Моя любимая лгунья

– Прости? Я даже не понимаю откуда проблема.

– Я задала тебе вопрос, и ты ответила мне, что познакомилась с этим мальчишкой. Зачем?

– Мам, проблема в наличии нового знакомого, или в том, кто этот человек? Ты ведешь себя странно и называешь его то «мальчишкой», то «приемышем».

– Ради бога, ты же не станешь говорить о нем как о родном сыне Камиллы и Романа, как о ровне. Он плебей и общение с ним…

– Ты… – у меня не хватало слов. Их просто не было. По крайней мере, приличных. – Мама, поверить не могу, что ты все это произнесла только что вслух. Это ужасно.

Ушла к входной двери, но она меня перехватила.

– Мы недоговорили, – тон сменился на властный, от которого я давно не испытывала страха.

– Если ты планируешь осыпать Арсения своими ужасными словами, мы не станем продолжать. Ты не можешь так о нем говорить и вообще о людях.

Мне казалось, что я объясняю ребенку, как снимать обертку с конфеты, прежде чем положить ее в рот.

– Правда? И почему? Какое из моих слов в отношении этого… – она задумалась на секунду, выискивая в голове слово, – человека, говорило о лжи? Он рос под крышей Буровых, но остался оборванцем. Даже с их фамилией и отчеством Романа. И, – она прочистила горло, как будто перед тем, как произнести финальное слово, – я запрещаю тебе с ним общаться.

– Знаешь, я сейчас уйду и притворюсь, что не слышала этого всего. А тебе надеюсь, станет в итоге стыдно за свои слова.

– Нет, дочка, – она обхватывает мое запястье своей ладонью и не позволяет сделать шаг. – Ты сделаешь так, как я сказала. Если твой отец узнает, он будет весьма огорчен твоим поведением.

– Тогда посмотрим, что скажет он. Потому что идти на поводу твоих дурацких принципов и прочей ерунды я не хочу.

– Это не принципы, – взревела на весь дом снова. – Он оборванец без родословной. Даже дружба с ним мрак, который ты сеешь на нашу репутацию. Прошу, одумайся. К тому же ему так много лет. О чем вам говорить? Какая может быть дружба у ребенка со взрослым мужчиной.

– В этом и проблема, мама. Я не ребенок, – дергаю свою руку и вырвавшись беру пакет, быстрым шагом скрываясь за дверью своей комнаты.

Отказываюсь понимать ее. Просто не хочу. Мама была брюзгой, но, чтобы дойти до такого? Это уже слишком.

Меня охватила жуткая ярость. На языке крутились самые отвратительные слова, которые я старалась не произносить вслух, но сейчас очень хотелось.

Повесив платье в гардероб, я разделась, проходя дальше в раздвижные двери, и оказалась в ванной комнате, чтобы принять быстрый душ.

Наш дом был большим и одноэтажным. Мне нравилось, что гостиная шла на уровень ниже и одна из ее стен ослепительно солнечной, состоящей из панорамных окон и парой раздвижных дверей. Из нее был выход на задний двор, в котором было все для отдыха. Этот дом, мог бы стать моим любимым местом, куда я бы хотела возвращаться постоянно, но в итоге я предпочитала оставаться в школе или у бабушки, изредка появляясь на глазах родителей, в городском пентхаусе. Здесь я не была с самого начала учебы.

Я задумалась о тете Камилле и дяде Роме. Они были хорошими людьми. Я помнила их маленький отрезок своей жизни, но даже так мало пробыв в моей памяти, отпечаток их остался очень большим. И сейчас мне было очень грустно, что я их больше так и не увидела.

Выключив воду, я надела тонкий халат и вошла в спальню. Открыла ноутбук и проверила чат. Почти все отозвались, кого я пригласила.

Посмотрев чуть ниже в списке бесед, я заметила, что значок контакта Арсения светился зеленым, и вошла в нашу переписку, где по-прежнему был только мой смайлик.

Пальцы зависают над его фото контакта, которое я немедленно сохраняю себе в телефон. На нем он смотрит прямо в камеру и улыбается. Один уголок губ немного выше другого, глаза чуть сощурены и на щеках совсем крохотные ямочки, выглядит это поразительно.

– Боже, может я маньячка? – внезапно приходит мысль.

Но посмотрев на него снова, я нахожу оправдание моему безумству и внезапной симпатии. Он такой красивый. Кто бы ни говорил, что внешность не главное, он будет неправ изначально. Прежде чем узнать человека, мы все же видим его сначала снаружи.

Никто не открывает двери во внутренний мир, не показав тот, что снаружи. И я мечтала узнать его. Понять, кто же такой Арсений Буров.

«Починил свой байк?», – правильное слово? Или лучше написать мотоцикл?

Я зависла над своим сообщением не зная, как правильно написать. Мне почти восемнадцать, мне понравился впервые парень. И общение мне дается с трудом. Я очень не хочу показаться глупой малолеткой, и чтобы мама была права со своим: «о чем общаться взрослому мужчине с ребенком». Но на самом деле мне до ужаса хотелось взять какой-нибудь блокнот и начать выводить сердца с именами «Тая + Арс = любовь».

– Я глупая малолетка, – упала на постель и убрала в сторону телефон, который резко щелкнул. – Что?

Поднялась и увидела, что случайно коснулась самолетика, который отправил мое сообщение ему.

– Он точно надо мной посмеется и подарит на день рождения шампунь для детей с куклой Барби.

Моя пламенная речь закончилась и когда я заглянула в телефон, он весело отбивал ритм тремя точками, скачущими по экрану. Я замерла. И оставалась в таком положении очень долго, пока мне не пришел ответ.

«Ага) Потом покажу, как он теперь громко ревет.»

И мой писк пронесся по всему дому. Я становлюсь немного ненормальной. И он станет моим оправданием, когда меня решат поместить в психиатрическое отделение.

«Круто) А я только приехала с города и плавлюсь от жары. Собираюсь почитать. А ты?»

«Собираюсь прокатиться)»

Пока я пялилась на экран мобильного, глупо ожидая приглашения, услышала рокот мотоцикла и побежала к окну, чтобы открыть его. У меня не было обзора на дорогу из комнаты, да и забор достаточно высокий, но я хотела хотя бы услышать, чтобы представить, как он мчит вперед, крепко сжимая руль.

Звук пронесся с большой скоростью, а за ним послышался клич встревоженных птиц, взмывших в небо. Я улыбнулась этому. Кажется, наш тихий поселок скоро перестанет быть таковым.

Глава 5

Смотрю вслед девчонке и не шевелюсь.

Это важно.

Если я не провожаю ее к дому, то смотрю за тем, как она дойдет к нему. Отец многому меня научил, но правда в том, что многое из этих штучек мне не подойдут никогда.

То, что Тая из семьи Павловых меня мало волнует. Мама отзывалась о них нормально. Но это не было равносильно – хорошо. Высшие круги часто кажутся идеальными снаружи. Внутри эти люди давно прогнили. Они пропитались собственным ядом, но их он не убивает. Парадоксально, однако.

Но здесь и думать нечего.

Тая слишком нежный цветок для меня. И хоть я не отношу себя к слоям, вылезшим из самого низшего подполья, все же не могу сказать, что далеко ушел, даже если рос в доме с пятью комнатами и личным поваром и садовником, посещая частную школу.

Этой девочке нужен принц и бал, а я не он, и балы меня не интересуют. Так что нет смысла напрягаться, чья бы дочь она ни была. Я даже не рассматривал ее как парень. Пусть и заметил, что она очень худая, но стройная. С длинными волосами какого-то шоколадного оттенка и с губами, которые имеют не самую ровную линию, не пухлые, но определенно розовые и красиво блестят на свету, стоит ей провести по ним языком. Остального я и не заметил.

Как только она оказалась за воротами своего дома, я заметил стоящую женщину на зеленой лужайке в соседнем от Павловых дворе. И этот взгляд… ооо, я к таким привык. Дело в том, что эти люди уверены, что если ты отмыт снаружи, то нутро никак не подчистишь и кровь не заменишь. Если ты безотцовщина, то ею ты и останешься. При этом сами не замечают дерьма, скопившегося под их кожей.

Законы этого мира просты. Я остался для них сиротой и бандитом со сломанным носом. Жаль их разочаровывать, я планирую здесь задержаться.