Феникс. Полет

Как-то мы уже говорили с фронде об этом. И он считает меня «любопытной». Дети леса, что б их. Прицепился к сабле…

— Ты не зверюшка, — возразил эльф.

— И поэтому ты тут, да.

— Ты забываешь, что я знаю Арджана и Дианель много лет, а тебя мало. Витор же занят, по крайней мере вот сейчас.

А ко мне значит можно лезть…

— К тому же, как ты знаешь, мое призвание не только разговаривать со зверьми да оборачиваться в птичек, — усмехнулся фронде, — но и исцелять.

— Лес, ага. Я похожа на дерево, что ли?

Фронде склонил голову, словно желая рассмотреть во мне что-то, одному ему ведомое.

— Твоей вины в похищении Ди нет.

— Разумеется. Это тут при чем?

Эльф коротко улыбнулся.

— Ни при чем. Совершенно точно абсолютно ни при чем. Легкой стражи, — он поднялся на ноги и отправился чуть поодаль от костра, к ближайшему дереву.

Прикоснулся рукой, что-то тихо прошептал — и пара низких ветвей, самые густых и близких друг другу, словно бы чуть-чуть подвинулись, образуя небольшой навес. Фронде сел у дерева, скрестив ноги, и, опершись спиной на ствол, закрыл глаза. Дыхание его почти сразу выровнялось.

Магии я все еще не ощущала, но почему-то казалось, что так фронде словно бы слился с деревом, отдыхая умом эльфа и живя умом иного существа. Полезная возможность.

Пару десятков вдохов и выдохов я просто глазела по сторонам. Потом в разум прокралось скрипучее:

Зря ты.

С чего это?

Фронде редко интересуются кем-то, кто ходит на двух ногах.

Ну значит мне с браком попался. Да и к тому же Милатиэль с сестрой путешествует, тебя это не смущает?

Не «с», а «из-за». Он — эльф. Для вашего племени узы родства священны.

Для нашего? А ничего, что я человек?

Полукровка. И могла бы обрести в лице фронде ценного союзника, между прочим.

Мне не нужны союзники. Я иду по жизни в одиночестве.

Я тоже так думал. Мы все так думали, признавая лишь друг друга. И итог ты видишь сама. Много бы ты сумела, взявшись за это дело в одиночку?

Какая разница? Все равно скорее всего там, у Врат, наши пути разойдутся навсегда. Ну если только ты не представишь каких-нибудь невероятных доказательств своей непогрешимости.

Собственно, о доказательствах. Я видел в твоей памяти дневник Тоа. Можешь прочитать несколько страниц?

Я не знаю языка.

Да и не нужно. Будешь просто смотреть на те места, куда я укажу.

Вот же наглость.

Тебе все равно нечего делать. И так я быстрее закончу все у врат.

Аргумент.

Наглось, да. Но под мерное листание страниц и глубокомысленные и ничего незначащие для меня комментарии духа дозор прошел довольно быстро. Ястреб, чьим бы он ни был, не возвращался, и никто не приближался к нашему лагерю.

Ранним утром меня разбудил тихий разговор. Он воспринимался весьма странно, словно бы я стояла у двери и подслушивала в замочную скважину. Но до конца проснуться не выходит, и потому приходиться разбирать тихую чужую речь.

На эльфийском. Впрочем, эльфийский я знаю, пусть и погано. На моей родине таких как я, полукровок, рожденных высокородными матерями в «Ночь Возвышения» от эльфов, и принятых в рода отцами не по крови, учили жить и как люди, и как долгоживущие. Мое обучение закончилось в пятнадцать, но все, что было после, все же немного позволило сохранить старые знания. Благо, говорили не на высоком, а на простом диалекте, чьи конструкции были куда проще и понятнее.

— Ты должен был охранять! — чародейка.

— Свою смену, — невозмутивый как всегда фронде.

— Нет, она…

— Она спасла тебе жизнь на болотах. И ринулась вытаскивать твою недалекую голову из проблем по первому зову человека. Что тебе еще нужно?

— Болота были случайностью. А в клетку пришел ты, и…

— И мне не пришлось прорываться с боем через поместье, полное бандитов. Твой человек был воспитан в одной истине. Тот, кого носит на поясе Феникс — носитель другой. Только и всего. Мы идем в опасный путь, и глупо ждать удара в спину.

— Но…

— Я сказал. И еще раз ты не послушаешь прямого предупреждения хоть Феникса, хоть человека, хоть Арджана — мы отправимся домой тотчас. Ясно?

— Мил…

— Ясно?

— Да.

Разговор отдалился. Непонятное оцепенение оставило меня, словно бы позволяя наконец полностью проснуться.

Рассвет еще занимался. Дианель и Милатиэль о чем-то говорили около дерева, и от них не доносилось ни звука. Арджан спал, как, предполагаю, и Витор.

Ну и зачем ты мне это показал?

Мы тоже, каждый, шли сами, терпя рядом с собой лишь временных попутчиков. И тебе известен результат.

Иди ты.

Завтрак в молчании, сбор лагеря — и мы отправляемся дальше. Фронде вновь предпочел остаться в своем эльфийском облике.

В вышине нет-нет, а мелькали за облаками крылья ястреба, но ниже фамильяр не спускался. Не то его хозяин приказал следить за нами, не то птица просто следла за всем близ старой столицы.

Мы шли через заброшенные поля. Удивительно, как они еще не пали под гнетом сорной травы, но все же тут во многих местах росла рожь, почти полность сожранная чернотой. И, что вызывало тревогу, в нескольких местах видели небольшие участки, с которых явно собрали урожая.

— Здесь же вроде нельзя жить? — с сомнением заметила Дианель, когда очередная давно оставленная и порядком разбитая мощеная дорога вела нас мимо очередного такого поля. — Или соврала, Служительница?

— А ты не чувствуешь?

Здесь, уже ближе к Протиполу, в воздухе разлит тонкий-тонкий, почти неуловимый кислый аромат. Тонкий-тонкий — пока. Ближе к окраинам он усилится и начнет мешать ощущать что-либо еще. Но до окраин еще дойти надо.

— Нет, — лаконично ответила Дианель. — Так что что-то у меня есть вопросы к твоей идее про «опасную магию».

— Напряжение магического поля тут правда, кажется, выше, — немного словно бы извиняясь заметил Витор, — но насчет полей…

— Смерть не мгновенна, — отозвалась я. — И обычно местные охотники за сокровищами приходят на руины на несколько недель, а потом возвращаются в Толар или дальше, в родные поселения. В год — три-пять ходок, не больше. Те, кто остаются слишком долго и слишком часто — меняются быстрее других. Но, вполне возможно, какие-то безумцы решили пожить тут. Особенно после того, как в Толаре воцарился бардак. Хотя вряд ли это кто-то из местных, знающих о том, что бывает с теми, кто слишком жаден до ценностей и слишком много времени проводит в Оставленном Городе. Но идиотов в мире много, может кто-то и решил, что именно его-то скорбная участь минует, несмотря на предупреждения и здравй смысл.

Дианель фыркнула — но ничего не ответила.

Убранная целыми проплешинами в полях рожь попадалась все чаще и чаще. Но людей не было. Хотя в паре мест на дороге попадались следы конских копыт, так что кто-то тут и правда жил.

Вечером на горизонте показались остатки гигантской каменной стены, над которой возывышались кое-где сохранившиеся, но медленно разрушающиеся белые башни древней столицы. Безмолвный памятник человеческой подлости.

Первое тело мы нашли на второй день пути, когда направлялись к Борисконскому Колодцу, одному из немногих мест, где, по уверению орки из трактира Толара, сохранилась пригодная для питья, правда строго после кипячения, вода.

Человек лежал на обочине дороге, смотря куда-то в бесконечно высокое синее небо. Ступни его, как и ладони, почернели и ссохлись, словно бы оплавленные.

— Черный огонь? — не без недоверия поинтересовался вслух Витор.

Я покачала головой.

— Не тот, что проклятие. Тот, что прорастает в ржи, которую эти безумцы решили присвоить.

Мертвец лежал явно не один день. Он был в одном исподнем и выглядел крайне истощенным. Колени и локти стерты. Полз. И немало.

— Тайтел — не суртово творение, — спокойно парировал фронде, — это лишь маленькое растение, которое не стоит есть в пищу ни Равным, ни скотине. И о том все знают.