Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 7



Поэтому еще долго-долго редакции новых изданий будут стремиться не отличаться друг от друга, а друг на друга походить – до полной неразличимости.

Выделиться, – комментирует редактор из Свердловска Валентин Лукьянин, – это значило тогда в чем-то противопоставить себя другим, проявить нескромность, заявить, возможно, необоснованные амбиции, а то и вовсе (страшно сказать!) впасть в субъективизм. Никто бы им и не позволил выделиться, да к тому и не стремились: не так были воспитаны. И вектор амбиций был повернут в другую сторону: хотелось «каплею литься с массой», иными словами – сделать в точном соответствии с ожидаемым10.

Конечно, «отсталые», как назвал их Полевой, или «фрондирующие», как их стали называть позднее, литераторы пытались этой нивелировке сопротивляться, вынашивать новые планы, и в сборниках документов из архивов ЦК КПСС немало агентурных сообщений и докладных записок, где все тот же недремлющий Поликарпов или председатели КГБ – сначала Шелепин, затем Семичастный – докладывают о тайных встречах и тайных намерениях Паустовского, Алигер, Арбузова, Каверина, других тогдашних либералов. Однако либералы и есть либералы, «герои оговорочки», как язвил еще Ленин, поэтому – меланхолично замечает Шелепин 26 февраля уже 1959 года —

из имеющихся материалов видно, что, несмотря на близость между Паустовским, Казакевичем и другими лицами названной группы писателей, спаянностью она не отличается, и даже, наоборот, заметно настороженное отношение этих писателей друг к другу11.

Вот и не сложилось, как не сложилось тогда и у их убежденных противников.

Вроде бы в 1957 году М. Шолохов собирался возглавить журнал «Молодая гвардия», и автор бессмертной «Тли» Иван Шевцов писал своему старшему единомышленнику Сергею Сергееву-Ценскому: «В Москве по этому поводу в среде русских, точнее, нееврейских литераторов – ликование. Авось хоть один журнал будет вне их монополии». Но то ли власть выдвинула неприемлемые для Шолохова условия, то ли, наоборот, закапризничал сам Шолохов, но – снова повторю это слово – не сложилось.

А жаль, так как не исключено, что течение журнальных баталий было бы сильно взбодрено, и позиция, которую позднее станут называть «коммуно-почвеннической» или «национал-большевистской», была бы проявлена гораздо раньше.

Возникновения журналов «с направлением», с отчетливым кругом идей и обозримым кругом авторов пришлось дожидаться до самого конца 1950-х.

Пока в силу не вошел и не обзавелся редакторскими амбициями Валентин Катаев – ведь в первые год-два своего существования «Юность» была журналом хоть и цветастым, но с точки зрения литературы малоинтересным, и лишь постоянное представительство на его страницах авторов «исповедальной прозы» и «эстрадной лирики» очертило необщее выражение журнального лица.

А главное, пришлось ждать, пока на рубеже 1950–1960‐х годов в «Новый мир», отказавшись от редакторства в «Октябре», не вернется Александр Твардовский, а «Октябрь», Твардовским отвергнутый, не перейдет в руки Всеволода Кочетова.

Журнальный мир, что и предписано национальной традицией, стал многополярным, расколотым не на два лагеря («демократы-прогрессисты» и «верные автоматчики партии»), как обычно думают, но минимум на три, а с приходом Анатолия Никонова в отныне почвенническую «Молодую гвардию» уже и на четыре.

И вот благодаря их вражде, их истребительной полемике, противостоянию их позиций, 1960‐е годы стали золотым веком отечественной литературной журналистики.

Но это уже совсем другая история.

Альманашники: к истории «Литературной Москвы»

Первые сигналы о том, что оттепель в стране разрешена, были поданы, естественно, властью.

Сегодняшний номер «Правды», – 12 апреля 1953 года записывает в дневник историк Сергей Дмитриев, – имеет воскресный, праздничный характер. Небольшой, не сильно едкий фельетон. Значительный (1½ подвала) рассказ К. Паустовского «Клад». В рассказе природа занимает заметное место, а люди имеют свой язык и не говорят фразами из плохих передовиц. Обстоятельная театральная рецензия Н. Погодина «Веселый и содержательный спектакль» одобрительно отозвалась о спектакле «Стрекоза». Словом, газета всем своим обликом являет старую истину: воскресенье – праздник. И эта старая истина веселит и радостно входит в сознание: да, воскресенье – праздник. И это хорошо. <…>

Вообще полезно вспомнить, что «великий народ» – это ведь тоже люди, как и все люди. Просто люди. И хотят жить, как все люди живут12.

Дальше больше: 1 мая «Литературная газета» разместила на первой (!) своей полосе подборку «Весеннее» с лирическими стихотворениями Николая Грибачева, Сергея Смирнова, Маро Маркарян, Льва Ошанина, Вероники Тушновой, Евгения Евтушенко. И, – вспоминает Лев Копелев, —

когда начали публиковать в журналах, в газетах стихи о любви, о природе, о смерти, стихи, свободные от идеологии, от морализирования, это уже само по себе воспринималось нами как приметы духовного обновления13.

Население, и творческая интеллигенция в том числе, ответило на эти сигналы, прежде всего, слухами.

А вот, уже 7 мая, заносит в дневник ленинградка Любовь Шапорина:

В массе весенние настроения, ждут смягчения режима, улучшения жизни, перестали чувствовать этот тяжелый гнет, висевший над страной.

Странное дело, но это так! Кажется, ничего не изменилось, а легче стало дышать. В Москве расшифровывают СССР: смерть Сталина спасет Россию14.

Где слухи, там и разговоры, там и обсуждение не только руководящих поползновений, но и собственных, как сейчас бы сказали, проектов, в том числе коллективных.

И начальство, прежде всего курирующее творческие кадры, забеспокоилось.

По сообщению секретарей Правления СП СССР тт. Суркова и Полевого, – докладывают по инстанциям руководители Отдела науки и культуры ЦК, – часть литераторов, критиковавшихся в свое время за серьезные идейные ошибки в творчестве и примыкающих к ним, откровенно высказывает настроения реваншизма и веры в какой-то «идеологический НЭП»15.



Бояться «групповщины», как эти проекты назовут впоследствии, пока еще вроде бы рано. Однако разрозненные новомирские публикации статей В. Померанцева (1953. № 12), М. Лифшица (1954. № 2), Ф. Абрамова (1954. № 4), М. Щеглова (1954. № 5) уже выстраиваются в пугающую линию, и «внутри страны, в писательских организациях Москвы и Ленинграда, вокруг этих статей начинает группироваться отсталая часть писателей…»16.

А одновременно и композиторы затевают трехдневную публичную дискуссию с требованием «открыть двери» для 8‐й, 9‐й и 10‐й симфоний Д. Шостаковича, других произведений, ранее «подвергнутых широкой критике за их формалистический язык, чуждый народу круг образов»17. И художники своевольничают – в ЦДРИ еще 23 января 1954 года открывается первая «выставка без жюри»,

где не было цензуры выставочной комиссии – каждый смог принести в зал и повесить свою работу на обозрение широкой публики без каких-либо проверок, оценок и препон, что было немыслимо еще некоторое время назад18.

И осмелевшие поэты вослед художникам голос подают, на своем собрании внося предложение устраивать вечера непринятых, то есть неопубликованных стихов19.

10

Лукьянин В. «Урал»: Журнал и судьбы. Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2018.

11

Цит. по: Огрызко В. Все решала партия: Литературная Россия под контролем Старой площади. М.: Литературная Россия, 2016. С. 177.

12

Отечественная история. 1999. № 5. С. 147–148.

13

Орлова Р., Копелев Л. Мы жили в Москве. 1956–1980. М.: Книга, 1990. С. 35.

14

Шапорина Л. Дневник. М.: Новое литературное обозрение. Т. 2. С. 233.

15

Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. М.: РОССПЭН, 2001. С. 200.

16

Там же. С. 207.

17

Там же. С. 213.

18

Оттепель: Каталог выставки. М.: Гос. Третьяковская галерея, 2017. С. 474.

19

Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 200.