Демоны Вебера

Последующие несколько часов Нил провел в небольшой узкой каменной камере, оборудованной лишь выдолбленным в камне лежаком да небольшим отверстием в полу, отведенном под человеческие нужды. Вход в это крохотное помещение закрывала массивная стальная дверь, сквозь специально сделанные прорези которой в камеру проникали бледные лучи газоразрядной лампы. Внутреннего источника света в комнатушке не было.

Поскольку данное помещение мало того, что располагалось глубоко в храме, так еще и было погружено под землю метров на шесть, внутри царила достаточно неприятная прохлада. Хоть одежду юноше и оставили, после полугода пребывания в нечеловеческой жаре, длительное нахождение в таких условиях явно не способствовало крепкому здоровью.

Парень безустанно растирал руки и ноги находясь в центре камеры, всячески стараясь не соприкасаться с холодными каменными поверхностями. Он вслушивался в каждый шорох, искренне надеясь, что его заберут отсюда еще до того, как у него разовьется пневмония. Несколько раз кто-то прошел за дверью, единожды из-за стены донеслись довольно громкие скребки, и вот, наконец, ключ зазвенел в замочной скважине. Конечно де Голль был рад что его не оставили тут плесени на съедение, но вот опасения за свое будущее никуда не исчезло, даже более того, неведомое ранее предчувствие внушало юноше поистине необузданный страх, он с трудом сдерживал дрожь в руках.

Несколько слегка помятых жизнью солдат молча сопроводили Нила в среднего размера помещение, находящееся где-то в центре храма. Ноги парня предательски подкосились стоило ему только увидеть убранство комнаты: не в меру высокие своды, украшенные жуткими, малоразличимыми ввиду недостатка освещения барельефами; стены хаотично измаранные темно-красной краской были дополнительно покрыты сетью черных узоров, состоящих преимущественно из завитков и спиралей; пол был выложен неисчислимым множеством гладких речных камней, чуть крупнее гальки, на некоторых виделись следы неизвестной красноватой жидкости. В качестве источников света в помещении использовались закрепленные на крупных старинных канделябрах черные свечи, в свете которых все окружающее выглядело особенно жутко. Но худшее было впереди — в самом центре комнаты стояло вколоченное в пол кресло с множеством кожаных ремешков. Стоящий у его изголовья человек, одетый в уже знакомые Нилу белые мантии, черные перчатки, и респиратор, заботливо протирал сиденье от все той же красной жидкости.

«Это конец. Прав был тот сержант, сейчас тут я и помру. Лучше бы попробовал сбежать из лагеря, тогда протянул бы хотя бы с десяток дней», — болезненно заворочались у Нила в голове мысли. Их поток, не найдя себе надлежащего выхода, вырвался в виде негромкого стона, полнящегося отчаянием.

Осознав всю плачевность своего положения, парень подобно загнанному в угол животному решил до конца сражаться за свою жизнь. Собравшись с силами, он со всей дури зарядил одному из своих палачей в кадык, второму он намеривался ударить коленом в область паха, но, слегка промахнувшись, попал по печени, точнее попал бы, если бы ему вовремя не скрутили руки. Единственный пострадавший схватился за горло, пытаясь то ли откашляется, то ли вдохнуть. Слегка отдышавшись он от души прошелся серией ударов по солнечному сплетению юноши. В глазах Нила заплясали яркие звездочки, дыхание болезненно перехватило, жуткий спазм свел все его нутро.

— Вот сука, — прокряхтел солдат, держась за кадык как за свое главное сокровище. Он замахнулся для еще одного удара, но был остановлен молчаливым жестом странного доктора, стоявшего все это время у деревянного кресла.

— Не стоит сопротивляться, юноша, — прохрипел врачеватель. — В конце концов это ваш единственный шанс выжить. Воспринимайте все это, — врачеватель демонстративно обвел руками помещение, — как часть вашего лечения.

— Все готово, — донеслось из того же прохода с которого приволокли де Голля. Невысокий ассистент врача в расстегнутом медицинском халате и затертой туникой под ним, прикатил в комнату громоздкий медицинский воз, заполненный разнообразными склянками, ампулами и всевозможной стеклянной тарой.

— Чудно, тогда нечего оттягивать. Усадите пациента, — властно приказал солдатам доктор. Подобравшись к возу он претенциозно осмотрел крупную емкость с темно-красным содержимым. — Я надеюсь, на этот раз проба прошла все стадии перегонки?

— Лично проследил, — нервно выпалил ассистент, копошась во множестве стекляшек.

Нила силой усадили в кресло, крепко-накрепко затянув кожаные ремни, обхватывающие его руки, грудь, ноги, и даже голову. Как и ожидалось, парень не мог пошевелить ничем кроме языка, век и губ, но и это тут же исправили, заткнув его рот связанными между собою кожаными ремешками. Юноше оставалось только беспомощно смотреть на происходящее, стараясь отдышатся после избиения при помощи одного только носа.

— Нил де Голль, шестнадцать лет. Чистокровный равиец. Группа крови А, резус положительный. Крепкое здоровье и никаких врожденных пороков. Очень многообещающе, думаю все пройдет гладко, — слегка затягивая гласные бормотал доктор пока осматривал бумаги связанного юноши.

Помощник экспериментатора подошел к Нилу вплотную, держа в руках тканевую связку из пяти шприцов, заполненных одинаково бесцветными жидкостями. Протерев запястье парня спиртом, он установил крупный катетер, закрепив его на руке бинтами. Одно за другим содержимое шприцов было вкачано посредством железного приспособления в кровеносную систему де Голля. Последний не чувствовал какой-либо боли или жжения, только холод охлажденных медикаментов плавно распространяющийся по его жилам. Сердце юноши работало в бешенном темпе, еще больше ускоряя процесс.

Еще никогда в своей жизни Нил не был настолько беспомощен. Его охватила смесь отчаянья и обиды, обиды на мир, на несправедливую судьбу, на заразивший его грибок, что и привел парня в это ужасное место. Все тело юноши охватила дрожь, он не мог сказать были ли этому причиной введенные лекарства, или же просто первобытный страх за свою жизнь. Может его родители действительно были правы? Может ему следовало усмирить свои амбиции и жить тихой и мирной жизнью в Танголле? Увы, уже поздно было что-либо менять, да и для сожалений, казалось, осталось не так уж много времени.

Все присутствующие надели необычные очки с прорезиненной оправой и темными матовыми стеклами. Доктор щелкнул вделанным в стену малозаметным тумблером и в тот же миг десятки мелких фиолетовых ламп зажглись где-то у сводов помещения. Ниспадающий с них свет явно не был обычным — под его лучами на стенах и мелких камнях, лежащих на полу начали проступать сотни неказистых символов, напоминающих совмещенные простейшие геометрические фигуры. Все активней проявляясь, они сплетались, образовывая один громадный узор, тонкой сетью оплетающий всю комнату.

— Тревор, надень ему повязку. Если он и дальше будет так пялится, то повредит сетчатку, — приказным тоном обратился к ассистенту врачеватель. Повинуясь, помощник нацепил плотный лоскут ткани Нилу на глаза.

Мир юноши поглотила тьма, но даже она не могла вытеснить нечеловеческий страх, что пожирал его рассудок. Де Голль попробовал помолится, хотя бы в мыслях призывая всех известных ему богов себе на помощь, но ответом ему послужили лишь странные скрипы и позвякивания стекол, доносившиеся со стороны экспериментаторов. Парню оставалось только вслушиваться в окружающие его звуки и прислушиваться к собственному телу, отдавшись на милость своим мучителям.

— Следи за пульсом, если перескочит за двести — сразу вводи лидокаин, — донесся знакомый голос доктора. Его помощник утвердительно хмыкнул и Нил почувствовал, как два липких и холодных пальца легли ему на второе запястье, свободное от катетера.

Кто-то более массивный подошел к парню, вероятно это был врачеватель. Тот же человек (судя по звуку), начал откручивать металлическую крышку неизвестного средства. Юноша узнал этот звук потому что и сам не раз скручивал эти крышки, характерные для летучих веществ, вроде спирта или масла.