Страница 21 из 47
— Когда возникнет надобность, покажете. Ответьте, в вашем… заведении работает госпожа Немировская?
— Аля… — выдохнула женщина, резко зажмурилась и прижала ладони к вискам. — Как чувствовала, что недоброе с ней приключилась. Молю, скажите, жива?
— К сожалению, нет, — не стал юлить Гордей. Юлия Павловна издала сдавленный писк и прикусила кулак. — Подробностей случившегося дать не могу, идет расследование. Прошу вас рассказать, как давно вы знакомы с Алевтиной Максимовной?
— Бедная, бедная моя деточка! Знакомы, спрашиваете? Почитай уж десятый год пошел, — всхлипнув, женщина вытерла покатившуюся по щеке слезу. — Как сейчас помню, стоит передо мной с котомкой одной. Глазики на пол-лица. Мне ж с ними строгой надо, а то дай волю, устроят из приличного дома терпимости настоящий вертеп. Но с ней не могла. Эти глаза… будто в душу глядели.
— Выделяла ли она кого из гостей?
— Гостей? — задумалась мадам. — Не припомню. Аля для всех доброе слово находила. Умаслить умела. Мужчины ее любили. Щедро одаривали. Нежной камелией называли.
— Как полагаете, ей нравилось ее занятие? Не намеревалась его оставить?
Юлия Павловна, не сдержавшись, усмехнулась.
— Мы, с возрастом, не молодеем, Гордей Назарович. У всякой мысли разные в голове есть. Кто-то на старость загодя откладывает. А кто-то, как та стрекоза из басни, танцует и поет, наслаждаясь жизнью. Аля была умной барышней. Предпочитала откладывать. Что касается ее намерений… Я не знаю. Спросили бы у меня год назад, ответила бы положительно. Но сейчас… не знаю.
— А что произошло в прошлом году?
— Ах, пустяки, — махнула рукой мадам. — Алечка влюбилась.
— Влюбилась? — раздался в тишине приглушенный писк, и только когда на меня устремились две пары выразительных глаз, стало ясно, что вылетел он из моих уст. Пришлось добавить, уже грубее. — Кхм… простите.
— Именно так. Алечку не минула сия напасть. Отлучаться стала. Возвращалась румяная. Цвела и пела. А когда гостей отваживать стала, я сразу смекнула — что-то не ладно.
— Кто таков будет? — ухватился за ниточку Гордей.
— К нам его не водила, а потому, кто и откуда, не спрашивайте. Не ведаю. Знаю лишь, что ни гроша за душой. Содержала она его на свои кровные.
— Что было дальше?
Юлия Павловна возвела очи к потолку и тяжело вздохнула.
— Меж нами состоялся разговор. Тяжелый. Я ее в сердцах дурочкой назвала. Ну кому нужна девица продажная? Сколько примеров рядом ходит. Была у меня матрешка одна, Пелагеей звали. Тоже, любовь великую нашла. Бежать с ним думала. Пока красавец ее французкой [2] не наградил. Сгорела быстро. Зато другим наука.
— Алевтина послушала?
— Не по первой. Кивала, разумеется. Да только вид делала. Я уже и рукой махнула. Уйдет, и бог с ней. Но что-то у них не заладилось. Я не уточняла. Прекратились отлучки ее постоянные. Румянец ушел. И эдакая тоска в глазах… Может, поддержи я ее, по-другому бы судьба распорядилась. Кто ж теперь скажет?
Интересная ниточка. Но, если это бывший любовник, зачем ему ждать целый год, чтобы вернуться с возмездием? Нелогично. А в криминалистике, все что не поддается логике, лучше обходить стороной. Но в список подозреваемых, неизвестный субъект, попадает однозначно.
— Юлия Павловна, — задумчиво протянул пристав. — Что вам известно о врагах Алевтины Максимовны?
— Побойтесь бога, ну какие у нее могут быть враги? — возмутилась мадам. — Я не отрицаю, среди моих девочек найдутся те, что за упокой ее души ящик шампанского выпишут. Но никто их них не способен на убийство.
— С чего вы взяли, что произошло убийство? — нахмурился Ермаков.
Тюлькина откинулась на спинку дивана и хмыкнула.
— Я женщина не глупая, господин пристав. Нужды бы не было вам ко мне жаловать, поперхнись она чаем. А девочки многие на Алечку косились. Не понимают, дурочки, сколько гостей к нам благодаря красоте ее и обаянию слеталось. Им бы на руках Алевтину носить, да в пятки целовать!
Пятка зачесалась. Правая. Противно так, неприятно. Но не снимать же при всех сапог? Пришлось мучиться.
— Последний вопрос и мы оставим вас в покое, Юлия Павловна. Скажите, кого принимала Алевтина Максимовна два дня назад, когда ее видели здесь в последний раз?
— Откуда же мне знать? — изобразила удивление мадам. — Я личной жизнью наших гостей не интересуюсь.
Врет, конечно. Это даже Гордей, судя по напрягшейся спине, понял. Но разве с такой матерой волчицы что-то вытрясти? Не нравилась она мне. Вроде милая, открытая, расположить к себе пытается. Только вот за каждым словом чувствовалась фальшь.
— Извольте сообщить, где находится комната госпожи Немировской. Надобно произвести досмотр личных вещей.
— Ну раз надобно, — протянула она, переведя недвусмысленный взгляд с пристава на меня. — Имейте в виду, за пользование комнатами у нас плата положена. Небольшая, но обязательная.
Я поперхнулась от такой наглости. Закашлялась. А Ермаков будто повода дожидался. Взгляд стал холоднее льда.
— Вы официальному лицу на что намекаете, госпожа Тюлькина? Или мне проверку на вас натравить? А потом вызвать в участок и устроить допрос?
Дамочка осеклась. Глазки испуганно забегали.
— Не извольте гневаться, господин пристав. От горя я помешалась. И проверки не надобны. У меня все чинно. Девочки все при билетах. До восемнадцати лет живут на правах прислуги. Никто и пальцем к ним не прикасается. Не спорю, есть и зарвавшиеся гости, но у нас таким не рады. Слежу строго, по совести, — обволакивала словами Юлия Павловна. — Никого насильно не держу. Двери всегда открыты. Но никто об том не помышляет. Зачем, ежели здесь сытая жизнь, а там ни дома, ни содержания? За здоровьем их слежу. Из заработка вычитаю лишь половину. Таких условий во всем Китеже днем с огнем не сыщешь. Вот все ко мне и идут. В ножки кланяются. А у меня сердце большое. Жалостливое. Разумеется, вам дозволено посетить комнату Алечки. Я сама вас туда провожу. Недалече. За углом, вторая дверь налево.
Она начала подниматься с дивана, но Гордей отрицательно качнул головой.
— Мы сами. Уж поди не затеряемся.
Резко развернувшись, он схватил меня под руку, потащил к выходу и выпустил лишь когда за нашей спиной со стуком закрылась дверь.
— Неприятна женщина, — поморщилась я.
— Еще мягко сказано, — на удивление спокойно согласился он.
— Вы ей поверили?
— Аж прослезился…
Словно почувствовав некое невидимое глазу препятствие, Алевтина остановилась у деревянной двери, за которой находилась некогда принадлежащая ей комната. Издала грустный вой и растворилась в воздухе.
Судя по поведению, задумчивому виду и постоянным перемещениям в пространстве, ей не очень нравилось находиться в стенах борделя. А значит, нужно выяснять — связанно ли это с ее убийством, или долго неупокоеные духи тоже страдают от депрессии?
Пока я предавалась философским размышлениям, Гордей успел войти внутрь и сейчас оглядывался по сторонам.
Так себе вид. Стены покрыты серыми обоями. Единственное окно занавешено грязным тюлем. Из мебели — кровать и тумба. Не отличимые от тех, что мы видели в комнате Наины Олеговны. На полу стоял подсвечник с заплывшим огарком. А в воздухе летал застоявшийся запах табака.
Первым делом Гордей опустился на колени и заглянул под кровать. Долго приглядывался. Затем протянул руку и достал прямоугольную металлическую коробку. Маленькую. Чуть больше спичечного коробка.
Открыл ее, поднес к носу и громко чихнул.
— Это шкатулка?
— Табакерка, — отозвался он и принялся вертеть ее в руках. — Уголок сбит и красным окрашен. На краску не похоже. Полагаю, кровь. Надобно бы Полю Марковичу на проверку отдать. Уж он-то разберется что к чему.
— Думаете, это улика? Насколько я помню, у жертвы, кроме ножевой, других ран не обнаружено.
— То у жертвы. А ежели госпожа Немировская с гостем чего не поделила? Отходила его табакеркой. Мужик осерчал. Отомстить задумал?