Каникулы в эдеме

– Пил много эля на посту?

Мальчик промолчал, зато вступился палач.

– Когда волчонка доставили, пахло элем, старейшина!

Резкий голос палача, не вяжущийся с массивным телосложением, раздражал старейшину. Велигор поморщился.

– Ты пил на посту, малой! Сбежал с поста, вместо того, чтобы доложить по чину!

– Твоя правда, родное сердце! – парень обреченно посмотрел на клещи. В светлых глазах играли отблески пламени.

Старейшина остро ощутил приближающеюся старость. Он не мог понять эмоций этого юноши. Парнишка пренебрег смертельной опасностью ради нескольких мгновений удовольствия. Лучше бы он солгал. Покинул пост прежде срока, пил эль. Повинен в смерти, но этого недостаточно. Для изменника, смерть это избавление. Закономерный финал длительных страданий. Завтра завершиться День Омелы, наступит пора жертвоприношений. Семь Дев Миргарды умоются кровью. Жертву принесут на рассвете, под гнетущий вой рожков и бой барабанов. Семь Дев отличаются великодушием, мальчишке всего на всего надрежут горло в двух пядях от яремной вены. Он будет умирать долго, не испытывая мучений. Кровь истечет на тотем к полудню. Иное дело – Тонгалашка! Матери смерти надлежит приносить особую жертву. На ее роль предназначался полукровка этериец, вся оплошность которого заключалась в излишней болтливости. Напился эля с гулящими девами и ругал ведунов. Девицы наутро донесли, а чрезмерно разговорчивый горбун угодил к позорному столбу. Велигор знал, что ведуны потребуют принести его в жертву Тонгалашке, однако ночью этериец сбежал вместе с Левшой. Левше не угрожала опасность, во всяком случае, до той поры, пока старейшина оказывал ему покровительство.

– Что с тобой делать, волчонок? – вслух сказал Велигор.

Он на мгновение зажмурился, и увидел мальчика, привязанного к топчану. Истонченным от частого употребления ножом палач делает специальные надрезы на запястьях и щиколотках. Кожа сползает медленно, как змея сбрасывает ветхую шкуру в период линьки. Чан с кипящим, соленым до горечи раствором, бурлит на огне. Когда вода попадает на мясо, омерзительный запах вареной плоти насыщает воздух. Он протер кулаками веки, пытаясь отогнать мрачную картину.

Кат нетерпеливо шевельнулся.

– Коли велит старейшина, подвергну пытке маслом. Так изобличают лгунов. В чан с кипящим маслом кладется камушек. Коли достанет без крика, – не лжет!

На низком лбу палача бугрился уродливый нарост, косые глаза смотрели вбок, отчего невозможно было угадать направление взора. По причине жары, царящей в пыточной, его бедра опоясывал кусок материи, другой одеждой кат пренебрег. От него исходил сырный запах немытого тела и гнилостный изо рта, на плече краснела татуировка. Змея, держащая в пасти птицу с перебитым крылом.

– Масло закипит быстро! – охотно объяснял он.

– Ни к чему это! – грубо ответил Велигор. – Стражник не лжет.

– Всякая пытка в радость…

– Ты из рода Змея, как я вижу…

– Чести ради! – просиял палач.

Представители рода Змея с давних пор занимали низшие посты. Презираемая каста. Уборщики, палачи, гулящие девки. Крайне редко из них получались воины или мастеровые.

– Я уважаю твой род, бродяга! – Велигор поймал себя на мысли, что лукавит. Заигрывает с презренным палачом. Почему он это делает? Не потому ли, что ставит себя на место плененного, и загодя пытается задобрить мучителя? Дурные мысли, дурной сброд пустых мыслей! Он всего лишь устал!

– Чести ради, старейшина!

– Твое предложение недурно, но продолжим допрос! Кроме воя лиса ты ничего не чуял, малой? – спросил он.

– Нет! Я сказал об том старшому, он отговорил докладывать старейшине… – мальчишка закашлялся.

Велигор вопросительно взглянул на ката.

– Издох, – палач продолжал улыбаться, заячья губа обнажила сточенные передние зубы. – Порку сдюжил, железо, кипяток стерпел, – он монотонно перечислял произведенные действия. – А на дыбе издох, кость ему в горло! Моя вина…

– В чем твоя вина, кат? – удивленно спросил Велигор.

– Некого в жертву Тонгалашке отдавать! – он красноречиво посмотрел на пленного.

– Что рассказал старший дружинник?

– Тоже, что и мальчишка. Вой лиса.

Решения пришло неожиданно, словно озарение. Мысль возникла в голове помимо воли, и облеченная в словесную формулировку вылилась наружу. Так случается, – оброненная фраза или одно слово меняют судьбу.

– Пытать нет нужды! – отрезал старейшина, и похолодел от сказанного. Страх обуял его. Словно нырнул в прорубь, и задержав дыхание сколько возможно, плыл под тонким слоем льда, в надежде обнаружить спасительную полынью. В следующее мгновение он пожалел о скоропалительном решении, но отступать было поздно. Волк не поворачивается к медведю тылом! Велигор стремительно вышел наружу, не обращая внимания на изумленный взгляд ката, не слушая слова благодарности юнца, которые неслись ему вслед. Ему хотелось как можно скорее покинуть застенки. Металлический запах крови, огня и человеческих испражнений въелись в бревенчатые стены. Он распахнул дверцу, в лицо ударили бледные лучи осеннего солнца. Старейшина шел вперед, погруженный в раздумья, не обращая внимания на приветственные возгласы соплеменников. Чем объяснить смущение и робость, которые он испытал в присутствии палача и мальчишки? Он заискивал перед ничтожным катом! У последователей рода Змея не было собственного тотема. Они собирались в лесу, на исходе лета, поклонялись гадюкам, каких в здешних болотах водилось бесчисленное множество. В знак инициации позволяли змеям жалить себя, а затем вскрывали набухшие свищи. Он вспомнил обнаженный торс палача, на груди серели зарубцевавшиеся раны. Быстрее в дом, быстрее к Горице!

Загорелась столбом сухая пыль, навстречу бежал посыльный. Остановился, вскинул сомкнутый кулак в приветственном жесте.

– Вера и верность! – крик воина оглушил, старейшина махнул рукой.

– Говори!

– Служители люда собираются к полудню! – природа одарила вестника не только зычным голосом, но и золотыми веснушками, щедро осыпавшими его молочно-белую шею и румяное лицо. На шнурке болталась фигурка енота, вытесанная из дерева. Род Енотов считался древнейшим, к нему принадлежала большая часть ведунов. Саты, рожденные от смешанных союзов «волков» и «енотов», по умолчанию считали себя продолжателями рода Волка. Тотем рода возвышался возле центральных ворот, между кузней и ткацкой мастерской. Он сильно пострадал от огня, во время нашествия степняков, обугленный остроконечный нос смышленого животного служил предметом для бесконечных шуток со стороны детворы.

– Режь тебя медью, рыжик! – беззлобно выругался Велигор. Манящий образ обнаженной молодицы уплыл куда-то далеко, на юг, через Воронье горло, на континент, в Этерию, а оттуда еще дальше в опаленные солнцем пустыни. Края веспов и дулебов и мифических титанов гафардов. – Точно в полдень?

– Точно так! – надрывался парень, явно гордящийся своим заданием.

– Ступай…

– Какой дать ответ Совету?

– Буду!

Воин убежал. Велигор нарочно медленно шел по дороге, озираясь по сторонам. Возле потухших костров спали полуобнаженные парочки. Прогретая огнем осенняя земля неохотно отдавала тепло. Повсюду валялись опорожненные емкости из-под эля, шныряли откормленные крысы. Остатки пиршества привлекали умных животных. С тех пор как лисы были объявлены вне закона, крыс развелось сверх всякой меры. Дулебы завозили с материка смешных зверьков, отдаленно напоминающих рысей. Зверьки охотились на крыс, проявляя недюжинное терпение, ожидая грызунов подле нор. Ведуны усмотрели в зверьках порождение бесовской природы, якобы у них светились по ночам глаза как у нелюдей. Очередная глупость! У оленей тоже светятся глаза по ночам! Жители привыкли к зверькам, прикармливали их, но после решения Совета служителей люда началось избиение полезных и умных животных. Уцелевшие особи скрылись в лесу, а крысы с тех пор хозяйничали на улицах Верви. Крысы были совершенно бесполезными созданиями. Сложная иерархия прайдов предполагала жесткую дисциплину. Во главе рода стоял крысиный король. Ведуны пророчествовали, дескать, наступят тяжелые времена, и от крыс пойдет великая хворь. А случится это в тот час, когда остров Руян завершит дрейф. Не всегда следует верить тому, что говорят ведуны! Руян дрейфует после свершения Потопа, – так пишут в рунах. В этом году курс оказался севернее обычного, вот и холода наступают прежде положенного срока. Но старейшина помнил времена, когда остров сместился на юг. Воронье горло стало настолько узким, что умелые пловцы в ясную погоду доплывали до континента. Лето длилось дольше полугода, а зимой не выпало снега. Земля плодоносила выше меры, все разленились. Когда напали мункаты, развращением бездельем воины не сумели оказать должного сопротивления врагам.