Первокурсник

— Не буду, не буду! До завтра больше ничего не получит! Саша тоже сердится. А он так жалобно мяукает, что у меня просто сердце разрывается.

Села на стул, усадила его к себе на колени, почесала за длинным ушком, погладила бочок с выступающими рёбрышками. Не хочет сидеть. Вывернулся из-под рук, неловко спрыгнул на пол и бегом к ногам Иванки! Посмеялись с ней вместе, но тут же в душу вернулась тоска. Поднялась со стула, отошла к окну, постояла там, скрестив руки под грудью, глядя на подсвеченные луной облака.

Нужно пойти и поговорить с мамой. Она как нарочно сегодня с работы раньше обычного вернулась. Просто сказать ей, что задержка. Может, ничего страшного. Даст какие-нибудь таблетки, и всё придёт в норму. Чего ты трусишь? Не убьёт же она тебя в конце концов! Ну же! Сколько можно бояться?

Тяжело вздохнула и поплелась вон из кухни. Если бы оглянулась, поймала бы на себе сочувственный взгляд Иванки. Не оглянулась. Подошла к открытой двери маминой комнаты, постояла в нерешительности. Ещё раз вздохнула, подняла голову и вошла.

Мама сидит за своим столом и что-то быстро пишет в толстой тетради. Горит настольная лампа. Другого света в комнате нет. На столе пара раскрытых книг, какие-то бумаги. Обстановка с самого детства знакомая — мама работает.

Прошла к кушетке, села. Дотянулась до выключателя торшера, зажгла его, но тут же снова погасила.

— Чего тебе, Натка? — не поднимая головы спросила мама. — Заняться нечем?

— Да нет, есть чем… Мам, что-то у меня задержка большая, — сказала спокойным, даже равнодушным тоном, а у самой сердечко сжалось.

Мама кивнула, продолжая писать:

— Большая — это сколько?

— Сегодня пятый день… Даже, наверно, шестой.

— Нигде ничего не болит?

— Нигде.

Мама прекратила писать, отложила ручку и развернулась на стуле боком. Забросила руку на спинку и оценивающе посмотрела на неё.

— Так… Сношения с кем-нибудь были?

— Зачем?… Почему ты спрашиваешь? — а сама покраснела так, что аж уши запылали.

— Почему спрашиваю? — мама поднялась со стула, подошла и уселась на кушетку рядом. — Хочу исключить возможную беременность. Так были или нет?

Это не мамин голос. Так говорят врачи. Спокойно и даже равнодушно. Ну правильно, для них-то это никакая не проблема.

— Были, — кивнула и посмотрела маме прямо в глаза. Впрочем, долго выдержать её взгляд не смогла, опустила голову.

— Когда в последний раз?

— Всего один раз было… Две недели назад. Седьмого вечером. Думаешь, это беременность?

— Не знаю. Возможно… Нужно будет анализы сдать, тогда… Впрочем, зачем анализы? Сейчас Малыша спросим!

— Нет, не надо! Лучше анализы! Не надо, мам…

Мама помолчала, не отрывая от неё взгляда. Потом вздохнула.

— Ну ладно, не надо — так не надо. Рассказывай!

— Что рассказывать?

— Кто он такой? Сколько ему лет? Что между вами? Любовь или так — потрахаться захотелось?

— Нет никакой любви… — опустила голову. Слова едва выходят из губ. — И не хотелось мне ничего.

Мама оторопела.

— Стоп! Что-то я ничего не понимаю! Любви нет, потрахаться не хотелось. Он что, насильно тебя взял? Что ты мне голову морочишь, Натка?

— Ну… там… как-то всё непонятно получилось… — аж спина вспотела, так трудно дались ей эти простые слова.

Голос Сашки. Уже стоит в дверном проёме. Взгляд вопросительный.

— Звала? Что это с ней?

— Ну-ка, зайди!

— Мама!

— Не мамкай! — рассердилась мама. — Сама не можешь толком рассказать, я его спрошу! Уж он-то мне не соврёт!

Сашка вздохнул и тихонько сказал:

— Прости, Натка! Это ведь форменное изнасилование было. Почему меня не позвала?

— Не было никакого изнасилования!

— Ну не знаю… Если один тебе на ноги навалился, а второй рот заткнул и трусы с тебя стаскивает, то, по-моему, это самое что ни на есть настоящее изнасилование. Чего ты их выгораживаешь?

— Что?!!! — мама вскочила на ноги и в совершеннейшем изумлении уставилась на неё. — И ты столько времени молчала?! А ты почему раньше не сказал?!

— Почему, почему… — Сашка тоже разозлился. — Потому же, почему и она! Ты бы на себя в зеркало посмотрела, так сразу бы поняла, чего мы оба боялись!

— Они извинились, — вмешалась Натка. — Поняли, что натворили и извинились…

— Что?!!! — неожиданно завопил Сашка. — Только не говори, что ты их простила! На меня у тебя почему-то доброты не всегда хватает, а на каких-то ублюдков хоть отбавляй!

— Ну-ка, цыц вы оба! — закричала мама. — Молчать! Или я за себя не отвечаю! После выяснять отношения будете! Иванка!

Иванка уже стояла под дверью. Как только заслышала их возбуждённые голоса, так сразу прибежала из кухни.

— Да, Марина Михайловна?

— Забирай эту дурищу, — она мотнула головой в сторону дочери, — и глаз с неё не спускай! В туалет запросится — иди вместе с ней!

— Мам, зачем это? — запротестовала Наташа.

— Затем! Пока мы с Малышом всё не устроим и домой не вернёмся, ты будешь под постоянным присмотром! Марш отсюда! Видеть тебя не могу! Размазня! Слюнтяйка! Насчёт ребёнка потом решать будем! Всё! Исчезни с глаз моих!

Захлопнув за Иванкой дверь спальни, она развернулась к Саше и сердито уставилась на него.

— Эти твои морально-этические принципы меня когда-нибудь с ума сведут! Нужно же и меру знать! Тут такое ЧП, а он скрытничает!

Саша молча протянул ей рюмку, в которой плескалась какая-то мутноватая жидкость.

— Что это?

— Пустырник. Выпей, тебе нужно.

— Лучше сделай валокордину. Двадцать пять капель…

Рюмка из руки Саши исчезла и тут же появилась вновь. В спальне запахло мятой. Приняв рюмку из его рук, Марина залпом выпила, поморщилась и вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Рассказывай! Ничего не упускай!

— Может, сядешь?

— Не могу я сидеть… Лучше похожу… Давай начинай!

— С чего?

— Во-первых, чей это ребёнок! Говоришь, их двое было?

— Нет, не совсем так. На тот момент в квартире их оставалось четверо. Хозяйка — Света Стручкова, Гриша Мазин, Володя Соловьёв и Натка. Мазин с Соловьёвым утащили Натку в спальню, пока Света возилась на кухне с приготовлением закусок. Утащили якобы в продолжение шутки. Они за столом много шутили и смеялись. У Натки было прекрасное настроение. Она им всем начала доверять. Кроме того, мне кажется, она симпатизировала Грише Мазину. В спальне они повалились на кровать, Соловьёв навалился ей на ноги, а Мазин принялся её целовать и раздевать. Она не сразу сообразила, что происходит. По-настоящему запаниковала лишь тогда, когда он уже устроился у неё между ног. Соловьёв к тому времени из спальни исчез. У неё с ним ничего не было. Всё время полового акта он провёл на кухне со Светой. Это был план Мазина и Соловьёва. Мазин должен был соблазнить Натку, а потом они хотели устроить что-то вроде оргии со сменой партнёрш. Натка пыталась сопротивляться, но почему-то не стала кричать. И меня не догадалась позвать. Сразу после того, как он её отпустил, влепила ему пощёчину, расплакалась и убежала в ванную. Вскоре после этого ушла домой. Так что отец ребёнка однозначно Мазин.

Марина кивнула:

— Так! Подробнее о нём. Кто он? Кто у него родители?

— С родителями просто беда, — вздохнул Саша. — Папа у него с весны этого года исполняет обязанности городского прокурора. Документы об утверждении его в этой должности уже несколько месяцев лежат в кадрах Минюста в Москве. Скорее всего утвердят.

— Так. А мать?

— С матерью дело обстоит ещё хуже. Она уже восемь лет является председателем областного суда. Старшая дочь тоже пошла по этой линии. Учится в Москве, на юрфаке МГУ.

— Так, понятно… А что из себя представляет сам Гриша?

— Высокий, симпатичный парень. Занимается спортивной акробатикой. Кандидат в мастера спорта. Ловкий, сильный, с прекрасной фигурой. Учится хорошо. От девочек нет отбоя. Натка вон тоже попалась.

— Было у неё с ним что-нибудь до седьмого?

— Нет, ничего особенного. Общались на переменах, но не чаще, чем с другими. Судя по всему он ей нравился, но она не предпринимала попыток познакомиться ближе. Тут трудно точно определить… Может и строила ему глазки. Незаметно даже для самой себя строила. Не знаю я. Тут нужно её спрашивать, а может быть, и в её сознании копаться.