. — Как отдохнули?

Я нехотя пожал его ладонь.

— Норм. Заходи давай, — надеюсь, в фойе работает кондиционер.

Мы ввалились на душный ресепшен и после дежурных приветствий Андрея и Евы втроём поспешили к лифту. Не хватало только помолчать в замкнутом пространстве.

Я раздражённо продавил кнопку девятого этажа и закатил глаза под чёрными очками, пока девчонка с силой сжала меня за руку.

Что? Я не мог не выходить из себя в компании кого-нибудь из Death Breath, за исключением Муратова.

Двери начали сдвигаться, а подозрительно добренький басист поставил на пол рюкзак.

С бокового кармана, сдавленно звякнув, вывалился небольшой чёрный чехол.

Для медиаторов, что ли?.. Обычно Андрей играл пальцами.

— Что это у тебя? — процедил я, наблюдая, как басист поднимает укатившуюся вещь и отряхивает.

— Я не знаю, чьё это. В багажном отсеке лежало отдельно от всех сумок, хотел посмотреть.

Он дёрнул за молнию, показывая содержимое, и из-за приоткрывшейся крышки на меня угрожающе уставилось с десяток линз скрытых камер.

53. Тяжёлое решение

— Что?! Мне это слышится? Ты реально решил, что чехол принадлежит мне? Я же, блядь, сказал, что нашёл его в отсеке! — истерил басист, чуть не вырывая на себе патлы. — Чьё это, я спрашиваю?!

Андрей одурело осмотрел каждого в кругу нашего экстренного консилиума. Набор «умелые ручки» лежал на стеклянном столе, вокруг которого мы все сползлись. Только что проснувшийся, приподнявшийся с подушки Муратов со спутанными, как у одуванчика, волосами зевал и тёр заспанное лицо. Он был единственный, кто выглядел не шокированным происходящим, потому что всегда хранил безразличие. Как я однажды выяснил, почти всегда…

Загорелая и раскрасневшаяся Никольская, сидящая на кровати позади, теребила меня за ладонь и тянула за плечо. Будто пыталась попридержать от скандала. Я метался взглядом от одного музыканта к другому, нервно кусая во рту кожу щёк. Старался угомонить шумное дыхание.