Снежная Королева

А еще мне казалось, что папа постоянно ожидал кого-то. И если в деревне появлялось «свежее» лицо, он непременно старался выяснить о нём все, что можно и нельзя. Он ждал или намеренно искал кого-то, а вот зачем — я не понимала.

Глеб.

Молодая женщина опустила руки вдоль тела, смиряясь.

— Почему? Почему ты не хочешь помочь? — мужчина жестко схватил ее за плечи и встряхнул рыжеволосую. — Ведь ты можешь, можешь отменить проклятие!

— Не могу, — хрипло прошептала она, — не могу. Во мне нет Дара…

— Твоя мать?…

— Ее тоже нет…

Несколько дней назад она видела, как сошедшие с ума от отчаяния люди, выволокли ведьму из ее избушки и сожгли у старого у одинокого дуба. В священном месте, где мать приносила дары духам. Страшная смерть. А она, ее дочь, ничем, ничем не могла ей помочь. Ведь мать отреклась от нее за то, что она, Йоханна, сделала.

— Я не стану этого делать, Дагрун, — прошептала женщина, опуская голову, — мой сын… я не смогу ничего сделать его отцу. Не могу! Готлиб сейчас ненавидит меня за то, что по моей вине потерял жену, но он еще не знает, что у него есть сын, — ее глаза слабо сверкнули малахитовой зеленью и отразившейся в них надеждой, что мужчина поморщился от досады. — Зачем? Зачем ты заставил меня стать твоей женой перед твоими Богами? Я могу теперь быть с ним. Он любит меня. Любит! И наше с ним дитя прямое тому подтверждение. Это Его сын, понимаешь⁈ Отпусти меня, Дагрун, прошу, — бывшая, странно было произносить это, ведьмочка упала перед ним на колени и схватила в отчаянии полу его кафтана.

— Объяснись, — через минуту тяжелого молчания последовал холодный приказ из уст ее мужа.

— Ведьма… она теряет Дар, если носит под сердцем мальчика, а после его рождения становится обычной женщиной, — торопливо начала говорить Йоханна, — ведь родить ведьма может только девочку, чтобы передать свой дар дочери. И лишь в единственном случае возможно рождение мальчика. Если его отец любит ведьму. Не по ее приказу или под воздействием ритуала зачатия, как ему кажется в тот момент, а искренне. Любит по настоящему, понимаешь? — ведьмочка пристально посмотрела в черные глаза мужа и поежилась от холода, сквозившего в них. Как же он сейчас был похож на ее Готлиба! Она тихо продолжила, — никто не способен полюбить ведьму, поэтому рождение мальчика сравни чуду. А я… я смогла. Смогла!!! Готлиб… мы провели всего одну ночь, я тогда не стала его поить… впрочем, не важно, но он искренне любит меня, хоть и женился на Юлинне. Я лишь боролась за свое. Я в своем праве, Дагрун! — закричала Йоханна, отчаянно цепляясь за полы его одежды. — Отпусти! Отпусти меня и сына, я постараюсь успокоить Готлиба. Он меня любит… любит…

Ее тело сотрясали рыдания, а Дагрун смотрел на распростертое под его ногами тело жены. Той, для которой он поклялся перед всеми богами быть защитником, любящим мужем и опорой. А стал тем, кого она предала сразу после их свадьбы, предала все те клятвы, что давала у алтаря. Она валялась в его ногах, умоляя отпустить. Что ж, он ее и не держит больше. Не было в нем теперь тех чувств, что когда-то он старательно уберегал ото всех, все умерло в нем. И жалость к любимой женщине тоже. Она хочет свободы — пусть. Но сына он не отдаст.

— Это я, — тихо сказал Дагрун, отходя от женщины на шаг назад и разворачиваясь к ней спиной.

— Что? — непонимающе посмотрела на него Йоханна, отняв руки от заплаканного лица.

— Готлиб всегда любил только Юлинну, с самого детства, — спокойно произнес мужчина, — ты не знала, не замечала или не хотела замечать очевидного. Но вы всегда были вместе, словно родные сестры. Она и любила тебя, как сестру, а не подругу. И не предавала…

Как ты ее!!! Фраза повисла в воздухе, хоть и не была произнесена вслух. Дагрун повернулся к Йоханне, но на его лице была маска спокойствия. От его взгляда шла бесконечная волна холода, что женщина невольно подалась назад, чем вызвала скупую усмешку. Он и раньше ее никогда пальцем не трогал, да и теперь бить не собирался.

— Ты всегда… яркая, как солнышко, привлекала к себе внимание. Как огонек, что согревает, но стоит дать ему свободу и… либо сгорит, либо сожжет все вокруг. А Ю ла — всегда спокойна, как вода в озере в летний день. Задумчива, тиха. За это ее и полюбил Готлиб.

— Да что вы в ней все нашли⁈ — выплюнул ведьма, подскакивая и гневно сверкая глазами, — что в ней такого, чем обделена Я!!!

— Когда Готлиб признался мне, что хочет просить руки Юлинны у Ольсенов, я с радостью поддержал брата, — с усмешкой продолжил Дагрун, словно не обратил внимания на перекошенное от гнева лицо ведьмы. — В тот день он мне еще признался, что подруга Юлинны не дает ему прохода и пригласила его вечером в сенник. Это был день его помолвки. Да и понятно было зачем, — презрительно проговорил Дагрун, а ведьмочка против воли покраснела, вспомнив ту ночь. Она несмело подняла взгляд на мужа, заметив, что он внимательно смотрит на нее. — Вот только… это я, а не Готлиб, был с тобой в ту безлунную ночь…

— Ты лжешь, — смогла только прошептать Йоханна, заметно бледнея.

— У тебя на левой груди, над соском маленькая родинка, она не заметна в темноте, но… — он не договорил, но девушка поняла его намек и еще сильнее побледнела. Дагрун продолжил, — ты ведь понадеялась на свой ритуал, что понесешь первая, и Готлибу придется жениться на тебе. Выбора-то у него не останется. Ты продумала все, кроме того, что он никогда не изменит своей невесте. А еще не учла того, что твоя мать согласится отдать тебя в жены мне. Она знала обо всем, поэтому тебе пришлось уехать на следующий день. Жаль, что уберечь свою названную дочь от тебя она не смогла.

— Ты лжешь, лжешь, — как заведенная повторяла женщина, понимая, что она натворила, — нет… он был там…

— Нет, — этим коротким словом Дагрун разбил все ее надежды на счастье с любимым, — он просто не пошел, Хани, — с издевкой произнес мужчина. Именно так он называл ее во время их страстной встречи. — Я любил тебя, Йоханна. Ты занимала все мои мысли много лет. Я ждал, когда ты закончишь обучение и вернешься, чтобы я смог упросить твою мать благословить нас. Я дышать на тебя не мог и… если бы Готлиб пошел, я убил бы его на месте. Я пришел к тебе, а ты даже не заметила подмены, ведь мы с братом хоть и двоюродные по отцам, но очень похожи. И Торун — мой! мой сын. Теперь мне стала понятна твоя реакция на слова повитухи, когда он родился. Ты ведь не была уверена до конца, что носишь сына, потому что твое проклятие сработало. Ты была так счастлива, что готова была бежать к своему Готлибу, — выплюнул он злобно. — Беги! Беги к нему, пусть он ненавидящий тебя за проклятие, убийца твоей матери, окончит твою никчемную жизнь. Сделает то, на что у меня никогда не поднимется рука — убить мать моего сына. Ты говоришь о праве, Йоханна. Так вот. Я заявляю, что в своем праве нахожусь и забираю у тебя сына. А ты — свободна, — тихо выдохнул Дагрун, а за окном, словно подтверждая его слова, послышались далекие раскаты грома.

— Не-ет, — по залу прокатился полный отчаяния то ли стон, то ли вой, женщины. — Нет, не отнимай моего мальчика, он же еще совсем маленький. Я его грудью кормлю…

— Я не хочу, чтобы мой сын впитывал с твоим молоком всю ту ненависть, что ты испытываешь ко всему миру и к людям. Ко всем, кроме Готлиба. Я не желаю, чтобы ты осознанно убеждала Торуна, что его отец не я. Я сам воспитаю из него мужчину.

— Ты не можешь, — бросилась она к нему, не зная, что сделать — ударить или умолять о снисхождении, — не можешь отобрать моего мальчика…

— Могу! И сделаю!

Мужчина обошел, стоящую перед ним женщину, поднялся в их спальню, завернул спящего ребенка в теплое одеяльце и покинул этот дом навсегда. Жалости он больше не испытывал.

Мужчина резко сел на кровати, проводя ладонью по влажному от пота лбу, и с неприязнью посмотрел на лежащую рядом рукопись. Пожелтевшие листы, исписанные убористым текстом на датском языке, вызывали в нем отвращение. И даже то, что этому фолианту было несколько столетий, а он ценитель древностей и истории повидал их немало, не вызывало в его душе никакого трепета. Хотя все его предки, видимо, приложили руки к написанию этой «инструкции». Когда отец передал ему рукопись, то подробно рассказал, кто и зачем сделал это… пособие?