Страница 61 из 87
— Ты извини, подвел тебя, но я все-таки не хочу упустить «сотню». Впереди, дай бог, еще осада, и нам — ой как понадобятся опытные стрелки! — развел руками старший десятник.
Кивнув в ответ, Паскаль созвал свое сопровождение, и двинулся назад, к шатру своего командира. Точнее — к палатке, где уже вторые сутки лежало его тело.
Ему предстояла беспокойная ночь…
Когда лейтенант дю Ромпар вчера вдруг неожиданно потерял сознание и металлической статуей рухнул со своего коня, все что удалось сделать — это притвориться, что ничего не произошло, и хотя бы завершить переход.
Нет, ночевать на месте их нынешнего лагеря они планировали изначально, но короткий сон на заросшем лесом берегу Сены, это совсем не то же самое, что их нынешнее положение. Ни вчера, ни сегодня нападений не было, но никто не сомневался, что это просто везение, и здешние чащобы непременно возьмут с них плату кровью за неоправданное промедление.
Это ведь обычные звери, пусть даже и хищные, заслышав караван, старались непременно удалиться от шумной толпы как можно дальше. А вот «необычные» — те действовали с точностью до наоборот…
Они провозились с командиром всю ночь, но тот никак не желал приходить в себя. А тут еще вдруг выяснилось, что вчера их догнала делегация горожан, и предложила вылечить лейтенанта.
Как они узнали, почему ехали за нами — говорить с ним никто не пожалел, а оставшийся на ногах лейтенант, и вовсе пообещал выпороть за споры.
К обеду — все возможные версии обсудили, и виновными в происходящем признали именно горожан. Будь на то воля самого Паскаля и других ветеранов, они бы уже штурмовали Потьер, но шевалье де Шатонёф их подозрения назвал абсурдными, запретил торопиться в крепость и в ответ на отказ допустить лекаря из города, теперь уже пообещал бунтовщиков повесить…
Но это было куда легче сказать, чем сделать. Осознав, что происходит, большая часть роты отказалась присоединяться к спорщикам…
Нет, все работы по лагерю выполнялись как обычно. Солдаты шли в караулы, окапывались, рубили деревья, не лезли грабить провизию и вино из обоза, но фактически вышли из повиновения своим командирам.
Так что это даже хорошо, что удалось хотя бы такое место подобрать, тем более у реки. Будь иначе, им пришлось бы обустраивать уже два лагеря, а это — в два раза больший риск привлечь ненужное внимание.
Так что сейчас Паскаля шел назад, и радовался, что может хотя бы просто попытаться собраться с мыслями. Из неудобств остался только лес — и в самом деле не самое лучшее место для бивака на почти полтысячи человек, три десятка повозок да пару сотен лошадей — да местные растоптанные тропы.
К этому времени уже никто не толпился на пути, не пытался заступить дорогу с вопросами о командире. Правда, сегодняшняя стоянка не создавала и привычного для подобных ночевок гула. Народ жался маленькими группками к своим кострам, пугливо озирался и что-то все время обсуждал.
Хотя почему «что-то»? Паскаль с легкостью мог озвучить все, о чем сейчас спорили стрелки, но у него были и другие более важные дела. Например, все-таки решить, что же им теперь делать…
Вылечить, если это еще вообще возможно, Теодориха мог лишь его приятель маг, но в крепость идти нужно было еще не меньше четырех дней. Однако пока их с де Шатонёфом приказы не начнут совпадать, большая часть роты по-прежнему не сможет выступить из лагеря.
«…Дьявол, как же нам быть, сейчас мне нужно что-то предложить остальным, а я совершенно не представляю, что будет правильным…»
Не сомневался Паскаль лишь в одном: отдавать тело лейтенанта в руки приехавших из Потьера — ни в коем случае не следовало!
На поляне, где поставили командирскую палатку, все было по-прежнему.
Часовые — бдят на своих местах, фитили — дымят, и пожелай, кто силой заполучить тело лейтенанта, его ожидал бы очень неприятный и болезненный сюрприз. Однако к долгой осаде или массовой атаке защитники все же вряд ли были готовы.
Учитывая густой лес вокруг — даже одного решительного натиска пикинеров могло хватить, чтобы опрокинуть, и вынудить разбежаться неопытных рекрутов.
Так получилось, что сейчас силы «бунтовщиков» не превышали полутора сотен человек. Естественно, в основном малоопытных стрелков. Аркебузиры, арбалетчики… Да, если будет время, из остальных отрядов можно было собрать еще столько же, но тогда в «сотни», оставшиеся без своих командиров и их сторонников, своих эмиссаров мог прислать лейтенант де Шатонеф, и теперь уже заставить «нейтральную» массу присоединиться к себе, сведя хоть какое-то численное превосходство «защитников» к минимуму.
Недавнее повышение почти трех десятков самых умелых бойцов после победы в аббатстве, заметно улучшило преданность роты своему юному командиру в целом, но преданность телу, которое может умереть с минуты на минуты, это не очень надежное чувство, для того чтобы рисковать жизнью.
— Мастер, месье Паскаль… — лейтенантский оруженосец встретил лихорадочным шепотом. — Я, кажется, знаю, что произошло с господином. И нет, он не отравлен…
— Рассказывай!
— Я лучше покажу, иначе боюсь, вы мне не поверите… — смутился парень.
— Тогда подожди…
Через пять минут в просторном шатре лейтенанта собрались все более-менее влиятельные защитники его тела. Дирк лежало на своем ложе обнаженный по пояс, и выглядел так, будто болеет уже не одну неделю.
Все мимические морщины на юном лице заострились, а по-юношески пухлые губы истончились. Казалось тело хорошо сложенного и тренированного парня, сжигает какой-то внутренний жар, но любой, кто решился бы проверить это, легко мог убедиться, что это совсем не так.
Дирк был скорее, слишком холодный. Догадаться, что он действительно все еще жив, можно было только по очень редкому, почти не прощупываемому пульсу. Ну и испарине, что образовывалась на подносимом к губам бронзовом зеркальце…
Народ набился внутрь очень плотно, но болтать никто не решался из уважения к хозяину шатра. Здесь были люди, что зависели от того, останется ли шевалье в живых, и те, кто надеялся получить свою заслуженную долю от его успехов.
Чаще всего и первые, и вторые — были одними и теми же людьми.
Например, все кому лейтенант пообещал статус ветерана и двойное жалованье — будущие доппельзольднеры — в случае смерти лейтенанта могли попрощаться со своими мечтами.