Страница 3 из 109
Начал я со звонка Аллы и запланированной поездки. Затем прокрутил в голове предыдущий вечер. Случай на площади, странная женщина, уехавшая на лифте «Универмага». Встреча с Аллой, ужин в кафе, наш разговор, её руки поверх моих, обнимающие чайник, который она пыталась заморозить. Нинель Кирилловна — ну, понятно откуда вылез её образ, я всё время встречи с Аллой вспоминал о ней и прикидывал, правильно ли и достойно ли поступаю. Лифт наверх, ключ в замке, одежда, душевая, а потом…
— И что⁈ Ты, пацан. пришёл сюда хвастаться о том, какую классную деваху заманил к себе в душевую?
— Нет. Дальше. Прошу, не заставляйте, мне и так противно всё это показывать.
— Тогда нахрена? Зачем мне всё это видеть? Что, я не видел в жизни, как девок трахают? Я и сам бывает…
— Потому что я рискую стать подозреваемым. По делу.
— Ладно.
Я начал вспоминать дальше — не структурировано, снова начиная со встречи, перемежая образами из более далёкого прошлого. Потом собрался — вспомнил про то, как выходил на балкон подышать воздухом, смотрел на время — на будильнике было три часа ночи. Алла спала на кровати, я поправил одеяло и уснул сам. Проснулся — никого не было, одежды и прочего тоже. Звонок — образы дома, мысли о том, что меня ограбили, быстрые сборы, лифт, бумажка в лифте…
— Что на бумажке? — прервал свой разговор Пахомов.
Мне было нелегко, но я заранее решил, что скажу. Отец не стал бы рекомендовать мне заведомо-недостойного человека. Склонность к алкоголизму, конечно, вызывала подозрения, но я хорошо разбирался в людях — в сочетании с чертами характера всё скорее говорило о честности, чем о каких-то плохих качествах.
— Письмо от заказного убийцы. Он преследует меня и… моё ближнее окружение.
— Вот же дерьмо, — Пахомов почесал затылок. — Бумажку покажешь?
— Покажу. Но хотел бы попросить писать о ней в отчёте об экспертизе — я покажу её совсем другим людям.
— Опять это самое… Опчество? — усмехнулся он. — Знаю вашу породу. Насмотрелся уж за двадцать лет-то! Как сослали. И знаю, что с вами лучше не спорить. Сразу бы сказал, да!
— В следующий раз — сразу скажу.
— Ну и чего писать-то?
Он достал папку с бланками, ручку, помусолил, начал выводить.
— Номер документарный скажи и дату рождения. Как зовут-то, Матвеич?
Забавно, что за всё это время он так и не спросил имени. Нотариальный отчёт об экспертизе писали, пожалуй, даже дольше, чем проходила сама процедура дознания — по некоторым строчкам спорили, по некоторым долго думали, как сформулировать.
В итоге выходило, что Алла Расторгуева сама назначила встречу, сама попросилась ко мне в номер. Я понимал, что это бросает тень на её честь, поэтому мы опустили факт нашей интимной связи, сославшись на позднее время, плохую гостиницу Аллы и храп соседей — на самом деле, она всё это упоминала как факты и аргументы, чтобы остаться у меня.
Сняли копии на здоровенном допотопном агрегате, заверили, после я спросил:
— Итого — сколько с меня?
— В общем, вот если оно тебе поможет — то заплатишь, как говорили, двойную таксу. А пока — вали отсюда, ты мне уже начинаешь надоедать.
И я с радостью свалил — к тому же, время поджимало. Уже в такси я снова набрал Ирине, напарнице Аллы.
— Подъезжайте к гостинице. И вызывайте полицейских, точнее… милицию. Аллу похитили.
— Я… я знаю, — немного растерянно сказала она. — Я уже тут, ждём вас, Эльдар.
Последнее мне не понравилось, но менять маршрут я не стал. У гостиницы стоял милицейский внедорожник и пара представительных автомобилей. Вышедшую из дверей Ирину я узнал, хоть и видел последний раз полгода назад. Она указала кому-то на меня, я услышал «вот он!».
После чего ко мне подбежало трое мужиков в форме — незнакомой, странной. Ударили по ногам дубинкой, заломили руки за спиной
— Циммер Эльдар Матвеевич?
— Да! Что за хрень происходит⁈
— Вы арестованы. Подозреваетесь в убийстве Аллы Расторгуевой. Вы имеете право соблюдать молчание, все ваши слова могут быть использованы…
Первой мыслью было — запустить навык. Раскидать этих солдафонов по растаявшему снегу. Но я знал, что так будет только хуже. Я знал, что правда на моей стороне, поэтому оставалось лишь слушать знакомые, хоть уже и основательно подзабытые за прошедшие сотни лет слова.