Демоны Вебера

Главарь не стал терпеливо дожидаться полного покраснения металла, параллельно с нагревом острия заряжая болт и с пыхтением взводя арбалет. Предсказатель тревожно наблюдал за небывалым зрелищем. Он еще никогда не видел, чтобы кто-то был способен голыми руками взвести крупный самострел, даже не уперев его в твердую поверхность. Он прекрасно понимал насколько там тугая тетива, и оттого у него в голове не укладывалось, как обычный человек из плоти и крови может без каких-либо приспособлений совершить нечто подобное.

В его молодые годы, инструктора по физической подготовке в военной академии любили потешаться над курсантами, якобы предлагая поставить зачет за курс тому, кто сможет голыми руками, на весу взвести предоставленный им самострел. Из всего потока предсказателя (размером в триста человек), за все время, проведенное им в академии, никто так и не смог получить зачет таким способом. Сейчас же, прямо у Верго на глазах, Остин плавно и целеустремленно натягивал тетиву, даже не обращая внимание на скапывающую с посиневших пальцев кровь.

Когда с приготовлениями было покончено, главарь гвардейцев уверенно направил взведенный самострел на неподвижное тело, присев на одно колено и уперев в него правую руку для стабилизации оружия. Палец Остина тревожно поигрывал спусковым крючком, в то самое время как он сам едва заметно корректировал направление острия болта, поджидая подходящего момента. Когда очередной порыв ветра стих, болт с негромким свистом отправился вгрызаться в неподвижную плоть. Доля секунды, и вот уже снаряд вонзился в руку Бориса чуть ниже плеча, практически задевая сустав. Острие глубоко вошло в тело гвардейца, оставив снаружи лишь фрагмент древка с обвязанной вокруг веревкой. Почти что сразу из раны засочилась кровь, окрашивая бледно-серые рукава наемника. Темное пятно довольно быстро расползлось вокруг снаряда. Это было видно даже издалека.

На этот раз к вытягиванию товарища подключилась почти что половина группы, и слегка вздрогнув от натяжения веревки, тело планомерно начало курсировать в направлении гвардейцев. Мокрый от крови пепел быстро облепил руку Бориса. К тому моменту как тело вытянули наконец в безопасную зону, за счет налипшей со всех сторон к мужчине золы и почерневших щепок, забившихся у него в сальных волосах, наемник походил на обугленную мумию.

Увидев беднягу вблизи, Верго невольно поморщился, отпустив одновременно с Остином парочку отменных крепких словечек. Состояние Бориса было незавидно, и не нужно быть врачевателем чтобы это понять: из-под неестественно бледной кожи проступали набухшие голубоватые вены; под глазами мужчины красовались огромные посиневшие мешки, они были практически так же сини, как и его губы, вокруг которых пролегали остатки засохшей кровавой пены.

Гвардеец лежал неподвижно, не подавая никаких видимых признаков жизни. Глаза его были плотно закрыты, а грудь совершенно не вздымалась, будто бы позабыв, каково это — прогонять по легким воздух.

— Черт, он что же это, копытца отбросил? — пронесся у Вебера над ухом неосторожный вопрос какого-то гвардейца.

Отмахнувшись от пары идиотских вопросов, предсказатель закатал измаранный пеплом рукав Бориса, прощупывая его пульс. Холодные пальцы Верго скользили по влажному от крови запястью в попытке ощутить слабые, едва пробивающиеся из-под кожи толчки. Не менее двадцати секунд нависал Верго над неподвижным наемником, после чего, не скрывая удивления, хрипло огласил:

— Пульс есть. Он жив. — Протерев рукавом зеркальную поверхность своих часов, Вебер приставил их к носу гвардейца. Он облегченно вздохнул, когда мгновение спустя металлическая поверхность слегка запотела. — Еще дышит, пускай и слабо.

— Что с ним? — встревоженно спросила Арчи. — Как ему помочь?

— Да кто ж его, блять, знает? — небрежно бросил Остин. — Что бы с ним ни было, оставаться здесь дальше мы не можем. Предсказатель, можешь быстро вытащить из него болт и обработать рану?

— Мне нужно… Ну, двадцать минут.

— У тебя есть десять.

Верго поспешно захлопотал над раненым, пытаясь на глаз прикинуть шансы последнего на выживание. Осторожно пройдясь кончиками пальцев по краям паршиво выглядевшей раны, предсказатель уперся подушечками в древко болта, торчащее из плоти бедняги. Дела были плохи, Вебер не имел и малейшего понятия что произошло с организмом пострадавшего гвардейца, он сильно медлил, опасаясь своими действиями навредить мужчине.

Собравшись с мыслями, предсказатель перетянул руку наемника наспех сделанным из подола кафтана жгутом, промыл водой из фляги покрытое пеплом ранение и зафиксировал пальцами выступающее из тела основание древка снаряда. Он хорошо знал, что попытка изъять снаряд сейчас, еще до перемещения тела, станет для гвардейца губительной, открыв еще большее кровотечение и практически гарантированно занеся глубоко в рану какую-нибудь инфекцию. Нет, болт извлекать было никак нельзя, оставалось только укоротить выступающую его часть и обездвижить руку.

— Кровь все никак не останавливается. Дайте мне что-нибудь раскаленное, — спеша проговорил предсказатель, направив свою реплику в ряды столпившихся вокруг гвардейцев.

Второй раз просить не пришлось, ведь уже через минуту ему протянули единственную уцелевшую суповую ложку. Разогретый на пепелище столовый прибор отсвечивал оранжевым, излучая пренеприятный жар. Кто-то вдумчиво обернул ручку ложки тканью, уберегая тем самым пальцы Вебера от ожогов.

Ухватившись за импровизированный инструмент, предсказатель принялся тщательно обрабатывать выступающие из-под кожи островки плоти, кривясь от омерзительного смрада жженой человечины.

Когда он уже заканчивал, хладнокровно и неумолимо орудуя раскаленной ложкой, из уст лежавшего до того безмолвно мужчины донесся слабый, едва слышный стон. Не выказавши внешне и толики удивления, про себя Верго восхитился живучестью наемника — тот потерял не так уж и мало крови, еще минуту назад выглядел ничем не лучше трупа, но теперь, по всей видимости приходил понемногу в себя.

Вебер бережно согнул руку раненного в локте, формируя из остатков своего одеяния подобие фиксирующей руку повязки. Закончив свою работу, он с трудом привстал над наемником, смахивая со лба выступившие капли пота. Предсказатель оценивающе оглядел объект своих трудов, словно пытаясь понять, будет тот жить, или все-таки отправится к праотцам в ближайшие полчаса.

Гвардеец же ко всеобщему удивлению и впрямь заметно порозовел. Его грудь потихоньку вздымалась, разнося по ослабленному телу живительный кислород, вперемешку с окружающим путников дымом. Собравшиеся вокруг наемники переглядывались и негромко роптали, буравя многозначительными взглядами то неподвижного собрата, то нависшего над ним предсказателя, а периодически и вовсе, украдкой поглядывая на хмурого предводителя.

— Он не пойдет, — тяжко выдохнул Верго, словно с дыханием были проблемы у него, а не у раненного гвардейца.

— Значит потащим, — отрезал Остин, умываясь водой из фляги. Главарь гвардейцев выглядел взвинченным до предела. Его волосы стояли дыбом как у разъяренного дикого зверя. Раскрасневшееся лицо было изрезанно сетью мелких морщинок, тщательно обегающих безобразный шрам. Стресс и постоянное напряжение сказывались и на нем, и теперь это мог бы заметить даже самый невнимательный член их команды. Образ непоколебимого каменного изваяния рассеивался на глазах, обнажая нервного, озабоченного, и дьявольски уставшего человека из плоти и крови.

— Если не хочешь дотащить до места следующего привала его холодный труп, то придется соорудить носилки. Без этого никак… — хрипло сказал Вебер, промывая пересохшее горло живительной влагой из фляги.

Остин ничего не ответил, он лишь едва заметно кивнул, после чего раздал своим подчиненным несколько емких указаний, тем самым дав понять предсказателю что его участие здесь необязательно — с этим гвардейцы уже справятся сами.

Не совладав с тяжестью своих ног, Верго уселся прямо на сырую землю, облокотившись о невысокий, поросший мхом старый пень. Его больше не заботили состояние и чистота своей одежды, да что там, такие лохмотья и одеждой называть грешно. Сейчас он выглядел немногим лучше тех бедняков, что толпились у сжигаемых куч с провиантом. Грязный, изодранный и искусанный, мужчина с горечью оглядывал огрубевшую и растрескавшуюся кожу рук, напомнившую ему увиденную когда-то картинку испещренных трещинами пустынных солончаков.