До мурашек

- Хм…Первый человеческий секс? – играет Гулька бровями.

- С кем я живу…Из всех миллиардов событий она выбрала первую порнушку! – страдальчески закатываю глаза.

За что получаю пяткой в живот. Гулька хохочет, я тоже.

- Ну давай теперь ты, удиви меня! - подначивает Гулико.

Медлю с секунду, засматриваясь на лицо. Она словно светится. Может конечно только для меня. Но что другие думают, мне неинтересно… Тем более, когда топит так изнутри этим щемящим, выносимым чувством. Оно проникает в сердце, отключает мозг. И меня снова несёт куда-то не туда. Уже второй раз за сегодня.

- Я бы вернулся в тот день в больнице и выслушал тебя, - хриплю тихо.

Но все равно слышно каждое слово, потому что у Гульки резко обрывается смех. Она часто хлопает ресницами, смотря на меня. Теряется, но я не могу не продолжить её добивать.

- Или ещё лучше на месяц раньше, чтобы мы не поругались, чтобы всё переиграть, подаюсь к ней корпусом, ощущая исходящий от Гули нервный жар. Облизывает вмиг пересохшие губы, заторможено смаргивает, бегая глазами по моему лицу.

- Такую игру испортил, дурачок…- сдавленно шепчет.

- Опять, - грустно улыбаюсь, гладя пальцами её щеку.

- Опять, - кивает и, повернув голову, целует внутреннюю сторону моей ладони. Закрывает глаза.

Внутри бешено бахает сердце, скручивает всё.

- Я сегодня двоечник, - хмыкаю, притягивая Гульку к себе на колени.

- Накажу, - угрожает, наконец слабо улыбнувшись. Обвивает мою шею руками, трогает своими нежными губами мои приоткрытые губы.

«Эх, Гулёна, что хочешь делай, тебе всё можно», – кружится у меня на языке. Хорошо, что рот занят поцелуем, и вслух я это сказать не могу.

___________________

Спойлер на следующую главу)))

48. Лёвка

Чтобы не застрять в пробках на трассе и успеть на все назначенные встречи, из Домбая в Краснодар мы выезжаем в пять утра. Гулико практически сразу засыпает, откинув спинку сидения и, подмяв под себя ноги так, что почти сворачивается в автомобильном кресле в позу эмбриона.

Я же делаю музыку максимально тихо, подбадриваю себя кофе, купленным на первой встреченной заправке и то и дело кошусь на свою дремлющую спутницу, потому что…

Потому что просто не могу не смотреть на неё.

Внутренности характерно скручивает, на языке ощущается Гулин солёно – терпкий дурманящий вкус, и мне до сих пор кажется, что её постоянное присутствие рядом – не совсем реальность.

Так сильно и успокаивает, и будоражит одновременно.

Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, что со всем этим делать. Наверно жду какой-то знак, может даже именно от Гулико.

Какой-то намёк, что ей тоже это нужно не только сегодня, сейчас. Что можно рискнуть, попробовать заново нас собрать уже не на пару недель, а надолго, очень долго…

Но никаких знаков она не даёт.

Наоборот, любая моя неуклюжая попытка двинуться в эту сторону, и её взгляд затягивает пелена отчуждения, что напрочь отбивает охоту продолжать.

Что ж…Значит живем сегодняшним днём, а он не так уж и плох. У меня давно не было лучше.

На дороге плотно даже в такую рань – сказывается начало туристического сезона. Скоро и на самом Домбае будет не протолкнуться – конечно, не сравнить с зимой, когда работает горнолыжка, но и летом любителей побродить по горам хоть отбавляй. К Краснодару продвигаемся медленно.

Гуля просыпается часа через три, сладко потягивается, разминая затекшие в неудобной позе мышцы, и вместо поцелуя ласково сжимает мою ладонь, покоящуюся на коробке передач. Улыбается сонно, ловя мой быстрый, брошенный на неё взгляд.

Эти её постоянные нежности, как ластящейся к тебе гибкой кошечки…

Вроде бы и всего уже обтерла, мурлычет, заражая вибрацией, а всё равно себе на уме. Вроде как, и твоя, и не твоя.

- Хочу кофе, остановишь на заправке? Сколько нам ещё ехать? – и, не дожидаясь ответа, сама косится на включенный навигатор. До Краснодара ещё три часа.

Сворачиваю за кофе, которое мы выпиваем на улице, закусывая одним хот-догом на двоих – Гуля верна себе и к белому хлебу до сих пор относится с лёгким презрением и опаской. Про непонятно из чего сделанные сосиски, залитые горчицей и говорить нечего – яд. Но голод побеждает, и она все-таки откусывает булку пару раз из моих рук, страдальчески простонав, что какого черта это так вкусно.

Подсаживаю Гульку на капот машины, становлюсь между её разведенных ног и доедаю, дразня. Пьем кофе, целуемся. На улице уже шпарит летнее солнце, напекая макушки, с трассы шумит, воняет выхлопными газами, а всё равно воздух свежий пока, ещё не прогрелся. Щурюсь от солнца, смотря в Гулины карие глаза, ловлю в них своё отражение. На губах вкус дороги, кофе и её вкус.

Перекусив, едем дальше, болтая о планах на сегодняшний день и о всякой ерунде. Иногда молчим, и в такие минуты она снова накрывает мою руку своей тонкой ладошкой, или же я трогаю её ногу, обтянутую черными джинсами.

- Мне надо ещё в квартиру заехать, - говорю между делом, - Ты долго будешь с этим Тихорецким?

- Не знаю, часа два, - расслабленно пожимает Гуля плечами, - Какую квартиру?

- В которой мы жили, не помнишь? – режу её тонкий профиль быстрым взглядом, на секунду отвлекаясь от дороги.

Вижу, как мгновенно застывает, смотря перед собой, и размыкает губы. Проходится по верхней языком.

- Помню…

- Ну вот. Поедешь со мной? Я думаю, как раз успею мицубиси в прокат сдать и забрать свою бэху у Арсена за твои два часа, - снова кошусь на неё, ловя реакцию.

Скулы краснеют, прячет глаза за ресницами, непроизвольно заламывает тонкие пальцы.

- Не знаю… А там кто-то жил всё это время? – подчеркнуто будничным тоном, отворачиваясь к окну.

- Да, я её сдавал. И сейчас живут, но на следующей неделе как раз уже должны съезжать, так что надо пообщаться – договориться, когда готовы будут ключи отдать.

- А, там квартиранты, ясно. Да нет, я не буду подниматься тогда. А почему съезжают, сам собираешься там жить? – судя по тону, немного расслабляется.

Намёки на прошлое тускнеют, отпуская, и наш разговор становится почти обычной болтовней.

- Конечно там, а где ещё, - хмыкаю, - А ты?

- Что я?

- Жить где будешь? – снова кошусь на неё.

- Пока квартира в Мюнхене продается, Тихорецкий предложил мне пожить в его пустующей студии прямо напротив театра, очень удобно. Так что пока там.

- Опять этот Тихорецкий…Больше ничего не предложил? Как-то у него слишком много предложений…Тебе не кажется, что ему от тебя не только имя и хореография нужны? - ворчу раздраженно, незаметно для самого себя сильнее стискивая оплетку руля.

Я этого Тихорецкого ни разу не видел, конечно. Но что-то он мне уже не нравится…

- Что? – рычу, зыркнув на Гульку, которая начинает тихо смеяться, подперев ладошкой щеку и с любопытством разглядывая меня.

- Лёв, Ивану Григорьевичу шестьдесят семь…И он…Скажем так, сторонник европейских ценностей. Так что я уверена, что кроме имени и хореографии мне ему предложить совершенно нечего. Разве что привезу мамины хачапури, - бархатно мурчит Гуля.

Чёрт. Начинаю тоже улыбаться. Наверно, от облегчения, что никто и не думал покушаться на мою Гулико.

- Ну если ради теть Нининых хачапури старается, то тогда я его понимаю. Я тоже только ради них…А ты всё не несёшь… - заявляю вслух с серьёзным видом.

Гулька заливисто хохочет и толкает меня в бедро. Пихаю её в ответ, успевая заодно погладить стройную ножку. И в голове проносится мельком, что жизнь хороша, и в эту секунду я счастлив.

***

Выезжаем из Краснодара мы только поздним вечером. Я устал как собака мотаться по намертво стоящему душному городу и ощущаю легкое, ни с чем конкретно не связанное раздражение. Гуля же на соседнем сидении наоборот безобразно фонит деятельной позитивной энергией, уткнувшись в свой планшет.