Страница 71 из 87
Из штатских, если не ошибаюсь — в смысле, из недавно призванных.
— Ваша Милость, не сочтите за неуважение… — повторил он, аккуратно развернул какую-то потертую тряпицу и с поклоном предложил взять, что-то лежащее на ней.
Наклонившись с седла, я был вынужден признать, что некой доли уважения подарок и в с самом деле к себе требовал.
— Гм, щедро! Паскаль, сколько он стоит, браслет? — уточнил я, выделив самое ценное из лежавшего на тряпице.
— Думаю, не меньше 80 флоринов, господин лейтенант, — с улыбкой сообщил тот.
Многие из идущих мимо солдат не сдержались и ахнули, от удивления и зависти к удаче стрелков. Кто-то прошелся по их родственникам, но, не осуждая, а с таким вот — своеобразно грубоватым уважением.
По поводу происходящего существовали вполне определенные обычаи, но поскольку содержался в них некий люфт возможностей, народ вокруг затаил дыхание и стал притормаживать, заинтересованно ожидая, как же я решу поступить.
Оставить себе такую добычу рядовые не имели права, но попытаться зажилить, естественно, могли.
— Изумрудный браслет приму с благодарностью,– сообщил я. — Три золотых — передай мастеру Паскалю. Он старший десятник, моя правая рука, и уверен — сумеет решить, как справедливо разделить их между собой и двумя другими десятниками, что ведут своих людей во главе колонны, а значит, не могут в полную силу шариться вокруг…
Переждав одобрительное бормотание, я уточнил:
— Как поступить с серебром, — его на платке лежало ливров на двадцать, — будет справедливо решить вам самим, внутри десятка. А чтоб остальные воины передового отряда не чувствовали себя обделенными, поручаю Паскалю разделить меж них вот это, — с этими словами я снял с пояса кошель, где всегда хранилось не меньше сорока-сорока пяти ливров серебряной монетой (около флорина — прим. автора) и передал его начштаба.
Учитывая, что вся предложенная добыча могла стать моей личной по обычаю, народ воспринял дележку на ура. Когда крики, броски шляп в воздух и прочий балаган прекратился, я велел продолжить движение:
— А то смотрите, что получатся, — сообщил я, театрально разведя руки, — из-за вас, это же мне самого себя придется лишать жалования за десять дней? Очень не хотелось бы…
Последние слова утонуло во взрыве солдатского хохота. И дальше — еще почти час движение продолжалось прежним порядком. До выхода из владений странно невнимательных лошалуа оставалось еще не больше двух — может быть — трех часов.
Наверное, более быстрая — речная — часть отряда уже поставила палатки на новом месте и сейчас спешно готовила лагерь и будущий ужин. Нужно было только суметь покинуть этот лес.
И желательно всем…
В какой-то момент лесная грунтовка вывернула к руслу реки.
Даже на фоне здешней милоты, у реки все равно было как-то светлее, чем в остальной части леса. И как-то уютнее что ли. Единственный минус, да и то — только на взгляд солдат — почти перестал попадаться брошенный хлам. Я, кстати, обратил внимание, что более-мене свежих тел и обломков подвозок — вроде не было.
На это старший из проводников с удовольствием принялся живописать, что твари и в самом деле редко нападают у воды. И вот прямо в тот момент, как носач-проводник договорил это, он испуганно икает и, не говоря ни слова, тычет пальцев куда-то в сторону воды, вцепившись при этом в повод своего коня.
Бедное животное начинает храпеть и вертеться на месте, но опытный хозяин этого напрочь не понимает. Расслабленный, как и остальные, я удивленно проследил за его взглядом и тут же понял:
«…Мать его, так вот ты какое…лошалуа», — невнятные рассказы, оказывается, совершенно четко описывали внешность сидящего к нам спиной существа.
Прошептав «не стрелять!» я соскользнул с коня, осторожно извлек меч, и с мыслью — была, не была! — стал подкрадываться к неподвижной твари.
Подобравшись к ней, на некоторое время замер с высоко занесенным клинком в руках, но так и не обрушил его на поникшую сморщенную…голову. Вместо этого я медленно опустил меч, закрепил его в ножнах и подчеркнуто равнодушно толкнул корявое тело в бок сапогом…
С треском завалившись на бок, дохлая тварь напомнила мне пенек или пучок корней. И корни, кстати, действительно, были частью ее туловища.
Прежние шутки про руки-причиндалы сейчас выглядели все еще смешно, но и глупо одновременно. Древесного вида пяти- семиметровые тентакли (7) точно не годилась для всех тех скабрезностей, что несколько дней назад обшутили простоватые вояки.
Мелкая гнусь, в сидячем или лежачем виде, вытянувшись — страхолюдина — внушала уважение даже лежа. И в самом деле — с длиннющими руками и ногами, что заканчивались всамделишными корнями и скорее всего, волочились за ней по земле, или может, как-то причудливо извивались, словно лапы осьминога — теперь, слава Богу, не узнаешь.
Потребовав, чтоб караван продолжил путь, я подозвал свою свиту:
— Гляньте, кто-нибудь знает, отчего оно сдохло? — но полчаса споров ничего даже слегка похожего на единое мнение не родили.
Было понятно, что лошалуа сдох, но отчего — народ терялся в предположениях.
— Ладно, едем, пока караван не ушел без нас, — решил я, и спустя несколько минут мы покинули берег Сены, снова углубившись в чащу.
Большую часть других версий каждый обдумывал в одиночестве, не в силах понять, что это сейчас было, но хотя бы приобретя некоторую уверенность, что нападений именно этих странных существ — вроде как не предвидится.
…Еще через час пути, когда передовой дозор неожиданно остановился и принялся оглядываться, я откровенно напрягся и внутренне приготовился к неприятностям.
— Ну, чего там? — до конных стрелков было не больше 20 метров, поэтому мне даже голос особо повышать не пришлось.
— Господин лейтенант, впереди всадники! Мало…
Остановив колонну, я пришпорил животное, и несколько секунд спустя — вместе с частью сопровождающих — оказался рядом с дозорными. Действительно, метрах в сорока впереди нас терпеливо ждали трое конных чужаков. Ну, или может не нас, а кого-то еще…