Страница 13 из 82
- Да, дядюшка мужа, - ответила я, надеясь, что он не станет углубляться в мои родственные связи.
- Мы доставим вас прямо к его дому. Я в ответе за вас. Где живет ваш дядюшка?
Где? Ну, вот где он живет?!
- Елена Федоровна, Газетный переулок, будто бы? Или я путаю чего-то? – подала из телеги Прасковья. – Совсем памяти нет…
- Не путаешь. Именно там он и живет, - я облегченно выдохнула. Прасковья тоже оказалась смышленой бабой. А главное, терпеливой. Она ни разу не пожаловалась на боль или дискомфорт, и стоически терпела все невзгоды.
Глава 13
Когда мы, наконец, подъехали к трактиру и остановились в нескольких десятках метров от него, Давид сказал:
- Сударыня, как вы понимаете, женщины посещают такие места крайне редко. Поэтому я сейчас договорюсь с хозяином, чтобы вас провели через черный ход. Вы уж простите меня, но в данной ситуации предложить вам что-то лучше я, увы, не имею возможности. По крайней мере, здесь вы сможет по-человечески отдохнуть.
- Благодарю вас, - искренне ответила я, мимоходом узнав еще одну интересную вещь. Оказывается, женщины трактиры не посещали. Приличные женщины.
- Мы и сами останавливаемся здесь, чтобы перекусить, не более. Для этого нам выделяют отдельный кабинет, потому что дворянам тоже нежелательно появляться в подобных заведениях, - мужчина склонил свою красивую голову. – Еще раз прошу извинить нас.
Ишь, как оно… Теперь нужно быть очень внимательной ко всему. По незнанию можно попасть в неприятную ситуацию. Правила приличия должны соблюдаться, иначе можно прослыть неприличной девицей.
Но, зная себя, я была на сто процентов уверена, что влипну в какую-нибудь историю не раз.
Мужчины ушли, и Акулина сразу же прицепилась к Прасковье.
- А что дядюшка? Правда, что ль, у него норов поганый?
- Ой, поганый… - закивала женщина. – Слышала я, как хозяин рассказывал, что Тимофей Яковлевич этот жадный да склочный. Когда супруга его померла, он даже не позволил в новую сорочку ее обрядить! Так в старой и схоронили!
- Да ты что?! – испуганно воскликнула Акулина. – Смертную одежу ведь шить надо по правилам… суровыми нитками, да без узлов. На живую нитку! И непременно иголкой от себя, а то покойник кого-то из семьи за собой утащит!
- Вот так вот, - тяжело вздохнула Прасковья. – Не знаю, как мы жить там будем. Как встретят нас, приютят ли?
- А чем он занимается? – спросила я, внимательно слушая их разговор. Придется еще и дядюшку на место ставить. Эх, покой нам только снится.
- Паликмахер! – фыркнула Прасковья. – У него цирюльня своя. Но теперь он так назваться придумал, чтобы от хранцузов не отставать. Паликмахер, чтоб тебя… Словно это дело великой важности, мужикам бороды стричь! Тьфу!
- Как же мы там жить станем? – Акулина приуныла. – С таким-то дядюшкой?
- Не переживай, нормально мы жить будем, - успокоила я ее. – Со мной не пропадете.
- Да я уж заметила… - девушка как-то странно взглянула на меня. – Никогда бы не поверила, скажи кто-нибудь, что вы, барышня, драться станете.
- Жизнь такая, Акулина. Или она тебя на лопатки, или ты ее, - изрекла я, жуя соломинку. – Так что не суетись.
Прасковья же смотрела на меня с уважением, видимо, мой рейтинг стремительно рос в ее глазах.
- Вот-вот, а раньше вы бы в обморок упали… - протянула девушка, не сводя с меня взгляда. – А тут бандитов не испугались. В драку полезли…
- Это после того, как я головой ударилась, - с серьезным лицом ответила я. – Видать, что-то в мозгу и перевернулось.
- Знатно я вам скажу перевернулось… Двоих скалечить, – Акулина скривилась. – Как вспомню, так вздрогну.
Не став дальше слушать ее, я слезла с телеги, взяла Танечку и пошла к высокой сосне, росшей неподалеку. Хотелось размять ноги.
«Женская сборная по вольной борьбе, возвращаясь домой, попала в поезд с дембелями. И взяла еще двенадцать медалей…», - вспомнилась мне шутка из КВН, и я тихо засмеялась. Пусть дядюшка только попробует меня строить, моментом приструню. Как Елена Федоровна Волкова я совершенно независимая женщина. Никто не заставит меня выходить замуж, никто не больше не запрет в холодной.
Малышка вела себя спокойно и выглядела очень мило в чепчике с кружевной оборкой. А ведь она будет считать меня своей матерью… Это непорядочно по отношению к ее настоящей маме, которая, вне сомнения, души не чаяла в своей малышке. Разве я могу лишать Танечку права знать, кто подарил ей жизнь? Все нужно хорошо обдумать и принять правильное решение. Благо, время у меня еще было.
Обойдя дерево, я увидела возвращающихся из трактира мужчин и пошла обратно.
- Хозяин трактира все приготовит для вас, – Давид с интересом рассматривал ребенка. – Это девочка?
- Девочка. Танечка, - улыбнулась я, и он улыбнулся в ответ.
- Она похожа на вас.
- Да? – я посмотрела на ребенка. – А мне казалось, что у нее нет ничего от меня.
- У нее ваше упрямое выражение лица, - он взял малышку за пальчик и добавил: - Вы словно в противостоянии со всем миром.
- Может, так оно и есть, - я медленно пошла к телеге. – Где будут находиться мои слуги?
- Кормилица и девушка в одной комнате с вами, а мужчине придется переночевать на конюшне. Не переживайте, сударыня. Мы с Мамукой будем поблизости. Вас никто не обидит, - ответил Давид и вдруг улыбнулся, демонстрируя белые ровные зубы. – Или это нам стоит волноваться о здоровье посетителей трактира?
- Как знать, как знать… - шутливо произнесла я. – Если никто не станет размахивать перед моим лицом ножом, то все останутся живы и здоровы.
- Вы не похожи на других женщин, - сделал неожиданный вывод «султан». – Мне интересно наблюдать за вами.
Я ничего не ответила, но, черт возьми, это однозначно был комплимент!
Прасковью мы пока оставили в телеге, чтобы Селиван вместе с ней въехал во двор. Я забрала Танечку, и Давид с Мамукой провели нас к черному ходу. Там нас встретил служащий трактира.
Проходя мимо дверей главного зала, я успела заметить широкий прилавок, на котором поблескивали графины с водкой, за ним сиял начищенными стеклами большой шкаф с посудой. Двери второй комнаты были неплотно прикрыты тяжелыми портьерами, что давало возможность заглянуть внутрь. Что я и сделала, испытывая острейшее любопытство. В помещении стояли небольшие диванчики и столики, накрытые белоснежными скатертями. Возле плотных занавесей, скрывающих часть сцены, раскорячилось фортепьяно. Еще я успела заметить люстры с «висюльками», лепнину и даже картины.
Мы поднялись по лестнице, покрытой ковром с обтянутыми сукном перилами, на второй этаж, и мужчина, провожающий нас, остановился у одной из дверей. Надо сказать, вид этого то ли официанта, то ли администратора, вызывал у меня приступ смеха, который я с трудом сдерживала. На нем были белые штаны, рубаха с косым воротом на выпуск, подпоясанная красным шелковым шнуром с кисточками. Такие вешают на портьеры и, по-моему, они назывались подхватами. На его чисто выбритое лицо словно приклеили дурацкую улыбку, а на голове сухим сеном топорщилась прическа под горшок.
- Сударыня, прошу вас.
Комната оказалась довольно неплохой. Из мебели две кровати, ширма, стол, стул. Плотные портьеры на окне, выходящем на задний двор. На чистом полу ковер, возле печи-голландки фикус в огромном горшке и снова картины на стенах с нимфами в прозрачных одеждах.
Акулина, раскрыв рот, секунд пять рассматривала пляшущих нимф, а потом скривилась.
- Тьфу! Срам, какой! Что же это за мода такая: бесстыжих баб на стены вешать?
- Чтобы ты понимала! – фыркнул служащий трактира, с презрением глядя на нее. – Это искусство! Деревня!
Акулина одарила его убийственным взглядом и отвернулась.
- Сударыня, откушать не желаете? У нас сегодня жареные поросята с кашей, суп из раков с расстегаями, ботвинья с белорыбицей и кулебяка с двенадцатью начинками, а еще осетрина с хреном! – мужчина подскочил ко мне и запел соловьем. – Все свежайшее!