Страница 12 из 20
Положение ландесвера, если бы он отошел на рижские позиции, было чрезвычайно выгодное для продолжения переговоров, и следовало предоставить эстонцам инициативу наступления на Ригу. И материальное, и моральное преимущество было бы на стороне ландесвера. Вместо того, майор Флетчер под сильным давлением крайних германофилов и редактора газеты «Rigaesche Zeitung» д-ра Серафима решил предупредить готовившихся к наступлению эстонцев и сам в день окончания перемирия, 20 июня, у Вендена перешел в наступление.
Русский отряд, сформированный для борьбы с большевиками, с обязательством не вмешиваться во внутренние дела Прибалтики, объявил себя нейтральным и был уведен с фронта. Первый и третий батальоны были по просьбе союзных миссий отправлены в Либаву для поддержания порядка в этом городе после ухода германских оккупационных войск, а второй батальон оставлен в Риге для содействия местным гражданским властям.
На фронте дела пошли неважно для ландесвера. Эстонцы, хорошо вооруженные и снабженные англичанами, оказались противником более серьезным, чем большевики. Броневой их поезд оказался живой крепостью, с которой балтийские добровольцы справиться не могли. Началось отступление. Дух добровольцев, быстро поднимавшийся при успехах, так же резко начал падать при неудаче. Война с эстонцами была чрезвычайно непопулярна и большинству из балтийских добровольцев непонятна. Отступление приняло беспорядочный характер и едва не привело к полному развалу ландесвера. Эстонцы, поддержанные латышами северных уездов Лифляндии, под командой полковника Замитана стали подходить к Риге, обстреливая уже предместья. Испорчен был снарядом главный водопровод, и город остался без воды. Шайки германских солдат производили в городе грабежи. Настроение латышских солдат полковника Баллода по отношению германцев и балтийцев со дня на день ухудшалось. На улицах происходили столкновения, при которых пускались в дело ручные гранаты. Полковник Баллод имеет великую заслугу, что сумел сдержать свои части настолько, что дела не приняли более крупных размеров. В Риге вновь началась паника. Все боялись вторжения эстонцев в город и производства ими грабежей и избиений. Вмешались союзные миссии и, чтобы спасти город, уговорили эстонцев заключить перемирие, по которому германские части должны были отойти на запад от Риги до линии речки Миссы на полпути между Митавой и Ригой. Балтийский же ландесвер, впредь до разрешения его судьбы, был отведен и сосредоточен в Туккуме.
Лишь после этого и после того, как все временные учреждения городского управления были эвакуированы из Риги, войска Замитана и эстонцы торжественно вступили в город. Порядок, поддержанный до тех пор совместно латышскими войсками Баллода и 2-м батальоном русского отряда, нигде не был нарушен.
По договору, заключенному между балтийским командованием и эстонцами, Балтийский ландесвер должен был быть очищен от всех чинов германской службы и командование перешло к английскому полковнику Александру.
По окончании переформирования ландесвер из Туккума был отправлен на противобольшевистский фронт у Крейцбурга, откуда, принимая участие во всех боевых действиях, продвинулся совместно с латышами и поляками до линии Режица – Люцен – Двинск, в так называемой Латгалии.
Лишь в феврале 1920 года ландесвер как таковой был расформирован, английский полковник Александр уволен и ландесвер переименован в 13-й Туккумский полк под командою латышских офицеров.
Венденская авантюра после либавской нанесла непоправимый вред положению балтов в стране, хотя я определенно знаю, что большинство из них не сочувствовало ни первой, ни второй авантюре.
Германцы, отступив от Риги, укрепились на линии речки Миссы и реки Курляндской Аа до Шлока. Между германскими и латышскими передовыми постами лежала нейтральная зона. Для проезда из Риги в Митаву и обратно требовалось на каждый раз разрешение как германских, так и латышских властей. Поезда между этими городами не ходили вовсе. В Риге уже летом распространялись тревожные слухи о предстоящем наступлении немцев на Ригу.
Июль 1919 года
Пока происходили все эти события в июне месяце, силы русского отряда стали быстро расти. Из Германии и из Польши, где была организована целая система вербовки и отправки русских военнослужащих, еженедельно прибывали пополнения. Вследствие этого роты могли быть переименованы в батальоны. Сила батальонов была: 1-й батальон – 800 штыков, 2-й – 400 штыков, а 3-й – 300 штыков. Кроме того, был сформирован стрелковый дивизион из 250 спешенных кавалеристов. При отряде имелся эскадрон в 100 коней, одна 4-орудийная полевая и такая же гаубичная батареи, броневой взвод с одним броневиком и авиационный отряд с тремя аппаратами. Сформирован был кадр железнодорожного батальона и бригада по эксплуатации железной дороги. Отряд разросся до 3500 человек.
Прибыли также из Германии полковники Бермонд30 и Вырголич31 с предложением сформировать отряды с подчинением высшему командованию начальника русского отряда. Формирование этих отрядов происходило в Митаве. Полковник Бермонд дал своему отряду название «Отряд имени графа Келлера». По принципам формирования Бермонд расходился с принципами, принятыми в русском Либавском отряде. В последнем штаты штабов были сокращены до минимума, в отряд принимались офицеры исключительно русской службы, и то с большим разбором; тыловые учреждения были доведены до минимальных размеров, и все пополнения по получении обмундирования немедленно отправлялись на фронт, где вливались в строевые роты. Полковник Бермонд считал целесообразным начать с формирования многочисленных штабов, принимая добровольцами без разбора – офицеров, солдат как германской службы, так и русских, гонясь за количеством в ущерб качеству, и полагал, что формирования должны производиться все в глубоком тылу до того момента, когда отряд разрастется в крупную единицу. Благодаря такой системе формирование отряда не было закончено летом, то есть в период, когда климатические условия могли бы позволить предпринять наступление на большевиков, хотя номинальная сила отряда уже в августе достигла 4 или 5 тысяч человек32.
То же следует сказать о полковнике Вырголиче, который, начав формирование в Митаве, продолжал его в Шавлях33. Сила его отряда была не более 1500 человек.
Все три отряда, а именно: Либавский (Ливенский), 2-й имени графа Келлера (Бермонда) и 3-й полковника Вырголича объединились в один Западный корпус34 Северо-Западной добровольческой армии.
Ввиду сложившихся обстоятельств, я решил 2 июля выписаться из городской больницы и переехал на моторной лодке в Митаву, где был встречен выстроенными по набережной военными частями полковника Бермонда и Вырголича. Досадно мне было здороваться с этими удалыми истинно русскими частями лежа на носилках. Хотелось повести их скорее в бой, вместо того чтобы сидеть в тылу в Митаве. Закипела организационная работа, началось формирование штаба корпуса, получившего название Западного корпуса Северной (Северо-Западной) армии. Начальником штаба корпуса мною был назначен Генштаба генерал-майор Янов35, артиллерийская часть была поручена полковнику Беляеву, судебная – полковнику Энглеру36, дело передвижения – действительному статскому советнику Зеля37, интендантством заведовал полковник Колошкевич, контрразведкой – капитан Шнее, инженерной частью – полковник Ионас, санитарной – д-р Стороженко; казначеем был чиновник Родкевич, адъютантами штаба корпуса – капитан барон Будберг38 и поручик Бакке.
Пришлось руководить распределением пополнений, приходивших почти ежедневно из Германии, распределяя их возможно справедливее между отрядами Бермонда, Вырголича и моим собственным. К сожалению, полковник Бермонд уже в это время подчинялся мне неохотно, вкрадывался в доверие германского штаба, генерала графа фон дер Гольца и получал снабжение более обильное, чем отряды Вырголича и мой собственный. Даже оклады у Бермонда оказались повышенными, чем он вызывал неудовольствие у чинов других русских отрядов, переманивая их к себе. Очевидно, он гнался за количеством, а не за качеством, так как переходили к нему те, которым германская марка была дороже совести; лучшие же люди оставались в своих отрядах, с которыми сроднились.