Страница 17 из 47
— Извольте простить мою дерзость, Софья Алексеевна. Но вы, в эдаком невероятном платье, до великолепия прекрасны, — продышал мне в ухо Сергей.
— Изволю, — шутливо согласилась я, стараясь отстраниться от мужчины. — Но впредь будьте аккуратнее, Сергей Данилович, иначе решу полностью сменить гардероб. А все тяготы лягут на ваш кошелек.
Запрокинув голову, он несколько наигранно рассмеялся.
— Изумительное чувство юмора.
Услышав его, графиня отвлеклась от разговора с тетушкой и расплылась в любезной улыбке.
— Вся в батюшку, я погляжу. Алексей тоже был не прочь ввернуть острое словцо.
Ухватившись за возможность узнать побольше о родителе моего двойника, я отложила ложку, отодвинула от себя тарелку с супом и подалась вперед.
— Простите, вы были знакомы с моим отцом?
— Разумеется, милая. Разве ты не знаешь? — она выпучила на меня свои кошачьи глаза, но быстро опомнилась. — Ох, что ж это я? Совсем запамятовала о твоей напасти… Мой покойный муж Данил Максимович и Алексей Макарович приятельствовали еще со времен Императорского лицея. Мы часто гостили друг у друга. Посещали одни и те же приемы. Прекрасный был человек. Вот только жену себе выбрал…
Женщина резко изменилась в лице. Из улыбчивой и простодушной, превратившись в настоящую мегеру. Глубокая морщина рассекла идеальный лоб. Губы поджались до тонюсенькой, почти невидимой линии. А в глазах сверкнула самая что ни на есть лютая ненависть. А вот это уже интересно. Даже необычно. Чтобы такая важная дама, будучи окруженной людьми, не смогла сдержать эмоции? Попахивало тайной…
Или нет?
Тетушка несмотря на то, что речь шла о ее сестре, удивленной не выглядела. Тяжело вздохнув, она лишь смущенно отвела взгляд. Ефим Ефимыч поспешно закашлялся, сжал руками виски.
И только Сергей, грозно нахмурившись, бахнул по столу кулаком. Да так смачно, что посуда задрожала, а одна из служанок чуть не уронила поднос.
— Маменька, вы забываетесь!
Графиня, судя по резко выдвинувшейся челюсти, разозлилась еще сильней, но быстро взяла себя в руки и выдавила кислую улыбку.
— Не держи на меня зла, Инессушка, — извинилась она почему-то только перед тетушкой. — Ты знаешь, как я любила Алексея. Желала ему только счастья и радости. Даже сватала за него Кларочку, мою двоюродную сестрицу. А он выбрал… ее. И ладно, что мещанка без достойного приданного. Состоятельные мужчины испокон веков ведутся на женскую красоту. Но актриска провинциального театра? Как низко он пал. Бросил столицу. Поселился у черта на куличках. Да еще и сманил сюда моего несчастного мужа. Никогда не прощу! Ей-богу, Инессушка, лучше бы это была ты. Выпускница института Благородных девиц, в отличие от взбалмошной сестрицы, не потащила бы Лешеньку на край света, дабы сгубить во цвете лет.
Ну вот тайна и открылась. Даже гадать не пришлось. Акулина Никитишна, обожавшая столицу, но вынужденная коротать свои дни в небольшом уездном городке, жутко ненавидела женщину, которую считала причиной всех своих несчастий. И пусть чувства ее были объяснимы, а обозначенную особу я даже не знала, с чего-то ощутила обиду.
Оставался вопрос — что мешало ей после смерти мужа, сменить место жительства? Вот только задавать его сейчас в лоб как-то… неприлично.
— Сгубить? — переспросила я. — Разве на них в лесу не напали разбойники? При чем здесь моя матушка?
Продолжавшая хранить молчание Инесса Ивановна, всем своим видом показывающая, что хотела бы замять неприятную тему, лишь недовольно покачала головой.
— Напали, — скрипнув зубами, согласилась графиня. — Да только не было бы той треклятой поездки, ежели б не Александра. У меня глаз наметан, сразу вижу, когда у барышни вольные взгляды. Платья ей побогаче подавай. Украшения. Поездки на воды. А муж во всем потакал. Как пить дать, она его на свадьбу к Куприным ехать уговорила. А ведь даже в газетах писали, что неспокойны дороги. Душегубы, зимой, за кажным деревом. Не послушался Алексей. Вот и вышло… что вышло. Данил Максимович мой, как узнал, что с приятелем приключились, сам не свой сделался. Похудел, осунулся. Доктора лишь руками разводили. И полугода не прожил. Преставился.
— Маменька, — снова вмешался Серей. — Все это явно лишнее. И Софье Алексеевне слушать ни к чему.
— И вправду, что это я? — тряхнула головой Акулина Никитишна. И атмосфера в комнате из напряженной, удушливой, вдруг разрядилась, сделавшись непринужденной. — Ты тоже прости меня Софьюшка. И не подумай, что мои чувства к твоей маменьке, могут как-то тебя задеть. Ты пусть и пошла в нее внешностью, характер имеешь скромный, почтительный. Сказывается воспитание тетушки. Да и сын мой души в тебе не чает. Как же материнскому сердцу супротив идти?
И вправду, как же? Сын-то не тряпка. Свое мнение имеет. Вот и приходится привечать в доме дитя той, что даже после смерти вызывает отвращение.
Но зачем я сдалась целому графу? Неужто в столице достойной девицы не нашлось. С титулом и при деньгах? Или здесь, в Китеже? Ведь не в любви же дело?
На зло маменьке отморожу уши? Уже теплей…
И все же, так много вопросов… И так мало пока ответов…
Аппетит был испорчен безвозвратно.
Уха больше не вызывала слюноотделение. К поданной позднее запеченной в ягодах утке никто даже не притронулся. Пышущий жаром пирог со стерлядью остыл и перестал издавать волнующий запах.
Воцарившаяся в зале гробовая тишина, казалось, угнетала всех, кроме хозяйки дома. Пока мы вчетвером — я, Ефим Ефимыч, тетушка и Сергей — делали вид, что цедим чай, она один за другим прикончила четыре эклера. А когда потянулась за пятым и обнаружила пустую тарелку, недовольно нахмурилась и отставила в сторону недопитую чашку.
— Софьюшка, Инессушка, а не пройти ли нам во вторую гостиную? Посплетничать, обсудить приготовления к свадьбе? Мужчин, разумеется, не приглашаю. Им о наших женских делах знать ни к чему.
Закончив кокетливо хлопать глазами, Акулина Никитишна, слишком живо для тучной комплекции, подскочила со стула. Ее супруг, больше напоминавший непримечательную деталь интерьера, и сын, во взгляде которого бушевали направленные в мамашу молнии, поднялись и застыли в поклоне. Инесса Ивановна, бросив на меня обреченный взгляд, последовала их примеру. А я… мысленно искала самую вескую из тысячи причин, покинуть этот дом.
Все, что могла сейчас узнать, я узнала. Снова заводить разговор о родителях — только нагнетать и без того непростую ситуацию. Спрашивать в лоб, кто из них пустил в меня пулю — решат, что рехнулась. Лучше брошу силы на поиск женщины из Сониного дневника. Авось улыбнется удача.
— Прошу прощения, — привлекла я к себе всеобщее внимание. — Но я вынуждена откланяться. У меня назначена встреча с… модисткой. Знала бы заранее о вашем приглашении, я бы, конечно, ее перенесла. Право, так неловко.
Лучшим вариантом было бы сослаться на головную боль. Причина весомая, себя зарекомендовавшая, уже не раз выручавшая. Но… тетушка.
Вдруг увяжется за мной? Опять доктора позовет? Тогда из дома не выйти. А встреча с модисткой, если верить историческим романам, то же, что современный «шоппинг» — самое «женское» занятие на свете.
Вот и графиня Бабишева так считала. Расплылась в понимающей улыбке и небрежно махнула рукой.
— Ну что ты, Софьюшка, бог с тобой. К чему эти прощения? Отпускаю со спокойным сердцем. Даже бриллиантам нужна огранка, что уж говорить о красивых барышнях. Ох, эта молодость! Инессушка, ну хоть ты останься, составь мне компанию.
Тетушка, может и рада была бы откланяться, но тяжкое бремя приличий и манер не давало извернуться. А потому изобразила вежливую улыбку и кивнула.
— С превеликой радостью, Акулина Никитишна.
Медленно переведя дыхание, которое, оказывается, успела затаить, я поднялась, изобразила что-то вроде реверанса и стала задом отступать к двери.
С головой затопило облегчение — легко отделалась. Но не тут-то было. Меня вдруг резко остановил оклик жениха.
— Софья Алексеевна, прошу, окажите мне честь, разрешите сопроводить вас хотя бы до дома?