Снежная Королева

— Да…Да-рья Мих…Мих… хайловна, что-то вы дел-лаете? — заикаясь, выдал этот… этот…

— Это ты ш-ш-што твор-риш-шь? — змеёй прошипела я, надвигаясь на него с плотно сжатыми кулаками. Я, не останавливаясь, шла, понимая только, что вот сейчас я могу накинуться на него с кулаками. Денис хоть и был невысокого роста, но все же взрослый мужчина. А мне ведь всего-то пятнадцать лет…

— Осторожнее, — крикнул кто-то рядом, и я резко обернулась, замерев соляным столбом в восхищении. Позади меня, взбешенный и с пеной у рта, стоял Лютый. Он полностью в тот момент оправдывал свое имя.

Но я не испугалась его, понимая, что вся его ярость придется сейчас на мужчин, стоявших рядом со мной. Он меня защищал!

Встав на дыбы, чтобы продемонстрировать всю свою силу и мощь, Лютый был готов обрушить свой гнев на Дениса, и закончиться все для него могло печально.

— Нет, Лютик, не надо, — я цепко ухватилась за его гриву, повиснув вялой тушкой в воздухе, а потом крепко обвила руками мощную шею, обнимая. Я висела на нем, пытаясь успокоить и бессвязно шепча что-то. Конь мотнул головой то ли пытаясь сбросить меня, то ли соглашаясь, но окружающие нас мужчины сделали синхронный шаг в нашу сторону, готовясь ловить мое тщедушное тельце. — Отойдите, вы нервируете его! — захрипела я, крепче вцепляясь за поводья, чтобы успокоить своего друга. Лютик присмирел, но все еще гневно косился на мужчин, переставляя копытами и кружа по загону.

— Пошли все вон, — тихо рыкнула я, а потом погладила вороного по бархатистой морде, — они больше не тронут тебя, — ласково произнесла я, а конь фыркнул в сторону моей окровавленной руки, — ничего, до свадьбы заживет. И меня не тронут. А если что, пожалуемся папе. Он у меня знаешь какой⁉ У-у-у, грозный, — хихикнула я, поглаживая коня по гладкой шерсти на лбу.

— Покатаемся завтра? — шепотом спросила у Лютого, на что мне в ответ только фыркнули в лицо, обдав горячим дыханием.

Но моей мечте не суждено было сбыться. Отец, узнав о произошедшем, взашей выгнал Дениса с конюшни, а меня отходил прутом, что я три дня не могла сесть, не то, что верхом кататься. Папа, конечно, к вечеру успокоился, а вот я, напротив, сильно на него обиделась. Я понимала, что отец испугался за меня, но если бы я не кинулась к жеребцу, то пострадать могли те, кто находился рядом со мной. Поэтому, папа вину за собой чувствовал, но виду не подавал. Лишь тяжело вздыхал, искоса смотря на меня. Ну а я… мне, наконец, удалось выбить разрешение на посещение Лютого, а вот кататься — ни-ни. Только отцу мы ничего не говорили, это наша с Лютиком тайна.

Потрепала коня по разгоряченной шее и слегка сжала ногами бока, направляя его к загону. На конюшне уже кипела работа, слышалась нецензурная брань одного из работников, распекавшего провинившегося местного мальчишку. Издалека понять причину провинности я не смогла, поэтому махнула рукой, снова погружаясь в свои воспоминания. Прогулка помогла немного привести мысли и чувства в порядок. В последнее время мне стали сниться странные сны, больше похожие на сериалы, идущие по телевизору, которые местные кумушки с удовольствием часами обсуждали в местном магазине.

На смену снам о двух красивых девушках в старинных нарядах, которые весело отплясывали под заводную музыку скрипки, пришли тяжелые сны, наполненные тревогой и… страхом. Снилась некогда красивая женщина с потускневшим взглядом зеленых глаз, которая с тоской смотрела на зарево пожара и шептала какие-то молитвы. А однажды мне приснилась… я. Вернее, не совсем я. У той девушки, скорее женщины, что медленно умирала во сне, были такие же белоснежные волосы и синие глаза. Этот взгляд из-под угольно-черных ресниц смотрел на кого-то с нежностью и затаенной грустью. Она улыбалась, силясь что-то произнести, но слов я не расслышала, а потом ее рука безвольно повисла, и до боли знакомая рука навсегда закрыла ее потухшие глаза.

После того сна я ощущала неясную тревогу в груди, давившую своей тяжестью. Эта женщина из сна казалась до боли родной. Узнать бы кто она? Имеет ли она отношение к моей «аномалии»? Я не знала.

Да, я — аномалия.

А еще «странная», «ненормальная», «уродка» и, как вишенка на торте, «дура седоволосая». И еще куча эпитетов, которыми меня «награждают» наши соседки и все местные, жалея моего отца за глаза. То, что отец не знает об этом, говорит только о том, что в селе его боятся и уважают, наверное, поэтому меня до сих пор терпят, а не закидали камнями или сожгли на костре, как в глухое Средневековье.

Я отличаюсь от людей. Всех.

И дело не только в том, что я выгляжу особенно. Да, у меня длинные, ниже талии, волосы абсолютно белого цвета. Их невозможно покрасить ни в один цвет, даже черный. Я пробовала. Два часа рыдала над грязно-серыми сосульками, в которые они превратились, но через несколько дней, к моему удивлению, они снова искрились на солнце, как чистый иней. При этом у меня…та-дам!!! Черные брови и черные ресницы, а еще нежная кожа с теплым молочным оттенком и потрясающая для моих восемнадцати лет фигура с нужными выпуклостями и округлостями. Только парни избегают меня, да еще и прозвище придумали — Снежная Королева. И пошло все как раз с того дня, когда Дениса выгнали с фермы. Именно с его подачи мне и прилепили все термины и эпитеты. Уж не знаю, пил ли он в тот день, но в деревне он пустил слух, что когда Лютый встал на дыбы, у меня волосы взлетели вверх, а глаза светились "потусторонним'(надо же, и слова-то какие знает, гад!) светом. Потом все местные кумушки пересказывали друг другу по секрету, что «дурочка седовласая — местная ведьма. Стояла, мол, рядом с жеребцом взбешенным, глаза которого светились огнем, а из ноздрей серный дым шел. А она стоит рядом, а вокруг свет дивный, будто ангел мщения с небес сошел». И я бы тоже посмеялась и повздыхала вместе с ними, но слышать подобный бред в двадцать первом веке, в цивилизованном государстве — это слов нет, как описать подобную дикость. Папа потом внушение Дениске сделал, но толку-то? На всякий роток не накинешь платок. Разговоры не прекращались, а лишь стали передаваться шепотом. Только мне легче не стало. Теперь при моем появлении все разговоры резко замолкали, мне дарились фальшивые улыбки, а за спиной, стоило отойти на пару шагов, постоянно слышалось шипение и обидные прозвища.

А все из-за еще одной моей аномалии, правда, знали о ней всего несколько человек. Потому как, случись то, что об этом узнают в деревне, мне не сдобровать. Впервые это случилось со мной еще в детстве, мне лет пять было, кажется. Я случайно дотронулась ладонью до руки папиного друга, который в то время частенько приезжал к нам в гости. Дядя Сережа — папин сослуживец, они вместе с ним прошли Афганистан, и он помогал нам, привозя необходимые отцу вещи или новости из столицы.

В тот день я и сама не поняла, что произошло, но я вдруг оказалась… под толщей льда, а воздух тут же вышибло из груди. Появилось чувство, что сердце сейчас остановится, а легкие жгло от нехватки воздуха. Ничего не соображая, я забилась в этой толще ледяной воды, а потом…

Очнулась я от того, что папа тряс меня, как тряпичную куклу, пытаясь привести в чувства. Его друг сидел рядом с серым от страха лицом и оба с ужасом смотрели на меня. В тот день мои золотистые косы, которыми так гордился мой папа, в один миг побелели, став седыми.

Папа потом рассказал мне, что когда я взяла его друга за руку, я вдруг стала сильно задыхаться, а мои глаза расширились, делая их практически черными только по краешку радужки была синяя кайма. Дядя Сережа попытался вырвать свою ладонь, но мой захват оказался не по-детски крепким. А потом раздался голос, мой голос. Он был бесстрастным и ледяным, и, казалось, не мог принадлежать пятилетнему ребенку. Я сказала, что Сергей провалится под лед и умрет через три ночи.

Мужчины мне не поверили. Да и никто не поверил, если бы не тот факт, что мои волосы стали белоснежными после того случая. Отец растерялся, не зная, что делать, а дядя Сережа только посмеялся, сказав, что это все детские выдумки, и не нужно сильно переживать за него. С этими словами он уехал. После этого он еще несколько раз нас навещал, смеясь, хвалился, что очередная зима закончилась, а летом провалиться под лед сложно. Хлопал смущенного отца по спине, говоря, что дети и не на такие выдумки способны. Папе это все не нравилось, но врачи, которые меня потом осматривали, не нашли никаких отклонений в моем физическом и психическом здоровье. А волосы… чего только от сильного испуга не случается? Ну, приснилось ребенку что-то, бывает…