Снежная Королева

Мне пришлось вернуться в дом к отцу, потому что находится под неусыпным контролем полиции в лице моего начальника и друга, я больше не мог. Тут, хотя бы, какое-то подобие уединения. Отец мне свою компанию не навязывал, хотя первое время пытался со мной поговорить о произошедшем, но я после случившегося и разговора со своим руководителем, на контакт практически ни с кем не шел. Мне нужно было время.

— Войдите, — громко сказал я, не сводя взгляда с огня, танцующего на очередной рукописи.

В комнату вошел отец в неизменном образе образцового делового человека — костюм, всегда идеально отглаженный и сидящий на нем, как влитой, гладко зачесанные назад темные с легкой проседью волосы, идеальная выправка. Только черная спортивная сумка в его руках портила весь общий вид. Тут бы больше подошла его неизменная кожаная папка, но…. Отец говорил, что собирался куда-то, но я… мне не было интересно.

— Глеб…

— Уже пора? — перебил я его, снова возвращаясь взглядом к огню и теряя интерес к персоне отца. Не в первый раз, впрочем.

Послышался его тяжелый вздох.

Мне не было интересно, зачем он решил зайти ко мне, как и не было интереса ко всему, что меня окружало в последнее время. Я до сих пор не мог простить ему, что практически насильно увез меня в Москву. Странно звучит? Как меня, мужчину, офицера, пусть и в запасе, главу отдела по борьбе с киберпреступлениями, насильно увез отец, будто девицу?

Но к тому времени, когда я пришел в себя в самолете, который уже совершал посадку в Шереметьево, было поздно что-то менять. Стоило мне попытаться возмутиться его действиями, мне немедленно вкололи снотворное, а потом упекли на долгий месяц в госпиталь, «поправляться», хотя мне больше казалось, что заключили под стражу. Я даже в туалет ходил с охраной, пока однажды мне не надоело, и я не потребовал связаться с моим другом и начальником. Еще и пригрозил врачам, что если меня не выпишут…. И меня выписали… вернее перевели в иное место «заключения» — в санаторий, больше смахивающий на тюрьму.

Тогда-то и приехал ко мне Камышев, мрачный и суровый, и не без удовольствия на лице сообщил, что я отстранен на время расследования дела Темникова и его банды. А еще за неисполнение приказа меня ждет дисциплинарное взыскание и, как вероятно, понижение в звании и должности.

Но меня волновало все это в последнюю очередь, хотя очень хотелось попасть хоть на один допрос Темникова, чтобы лично посмотреть в глаза этой твари и пройтись по его морде кулаками. Но больше всего меня интересовало другое:

— Где Даша? — хриплым от волнения голосом спросил я у друга. Все это время у меня не было возможности связаться с ней, и я очень беспокоился о невесте. Надеялся, что Ромка приедет с ней ко мне, но увидев помрачневшее лицо друга, я понял, что ничего хорошего он мне не скажет.

— Она уехала, Глеб. Сразу, после того, как тебя забрали. Я пытался поговорить с ней, но… меня даже к ней не пустили, — друг как-то мрачно усмехнулся. — Ее отец и дед, и что интересно твой отец тоже, были солидарны в том, чтобы не допустить меня к ней. Они, как коршуны, кружили вокруг нее, не дав мне даже сказать ей ни слова. Она уехала с Реиным, даже ее отец отпустил дочь спокойно. На мой вопрос, что изменилось в его отношениях с тестем, Аксёнов сказал, что меня это не касается, а Даша… Даша просила передать, что ты свободен. Прости… друг…

Отец тогда сказал мне тоже самое. От боли я не мог даже дышать. Почему она так со мной поступила?

Немного позже Ромка отдал мне кольцо, которое я когда-то надел Даше на палец, делая предложение на рассвете. Его нашли в доме Темникова, видимо, отобрали у Даши, когда она попала к нему. Странно, что она не оставила его вместе с телефоном, когда уезжала из дома с тем ублюдком, Егором. Наверное, забыла или… наверное, даже на «или» я больше надеяться не могу.

Мои многочисленные попытки связаться с Дашей, или хотя бы, ее отцом, грубо пресекались. А когда я решил поехать в ту деревню, где они жили, будучи неуверенным там ли она, не успел доехать даже до аэропорта. Мне «порекомендовали» «не делать глупостей». Моя выдержка трещала по швам, мне казалось, что я медленно плавлюсь от собственной ненависти к себе и своему бессилию. Что бы я ни предпринимал, меня намеренно выводили из себя, но я понимал, что это станет моей фатальной ошибкой.

А потом… я случайно увидел в интернете статьи и заголовки. И фотографию Даши на первой «полосе». Различные версии, о том, кто она, откуда взялась «наследница» генерала, даже предположение о том, что она его… вот тут у меня окончательно «сорвало» крышу. Мне до боли в руках хотелось набить мор… лицо этому дешевому блоггеру, который мнил себя журналистом. Ему, посмевшему сказать о моей девочке такое!

А через неделю я с удовольствием читал «печальные» хроники все на том же сайте, что известный журналист и блоггер NN-ныч попал в больницу с травмами и переломами нескольких пальцев рук. И предположения, что он стал жертвой «заезжей» банды грабителей.

— Знаешь, сколько раз я хотел сделать это? — голос отца оторвал меня от воспоминаний, снова вызвав волну раздражения внутри. Что еще ему нужно? Зачем пришел? Почему просто не может оставить меня в покое⁈

Я подавил ярость в зародыше и чуть повернул голову в его сторону, намекая на то, что готов его выслушать, но недолго. Он понял, все понял. Ни разу за все это время мы не поговорили спокойно. Я подозревал, что в произошедшем есть и его вина, но воспитание и привитое уважение к родителям не позволяли мне высказать ему все, что я думаю о его вмешательстве. И отец знал об этом. Только вздохнул, а потом продолжил.

— Сколько раз я пытался его сжечь, но ты же видел, что… на нем оставались лишь следы, а эти проклятые записи никак не хотели гореть. Огонь просто не мог коснуться этих записей. А у тебя получилось, — он задумчиво посмотрел на хлопья пепла, оставшиеся от дневников в черном зеве камина. — Видимо, это была твоя судьба — избавиться от этого проклятья.

Какая теперь разница! — хотелось крикнуть мне, но я только горько усмехнулся. Что это теперь изменит? Даша больше никогда не поверит мне, даже если я…

А что я, собственно, сделал для этого? — вдруг подумал я, и эта мысль отозвалась уже стыдом и разочарованием в себе, заглушая боль. — Что я сделал для того, чтобы изменить хоть что-то? Мне сказали оставить ее, и я смирился⁈ Стало противно от собственной трусости. Я собственными руками оттолкнул любимую от себя, отдал другому.

Почему все закончилось так, Снежинка? Почему?

Я снова смотрел на фотографию, где мы с ней стояли, обнявшись, и были счастливы, а потом непослушной рукой бросил ее в огонь. Все кончено, может, без меня ты станешь счастливее?

— Нечему тут радоваться, отец, — я отвернулся, чтобы не видеть, как горит последнее воспоминание о нашей любви. У меня не осталось даже их. — И некому…

Он смотрел на меня со странным выражением лица, словно искал ответы на свои вопросы, задать которые не мог или боялся, а потом грустно улыбнулся.

— Мне пора, Глеб, — вдруг произнес он, — возвращайся в квартиру, хватит прятаться от проблем. Тебе, кстати, сегодня необходимо появиться в доме генерала Реина, — напомнил отец. Да, кажется, он говорил уже мне об этом, но я оттягивал этот момент, как мог. Да и зачем мне туда ехать? Работу свою я выполнил, пусть и не так, как от меня ожидали, но ему был важен результат, и я справился. А о том, что этому предшествовало…. Да, были допущены с моей стороны ошибки, но…

—… а потом жду приглашение на свадьбу, — снова ворвался в мои мысли голос отца, а я в который раз понял, что опять прослушал все, что он мне говорил.

Понял это и он. Коротко попрощался со мной и вышел, оставив меня в немом недоумении смотреть ему вслед. Между нами никогда не было теплых чувств, лишь дисциплина и уважение. Все напряжение между нами гасила мама, когда была жива. А теперь…

— Не понял, о какой свадьбе речь⁈ — раздраженно проговорил я в пустоту, — и что за привычка постоянно не договаривать⁈