Спасатель

Странно, я по этой глухой подмосковной дороге сколько раз через времена ходил, а гаишников на ней ни разу не видел. А тут на тебе… засада.

В ««колхозе»» первое, что бросилось в глаза - моряки в противогазах и ОЗК. С лопатой и пластиковым мешком хлорки в руках куда-то целенаправленно топают.

- Ты что, им учения объявил? - спросил я наблюдавшего за ними мичмана, вылезая из машины.

На что Никанорыч только усмехнулся.

- Считай, что учения. Но не моя эта инициатива, а Вась-Вась.

- Кого? – удивился я.

- Васюка. Врачихи новой. Она тут вчера Мертваго строила как первогодка по поводу норм гигиены в полевом лагере. Заставила кухню перенести в ««концлагере»» подальше от сортиров, как по Уставу положено. И хлоркой отхожие места присыпать. А сегодня распоряжение вышло хлорировать все отхожие места в ««колхозе»». Все, какие есть. Мертваго её приказ передал лично мне с большой просьбой выполнить, как указано. Вот я и запряг своих ранбольных выздоравливающих. Остальные мужики все при деле, да и объяснять им, что надо делать, долго. А мои привычные. На морбазе также хлоркой очки присыпали, да и на коробочке гальюн с той же хлоркой драили.

- Что? Настолько суровая баба оказалась? – удивляюсь.

- Конь с яйцами, - подтвердил мои подозрения мичман. – Видел бы ты нашего статского советника – юнкер двоечник перед фельдфебелем, которому лекцию по науке гигиены читают, поставив по стойке ««смирно»».

- А во что еще она влезла? – почесал я под мышкой, подозревая серьёзные тёрки.

- Больше пока ни во что. Гигиена и санитария. Вот кого бы санитарным врачом к нам в Измаиле надо было ставить. Не было бы тогда в магазинах и пивных мух да тараканов. А в санпропускник сегодня не ходи. Они там все керосином воняют. Я им целлофановые пакеты выдал головы закрыть. Но всё равно духан такой, что мухи дохнут.

- Принимай аптеку. – Перебиваю Никанорыча, настроившегося на обсуждение женщин. – Где складывать будешь?

- Не приму, - твёрдо отвечает мичман. – Врачихе передай по описи. Её епархия. Я в таблетках ничего не понимаю. Ты мне про другое скажи: в двадцать первом веке в архив Коминтерна мне реально попасть?

- Тебе зачем?

- Да проверить тут одни сведения, что я у тебя в интернете нарыл.

- Опять бриллианты для диктатуры пролетариата?

- А то. Я тут Тарабрина поспрошал. Так он готов камушки реализовать в деньги. Даже в золото.

- Бежать отсюда намылился? – прищурился я с подозрением.

- Почему сразу бежать? – натурально удивляется мичман.

- Потому что здесь ни деньги, ни камушки никому не нужны. Колись, что у тебя за мечта-идея вызрела?

Никанорыч угостился у меня самодельной папироской, прикурил, выдохнул дым длинной струёй, потом выдал, хоть стой, хоть падай.

- В море хочу. Чтоб солёные брызги в лицо. Чтобы ветер гудел в снастях. Аа-а-а… - махнул он разочаровано рукой. Типа: тебе не понять, крысе сухопутной.

- Где я тебе море здесь найду? – развёл я руками. – Азов тут – лужа болотная с кучей плоских островов. Керченская протока кончается водопадом, что твоя Виктория в Африке. Лодку могу купить с мотором. Типа ««Зодиак»». В плавнях рассекать. К тому же мы давно рыбы не ели. Всё мясо да мясо. Была бы ещё домашняя свинина, а то всё дичь, – пожаловался сам напоследок.

- Да плевать мне на рыбалку, - реально плюнул мичман на землю и аккуратно затёр плевок ботинком. – На эти бриллианты, которые большевики разбазаривают по миру не известно на что, можно корабль купить и по морям ходить, хоть вокруг света. Мечты, мечты, где ваша сладость… Это Шишкину в радость лошадям хвосты крутить. Сосипатору с Барановым кроме собак ничего не нужно. Жмуров весь в мечтах о постройке церкви. Они на своем месте. Один я как дерьмо в проруби. Был я боцман – уважаемое на флоте лицо. А сейчас баталёр клятый, да ещё сухопутный.

Постепенно за разговором переместились к моему домику, и расселись в курилке у мангала.

- И как ты себе всё это представляешь? – заинтересовался я, доставая портсигар.

- Выведи меня в начало двадцатого века. И брось там. На брюлики комиссарские куплю я винджамер. А дальше кораблик сам деньги заработает.

- Чего купишь? – не понял я, хотя слово это где-то уже слышал.

Даже папиросу прикурить забыл. Так и держу зажигалку в руках.

Боцман поясняет.

- Винджамер – ««выжиматель ветра»». Это большой такой парусник, даже тебе не чайный клипер. Это мощнее, больше. Четыре-пять мачт. А бывало что и семь. Скорость до двадцати узлов, как у хорошего парового крейсера времён Цусимы. Команда впятеро меньше, чем на клипере, а грузоподъемность на порядок больше. В те времена, старики сказывали, рояли только на парусниках перевозили, потому что на пароходах вибрация сильная была, вредная для такого тонкого музыкального инструмента. Патефоны там… ну мало ли деликатного товара.

- Буржуем, значит, захотелось стать? – спросил я уже с ехидцей, и прикурил папиросу.

- Почему нет, - охотно отозвался мичман, - если ты сам меня от строительства социализма оторвал, и ходу мне теперь обратно нет. Даже если и вернусь, то флот мне не светит, даже если в особом отделе не замордуют. А с тобой я контракт не подписывал. Присяги тебе не давал. А иметь свой корабль, чтобы по белу свету ходить и всё своими глазами увидеть - мечта с детства. С того самого времени как детдоме Станюковича прочитал. Чемодана бриллиантов, думаю, на всё хватит. И вам ещё останется.

- Экспроприация экспроприаторов, которые сами экспроприаторы экспроприаторов,получается, - усмехнулся я. – Грабь награбленное у грабителей.

- А хоть бы и так, - вынул Никанорыч из кармана кисет и стал набивать табаком свою трубку.

- Команду, где брать думаешь? Языками-то ты не владеешь.

Никанорыч сразу не ответил, внимательно раскуривая трубку.

- В русской Финляндии. Дореволюционной. Оттуда большинство офицеров торгового флота в Империи были. На Балтике. На Черном море большинство моряков торговых из греков понтийских. И русский эти финны знают. И шведский язык. Многие еще и английский с немецким. На барк-винджамер команда нужна небольшая. Человек тридцать пять-сорок максимум. На шхуну ещё меньше. Это на клиперах было по полторы сотни матросов. А на винджамерах механизация. Лебедки, тали… матрос и тот грамотный должен быть. Не абы какой.

- А складскую службу поставишь? Чтобы без тебя работала как часы? – кинул я пробный шар.

Думаю, Никанорыч этот вопрос продумал и до меня, что тут же и подтвердилось.

- Девок намедни мы притащили грамотных, – выдохнул он ароматным дымом с запахом сушёного чернослива. - Читать-писать-считать умеют. Да и Рябошапка с десятилеткой. На береговой базе в Измаиле у нас все кладовщики были из хохлов. Так что потянет с радостью. И нога увечная тут не помеха. Обучу всему, никуда они не денутся.

- С Тарабриным надо посоветоваться, - ответил я уклончиво. И вздохнул. – Думаешь мне это хозяйство в радость? Разве хочешь – надо! Я вообще человек ленивый. Мне бы пузо греть на белом песочке у ласкового моря, книжку интересную почитать, а я тут кручусь как белка в колесе. И никакого прибытка, кроме затрат. А годочки-то мои не молодые.

- Брось жаловаться. Ты мужик ещё в самом соку. – Удивляется Никанорыч.

- Через полгода мне шестьдесят шесть стукнет, - ответил я и грустно причмокнул губами.

А сам подумал, что с моими играми со временем уже давно стукнуло. Если по дням посчитать не только мою жизнь в ««колхозе»», а во всех временах и весях за последний год.

Сказать, что мичман удивился, это ничего не сказать. Тот только и воскликнул.

- Иди ты!? Сильна твоя порода.

Не говорить же ему про омолаживающее действие порталов на проводников. Обзавидуется ещё вусмерть. Мне оно надо?

Помолчали. Потом подумав, Никанорыч добавил резонов.

- Но у тебя семья здесь. Скоро семеро по лавкам рассядутся. А у меня никого. И видно уже не будет.