Единственный

Я не была уверена, говорил ли он о пончиках в коробке с выпечкой или намекал на свою футболку «улыбайся, как пончик». В любом случае, я решила подыграть.

— Или я могу достать тебе один. — Его пальцы прошлись по обнаженной коже на моей руке, оставляя за собой мурашки.

— Я вам не помешаю?

Я ахнула и отскочила назад, когда услышала голос Моники позади себя.

— Привет, Мон, — сказала я и оглянулась на нее. Ее глаза были прикованы к Джону Бою, а брови приподняты.

— Доброе утро, Либ, рад видеть тебя.

— Я не ожидала увидеть тебя здесь. Ты встречаешься с Треем?

Джон Бой покачал головой с легкой улыбкой на лице.

— Нет, я просто подумал, не купить ли мне пончик.

— Надеюсь, ты имеешь в виду выпечку, — сказала Моника.

Он пожал плечами.

— Возможно. А может, и нет. — Он подмигнул мне. — Думаю, я проверю этот пончик в другой раз, Рыжая.

С этими словами он оттолкнулся от стойки и вышел через боковую дверь. Моника проводила его взглядом, пока он не скрылся из виду.

Моника моргнула, глядя на меня так, словно у меня на лице было что-то странное.

— И что это было?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Он просто пришел, весь такой кокетливый. Он никогда не делал этого до вечеринки. Интересно, знал ли он вообще о моем существовании?

Моника улыбнулась, поправляя бейсболку с вышитой надписью «Студенческая столовая».

— Может, в костюме Гермионы действительно есть какая-то магия.

— Оставь мой костюм в покое. — Моника не понимала моей одержимости «Гарри Поттером». Ладно, может, это и не одержимость. Это было то, что я пыталась скрыть от других английских майоров (прим. отсылка к английской литературе), но на самом деле не было ничего лучше, чем хорошая книга с динамичными сюжетом и магией.

— А разве в одном из твоих классов литературы не было какого-нибудь парня, который бы тебя заинтересовал? — спросила она, быстро сменив тему разговора с Джона Боя и моего костюма.

— Ты имеешь в виду Уолта?

— Да. Был ли он тем, кто действительно увлекся Керуаком и курил эти черные сигареты?

Уолт Хайнс был воплощением английского майора. Он всегда носил с собой потрепанный экземпляр «Бойня номер пять», хипстерские очки и девчачьи джинсы. Я думала, что он был тем типом парня, с которым я хотела быть, пока не потусовалась с ним. Он провел ночь, изучая каждую книгу, которую я когда-либо читала, и сказал мне, что «Гарри Поттер» не был настоящей литературой. Как только какой-нибудь парень оскорбит Уизли, все будет кончено.

— Это был бы Уолт, но с ним никогда ничего не было и с Джоном Боем ничего не происходит. Он просто зашел поздороваться.

Моника облокотилась на стойку.

— Джон Бой никогда не говорит «привет» девушкам, если за этим не следует «хочешь трахнуться»?

Я произнесла безмолвную благодарственную молитву, когда вошла группа студентов и выстроилась в очередь за кофе. Это заставило Монику перестать говорить о Джоне Бое и вернуться к работе, но это не означало, что я перестала думать об этом парне и его бицепсах.

Глава 3

Приближались промежуточные экзамены, что означало гораздо больше домашних заданий и гораздо больше людей, приходящих на занятия.

По понедельникам я работала по утрам, а потом шла на пары американской религиозной истории. Занятия проходили через двор от студенческого центра, где был расположен «Брюстер»; в художественном здании, которое выглядело как гигантская соковыжималка.

Это был приличных размеров лекционный зал, имевший форму полукруга с пятью рядами парт, спускающихся на нижний уровень, где располагалась профессорская трибуна. За ним был огромный экран, на котором профессор разместил все слайды лекций.

Я плюхнулась на свободный стол в дальнем углу и стала рыться в сумке в поисках блокнота. Большинство людей в кампусе просто носили свои ноутбуки или айпады, чтобы играть в игры, пока профессор читал лекции, но я все еще предпочитала старый способ — ручки и бумаги. Было что-то такое в ощущении прикосновения ручки к бумаге, что я находила бодрящим. Наверное, именно поэтому я и стала английским майором. Я любила писать длинным почерком. У меня были старые дневники, наполненные полузабытыми сюжетными идеями и заметками с уроков, валяющиеся в коробках в доме моей мамы.

Порывшись в сумке, я, наконец, нашла ручку, но как только я схватила ее и положила на стол, она тут же скатилась на пол.

— Черт, — пробормотала я.

Я выбралась из-за стола, когда ручка остановилась на паре пум (прим. спортивная обувь).

— Прости! — взвизгнула я и потянулась за ручкой.

— Никаких проблем, Рыжая.

Я схватила ручку, а когда встала, то встретилась взглядом с бесконечными голубыми озерами глаз Джона Боя. Я никогда раньше не замечала его в своем классе, но, с другой стороны, обычно я была занята, уставившись в свой блокнот, пытаясь делать заметки.

— Привет, Джон. — Я попыталась взять себя в руки, и села на свое место. Он с легкой улыбкой занял место рядом со мной. Он вытащил из сумки Макбук и положил перед собой на стол.

Из всех моих занятий, почему он должен был быть на том, на котором я выглядела как дерьмо? Он был великолепен в сером вязаном свитере и выцветших джинсах, которые идеально подходили к его фигуре. И это нормально, парень состоял из мускулов. Хотя я видела его в набедренной повязке. Я поймала себя на мыслях о том, что же под его одеждой, и от этого мое лицо покраснело.

— Значит, теперь ты будешь звать меня Джоном? — Он выгнул бровь и наклонил голову, отчего на его подбородке появилась небольшая ямочка. Боже, он был чертовски привлекателен.

— Хм, ну это же твое имя, не так ли?

— Да, но большинство зовет меня Джон Бой.

— И почему же? — Я постучала ручкой по блокноту, пытаясь сообразить, куда девать руки.

Он издал смешок:

— Прозвище, которое мне дали братья-новички еще на первом курсе. Такое часто происходит, когда тебя зовут Джон Уолден, что похоже на Уолтон.

— Как Джон Бой из «Уолтонов»? Телешоу? — Я не думала, что кто-то моложе семидесяти действительно знает об этом шоу. Я знала об этом только потому, что моя бабушка была одержима им.

— Это основная поп-культура. Уверен, ты думаешь, что мы кучка тупых спортсменов, которые бегают с веслами, но мы, по крайней мере, знаем о горе Уолтон.

Я сглотнула, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы снова не выставить себя дурой.

— Мне очень жаль. Я не должна была делать поспешные выводы.

Он подтолкнул мою руку своей.

— Я просто издеваюсь над тобой. Не воспринимай жизнь так серьезно. Тебе правда стоит расслабиться.

— Прости. Я не настолько храбра, чтобы разгуливать на вечеринке в набедренной повязке.

Он наклонился ближе, его теплое дыхание коснулось моего уха.

— Да, но я бы не возражал, если бы ты это сделала. В моей спальне.

Каждый волосок встал дыбом и мое тело воспламенилось, как будто я начала греть кожу феном. Парень знал, что нужно сказать. Он определенно был неприятностью. Но, может быть, это хорошая неприятность.

— Так что… я никогда раньше не видела тебя в этом классе. — Я попыталась взять себя в руки и выпрямилась.

— Я здесь уже целый год, но обычно сажусь сзади. Я не мог не заметить эту голову с великолепными вьющимися волосами, которая всегда впереди и делает заметки. — Его пальцы обхватили прядь моих волос, выпавшую из конского хвоста, и он заправил ее мне за ухо. — Обычно я опаздываю на пару, чтобы сесть за тобой.

— О… — Я не могла придумать, что сказать, и чувствовала себя полной дурой.

Слава Богу, меня спас профессор Маркс, который вошел в класс в сопровождении двух своих аспирантов. Он стряхнул пыль с жилета и запустил пальцы в копну седых волос. Наш профессор, возможно, был одним из самых глупых, но мне он нравился. Он говорил, как Вуди Аллен, и сделал миграцию меннонитов действительно интересной.

— Извините, товарищи историки, я знаю, что снова опоздал, а вы все просто умираете от желания перейти к следующему американскому религиозному движению. — Он подошел к своему столу и вошел в компьютер, фон его рабочего стола появился на гигантском экране позади него.