Страница 8 из 136
Младогегельянский радикализм оказался, однако, неспособным к действительной революционной борьбе с реакцией, когда она перешла в наступление. В 1842 – 1843 гг. правительства Пруссии и других немецких государств усилили преследование либеральных политических деятелей, писателей и издателей. Некоторые газеты и журналы были запрещены. Б. Бауэр и его сторонники истолковали факт отсутствия народного сопротивления драконовским мероприятиям немецких правителей как свидетельство безусловной неспособности «массы» к борьбе против существующего строя. Абсолютизация самосознания, которая раньше заключала в себе призыв, стремление всколыхнуть массы, поднять их на борьбу (разумеется, под руководством буржуазного «самосознания»), теперь выступала уже как недвусмысленное осуждение всякого народного движения и некритическое восхваление «критических критиков», провозглашавшихся творцами истории. Г.В. Плеханов следующим образом характеризует крах младогегельянства: «Программа Б. Бауэра и его единомышленников оставалась прогрессивною лишь до тех пор, пока сохраняла вид алгебраической формулы. А когда потребовалось заменить в ней алгебраические знаки определенными арифметическими числами, она приобрела сомнительный и даже прямо консервативный характер» (41, III; 667).
Эту заключительную, трагикомическую сторону младогегельянского движения мы рассмотрим во второй части нашего исследования. Здесь же достаточно подчеркнуть, что в 1844 – 1845 гг. Маркс и Энгельс решительно порвали с младогегельянцами не только потому, что они стали пролетарскими революционерами, но также и потому, что младогегельянцы уже и в качестве буржуазных демократов не годились в союзники.
Непонимание внутренне присущего младогегельянству расхождения между словом и делом, так же как и буржуазной подоплеки этого противоречия, приводит некоторых исследователей к односторонней и поэтому не согласующейся с фактами оценке этого идейного течения. Одни из этих исследователей, правильно подчеркивая, что в определенные исторические периоды слово также является делом, однозначно характеризуют младогегельянство как революционную буржуазную идеологию. Другие, напротив, подчеркивают несоответствие между младогегельянской теорией и их политической практикой, доказывая, что младогегельянство было враждебно революционной борьбе. Односторонность этих взаимоисключающих оценок младогегельянства заключается в том, что они недостаточно учитывают изменявшееся социальное содержание этого движения.
О. Корню в исследовании, на которое мы уже ссылались, отмечает наличие в левогегельянском движении, несмотря на общую всем его представителям философскую платформу, существенно отличных друг от друга тенденций. Э. Ганс, которого можно считать одним из зачинателей левогегельянского движения, применяя принципы Гегеля к юриспруденции, связывал их с политическими концепциями буржуазного радикализма, с одной стороны, и сен-симонизма – с другой. М. Гесс, опираясь не только на Гегеля, но и на Фейербаха, стремился философски истолковать и развить идеи утопического социализма и коммунизма[15]. А. Руге, занимавшийся главным образом издательской деятельностью, в своих публицистических сочинениях выдвигал на первый план политические вопросы, считая главной задачей текущей политической борьбы завоевание оппозицией легального положения, превращение оппозиции в органический элемент государственного устройства. О. Корню цитирует следующее заявление Руге: «Мы защищали свободное развитие, истинный принцип философии, в то время как старая школа отстаивала реакцию в политике и религии. В религиозной области Штраус своей „Жизнью Иисуса“ начал такое же освобождение, как я в политической области – критикой гегелевской философии права» (22, I; 153). Эта самооценка заключает в себе некоторое преувеличение, поскольку критикой гегелевской философии права начал заниматься уже Э. Ганс, а вслед за ним и другие левые гегельянцы. А. Руге приобрел известность еще в 20-х годах как участник буржуазно-демократического движения, которое реакция окрестила движением «демагогов». Осужденный по делу «демагогов», он четыре года находился в заключении. С 1838 г. Руге издавал «Hallische Jahrbücher für deutsche Wissenschaft und Kunst» – журнал, ставший органом младогегельянского движения. Этот журнал, правда под новым названием – «Deutsche Jahrbücher für Wissenschaft und Kunst», выходил с 1840 г. вплоть до его запрещения в январе 1843 г. в Лейпциге.
«Арнольд Руге, – утверждает С. Хук, – был центральной фигурой младогегельянского движения» (85; 126). Необоснованность этого вывода вытекает хотя бы из того, что Руге не создал ни одного значительного теоретического произведения[16]. Правильную оценку деятельности А. Руге дает Ф. Меринг. Руге, пишет он, «обладал многими качествами хорошего публициста – философским образованием, трудолюбием, деятельным, боевым темпераментом – и был в достаточной мере тем грубым клином, который подходил к грубой колоде реакции. Но за ослами, быками и лошадиными головами, которые сыпались из его уст, скрывался больше шумливый и придирчивый филистер, чем истинный революционер» (36; 86). Если уж говорить о центральной фигуре младогегельянского движения, то ею, конечно, был Б. Бауэр.
Важнейшим философским результатом левогегельянского движения был антропологический материализм Фейербаха, который уже в 1839 г. перешел на позиции материализма, а в 1841 г. опубликовал свою знаменитую «Сущность христианства», которая выявила ту двойственность, которая характеризовала младогегельянскую критику религии, поскольку она носила идеалистический характер.
Маркс и Энгельс с самого начала своего участия в младогегельянском движении выступают как революционные демократы, и это находит свое выражение в постановке ими коренных философских проблем.
Революционные демократы, как идеологи широких трудящихся масс, в отличие от либералов (и в известной мере также радикалов) не боятся революционных методов осуществления буржуазно-демократических задач и, хотя они нередко разделяют массу иллюзий относительно последствий буржуазных преобразований, решительно отвергают путь реформ, компромиссов с реакционными феодальными силами, стремясь довести до конца буржуазную революцию. Среди ближайших предшественников Маркса и Энгельса наиболее выдающимся представителем революционно-демократической идеологии в Германии был, несомненно, Георг Бюхнер, который писал: «Единственное средство осуществить республику – это революция» (73; 67).
Младогегельянский идеализм, с одной стороны, и революционный демократизм – с другой, следует рассматривать не только как результат предшествующего развития философской и общественно-политической мысли Германии, но и как определенную фазу в идейном развитии Маркса и Энгельса. Поэтому ближайшей задачей нашего исследования должно быть изучение становления этих исходных теоретических и политических воззрений.
Некоторые исследователи признают наличие нескольких этапов идейного развития Маркса на пути к гегелевской философии и младогегельянству. К. Беккер полагает, что вначале Маркс «следует романтической философии» (71; 130). По мнению О. Корню, Маркс начинает с буржуазного просвещения и от него переходит «к романтике и затем к гегельянству» (22, I; 125)[17]. Мы не можем согласиться с этими исследователями, несмотря на то что в стихотворениях юноши Маркса чувствуется увлечение романтизмом[18].
В известном письме к отцу (1837 г.) Маркс говорит о том влиянии, которое оказали на него Кант и Фихте, прежде чем он пришел к философии Гегеля. Тем не менее, если учесть, что уже в 1837 г., т.е. в 19 лет, К. Маркс переходит на позиции диалектического идеализма, то такая дробная периодизация двух предшествующих студенческих лет представляется нам неоправданной. Ни школьные сочинения Маркса, ни другие, к сожалению весьма немногочисленные, материалы, относящиеся к 1835 – 1837 гг., не дают оснований для характеристики мировоззрения Маркса этих лет то как просветительского, то как романтически-идеалистического. Правильнее в данном случае говорить о становлении мировоззрения вообще, имея в виду, с одной стороны, преодоление тех воззрений, которые навязывались юноше Марксу всей окружающей средой (семья, школа и т.п.[19]), а с другой стороны, усвоение точки зрения диалектического идеализма как по существу первой философской концепции, к которой самостоятельно приходит юноша Маркс уже в конце первого года своей учебы в Берлинском университете. Этот же методологический подход нам представляется единственно правильным и при изучении становления философских воззрений Ф. Энгельса.
15
В 1851 г. Энгельс, характеризуя немецкий буржуазный радикализм, указывал: «…рьяное стремление передовой буржуазии придать своему движению хотя бы внешнее обличие социализма было вызвано огромной переменой, совершившейся в рабочем классе Германии» (1, 8; 23).
16
Обосновывая эту оценку, С. Хук пишет, что задачей Руге «было истолкование диалектики как инструмента мышления» (85; 129). Но такой интерпретацией гегелевской диалектики занимались почти все младогегельянцы. «Абсолютный идеализм, – говорит далее Хук о деятельности Руге, – был превращен в практический идеализм» (там же, 130). И здесь Хук подчеркивает лишь общие черты младогегельянского движения.
17
В другом месте О. Корню говорит еще об одной ступени в развитии Маркса на пути к гегельянству: «В своем духовном развитии, которое привело его к преодолению романтики, он (Маркс. – Т.О.), таким образом, не сразу пришел непосредственно к гегельянству, а сначала к переходному воззрению, одинаково далекому как от кантовского и фихтевского идеализма, который стал для него слишком чуждым жизни, так и от гегелевской философии, которая представлялась ему чересчур материалистической» (22, 1; 116).
18
Так, в одном из них самосознание поэта противопоставляется миру:
19
Мы имеем в виду отнюдь не реакционные, а либеральные буржуазно-демократические воззрения, без разрыва с которыми невозможен переход на позиции коммунизма. В семье К. Маркса господствовал дух буржуазного просвещения. Подобно другим прусским либералам, Генрих Маркс сочетал прогрессивные буржуазно-демократические убеждения с верой в историческую миссию прусской монархии. В.И. Ленин писал в статье «Карл Маркс»: «Семья была зажиточная, культурная, но не революционная» (5, 26; 46).