Страница 2 из 134
— Юлинна просто расцвела, — заметила ведьма, пригубив вишневого вина из серебряного кубка. В их суровом крае эта ароматная ягода была на вес золота, но семья Ольсен умудрялась выращивать ее в своем саду и производить этот волшебный напиток. К слову, ягодка-то росла не без ее помощи, поэтому к приезду Варны ее всегда ожидала бутылочка ароматного вина.
— Да, вошла наша девочка в пору невест, — с повлажневшим взглядом улыбнулась госпожа Ютта, — но вы не волнуйтесь, Госпожа Ведьма, — зачастила она, словно оправдываясь, — мы и за Йоханну дадим такое же приданое, как и за нашу дочь.
— Как обещано, Госпожа, — пришел на помощь Хроар, — мы помним и благодарны вам за помощь и за то, что вы сделали для моей Ютты. Поэтому, не извольте беспокоиться.
Ведьма довольно улыбнулась, растягивая карминно-красные губы в улыбке и обнажая белые ровные зубы. В мерцающем свете чадящих свечей эта улыбка казалась зловещей, но сидящие за столом люди не обратили на нее никакого внимания.
— Хорошо, господин Ольсен, я не сомневалась в вас. Только вот, ведьмы замуж не выходят, не создают семьи, — пояснила она, — мы продолжаем свой род девочками, ибо принять Дар может только новорожденная девочка. Да и то, если она будет с рыжими волосами и зелеными глазами. Да, и какому мужчине нужны дочери? Ведь родить мальчика, наследника, мы не можем. Да-да, я помню, вы — исключение, — пропела ведьма, заметив смущение и разочарование на лицах хозяев дома.
Супруги смотрели на ведьму удивленно, явно переваривая услышанное. За столом воцарилась тишина, которую никто не пытался прервать. У Ольсенов рождение даже девочки — чудо. Ютта больше не могла иметь детей, что сильно омрачало ее душу. А Хроар слишком любил свою жену и единственную дочь Юлинну, чтобы жениться на другой женщине или признать наследником сына на стороне. Ведьма это понимала, поэтому, помогая много лет назад Ютте Ольсен разрешиться от бремени здоровым и живым ребенком, взяла с Хроара клятву, что ее дочь, рожденная в один день с Юлинной, станет и им второй дочерью. Как, впрочем, Юлинна была названной дочерью ведьме. А это дорогого стоило. Ольсены не должны были видеть между ними разницу и любить обеих одинаково. Хроар согласился не задумываясь, а Ютта нет-нет, да и задумывалась о подоплеке той давней клятвы. Варна видела это, но молчала, понимая, что слова здесь бессильны, как и убеждения, что они с Йоханной не причинят никому и никогда зла. Ольсены, и, правда, относились к Йоханне как к родной, одаривая девочку подарками и вниманием, как родную дочь Юлинну. Да и девочки крепко сдружились, считая себя почти сестрами. Хотя, почему почти? Они и были сестрами… пока. Варна хоть и не знала, но чувствовала, что скоро… совсем скоро все произойдет.
— Ведьмы моего рода родить мальчика не способны, — как-то с грустью продолжила Варна, — поэтому замуж мы не выходим, предпочитая однажды просто провести ритуал с каким-нибудь мужчиной, чтобы зачать дочь.
Она посмотрела на Йоханну, которая в центре зала отплясывала вместе с Юлинной. Красивая, стройная, грациозная юная ведьмочка, пока не знающая горя и потерь.
Как же ты так ошибешься?
— А как же любовь? — робко произнесла Ютта, прижимая ладони к груди.
— Любовь⁈ — если бы Варна могла, она бы рассмеялась, но лишь горько. Кто способен полюбить ведьму? Их же даже в этом краю лишь терпят, да и то, до первой беды. А там… она же первой станет мишенью для обозленных «охотников», а защитить ни ее, ни Йоханну некому, кроме их Дара.
Много лет назад она услышала для себя предсказание. В силу особенностей своего дара видеть свое будущее и будущее дочери она не могла, поэтому Варна и взяла обещание с Ольсенов, что они защитят и ее дочь тоже. Как свою…
— Да, любовь, иногда, решает все, милая Ютта. Тебе ли не знать об этом? — хмыкнула ведьма, заметив смущение на лице госпожи Ольсен. — Теоретически, если мужчина по-настоящему, а не по ведьминскому принуждению, полюбит ведьму, то может родиться мальчик. Но это лишь означает конец рода ведьм. Ведь родить девочку, дочь, которой будет передана искра Дара, она больше не сможет. Дар угаснет навсегда, и у ведьмы тоже.
— Не понимаю, — пробормотала Ютта, глядя недоуменно на улыбающуюся ведьму.
— Вам и не надо, — посоветовала Варна, снова сверкнув малахитовой зеленью глаз. После этого Ютта расслабилась, заулыбалась, словно и не было этого непростого разговора. Хроар недоуменно перевел взгляд с улыбающейся жены на невозмутимо сидящую за столом ведьму, а потом решил, что молчание — золото.
Даша.
За три года до основных событий.
Свист ветра в ушах, прохладные потоки воздуха овевают разгоряченное лицо. Слияние двух тел — мое и горячего скакуна. Что может быть лучше утренней верховой прогулки⁈
Я осадила жеребца, перевела с галопа на неспешную рысь, давая коню отдых. Солнце уже практически показалось над верхушками деревьев, что с трех сторон окружали небольшую, всего домов сто-сто пятьдесят, деревеньку.
— Ну что, Лютик, еще кружок и домой? Завтракать? — ласково потрепав коня по гриве, спросила я, шепнув ему в ухо. Лютый скосил на меня черный глаз, презрительно фыркнул, мол, «неженка», и тряхнул роскошной черной гривой, — конечно, это ведь не тебя отец отходит ивовым прутом, если мы не вернемся до завтрака. Ребята и так подставляются, отмазывая нас с тобой и заговаривая папе зубы, — попыталась вразумить я этого… хулигана. Но он, гад, снова, как мне показалось, презрительно фыркнул, мотнул головой и неспешным шагом направился в сторону деревни.
Лютого, или как я его ласково зову Лютик, отцу подарил один очень состоятельный бизнесмен из соседней области. За какие уж заслуги папа говорить отказывался категорически. А у меня однажды возникла мысль — уж не свататься ли ко мне он приезжал и коня привез в качестве откупа? Больно уж взгляд у этого мужчины был красноречивым. Но стоило отцу это заметить, как уезжал сей «джентльмен» резво на своем «крузаке», даже пыль столбом стояла. Папа мой строгий, вот и Лютый ему под стать пришелся. Папа лошадей любит, но верхом никогда не ездит. Старые травмы и отголоски военного прошлого не дают.
Вороной жеребец с роскошной шелковой гривой, гордой статью и черными, как ночь, глазами приглянулся мне сразу. Мне тогда лет пятнадцать было. Лошадей, да и прочую живность, обитающую на нашей ферме, я не боялась, но этот гордый красавец сразу показал свой норов, вдребезги разбив загон, который ему мастерили несколько дней. Лишь отца послушался. Он у меня бывший военный, десантник, авторитет у него непререкаемый. Даже место главы поселка предлагали, но папа отказался. Он тут и закон, и порядок, даже местная шпана по струнке ходит. Я вот тоже слушаюсь его… иногда.
Мне-то он в первый же день запретил подходить к Лютому, боялся, что норовистый жеребец меня покалечит. Но я была бы не я, если бы не нарушила его запрет в первый же день. Едва папа скрылся из денника, я пробралась к Лютому, села напротив него и принялась… с ним разговаривать. И пусть меня считают странной, но это помогло мне наладить контакт с этим умнейшим животным. В свой следующий визит я задабривала жеребца всяческими вкусностями, вроде яблок, морковки или кусочков сахара, но он только фыркал и бил копытом.
Наша дружба началась немного позже. Спустя несколько дней один из работников отца решил наказать Лютого за неповиновение и замахнулся на него кнутом. В тот день отца на ферме не было, а я находилась по близости, осматривая пегую лошадку местного жителя, который жаловался, что она стала прихрамывать. В общем, в тот момент, когда Денис попытался ударить Лютого, меня словно молнией ударило, а в глазах потемнело. Я резво метнулась, пытаясь остановить удар, и в итоге сама попала под раздачу. Кнут просвистел мимо лица, а удар пришелся на предплечье. Левую руку обожгло такой болью, что искры из глаз посыпались, а дыхание перехватило. Мельком отметила, что кожу в этом месте рассекло, рана набухла, и потекла кровь. Я замерла, раскинув руки в стороны, пытаясь закрыть собой животное, забывая про боль и страх. Мои глаза, верно, метали молнии, потому что Денис и еще несколько мужчин, до этого занимавшиеся своими делами, замерли. Денис так и вообще поражал всех своим «белоснежным» от страха лицом.