Страница 14 из 21
Расчет был безошибочным. Не прислать деньги не могли, даже если догадывались, что никак он не помогал. Рассуждали благоразумно: «помогал или не помогал, а вот нагадить – сможет». Тем более срабатывала эйфория оттого, что ребенок поступил.
Это – времена и конфликты, запечатленные замечательным драматургом Виктором Розовым в самой знаменитой пьесе начала шестидесятых «В поисках радости!» В институты стремились все! Конкурсы – умопомрачительные, и в клиентуре адвокат не нуждался.
Так проходили годы. Адвокат разъезжал по курортам и жил безбедно, но безвестно.… А ему хотелось славы! Ему хотелось плюнуть в лицо, бездарным адвокатишкам, тем, что всю жизнь, роются в пыльных делах и грязном белье подсудимых, чтобы заработать, тогда совсем жалкие, копейки. Дать пощечину тем, кто не принял его в коллегию адвокатов, поскольку он, как бы, не имеет адвокатской практики.
Но, как и положено поскользнулся он на арбузной корке…про бананы тогда редко кто слышал…
Попался о на ерунде, на пустяке, какого не учел. Письмоноска, воспитанная в крепком сталинском духе бдительности и доносительства, сообщила во всесильный тогда КГБ, что адвокату, практически, нигде не работающему, в октябре начинают десятками поступать денежные переводы из разных городов нашей необъятной Родины, причем, удивительно, что все на одну сумму «300 рублей».
При тогдашних возможностях КГБ адвоката быстро вычислили и, как говориться «припасли», но ничего бы не доказали, если бы он сам, припадке тщеславия, не выложил свой метод. По закону его прихватить никак не могли, поскольку взяткой считается получение средств или иных форм вознаграждения за исполнение или неисполнение своих должностных полномочий. Ни под одну букву статьи УК деяния адвоката не подходили. Ему не могли пришить получение взятки, тем более, что все «даватели» от своей части преступления отказались!
Но в те строгие времена ему припаяли, что-то другое.… Даже кажется не мошенничество, а тунеядство, что-ли.… И была оценена его гениальность, вполне соотвествующе, прокурором, который счел действия адвоката несовместимыми с моралью советского общества, а это уже тянуло года на три.
Ибо на всякого мудреца довольно простоты, тем более в нашем Отечестве.
Убийцы
Так вот, если в первом случае, карать не за что, поскольку и преступления вроде бы нет. Мало ли кто кому, от чистого сердца, деньги дарит, то во втором случае и убийство есть, и убийцы от него не отказываются, и труп в наличии, а наказать, по закону, никого нельзя…
Утверждалось, что эта история произошла в районе Зеленогорска, на Карельском перешейке, все в те же, незабвенные, шестидесятые.
Двое молодых людей, безупречной биографии и поведения, имеющие охотничьи билеты, с уплаченными взносами, на свои трудовые деньги, с полным юридическим правом, вскладчину, (что законом не возбраняется) приобрели охотничье ружье.
Далее, как положено, в разрешенном для стрельбы и охоты месте, пошли ружье пристрелять. Стреляли по бутылкам и банкам, по очереди, стандартными патронами.
А когда истратили боезапас, то чуть дальше банок и бутылок, обнаружили труп старухи, собиравшей грибы и убитой наповал одним из выстрелов.
Суть казуса в том, что оба были готовы признать себя виновным. От убийства, по неосторожности, они не отказываются! Но бабка была убита одним выстрелом! Стало быть, убийца один, а второй соучастник, но кто убийца, кто соучастник?
Если будет обвинен один, скажем тот, на кого было записано ружье, ( хотя вроде бы, оно было указано в двух охотничьих билетах. Ребята собирались охотиться врозь и по очереди.), то где уверенность и доказательство, что убил именно он, а не его товарищ, который от вины своей не отказывается тоже?
Патроны стандартные, стреляли оба, а определить каким выстрелом убита старуха – невозможно.
В результате, в данном случае, неумышленного убийства по неосторожности, убийцам можно инкриминировать, что угодно, но не убийство… Кому из двух?
До революции, в подробных случаях была, судебная формулировка: «подвергнуть церковному покаянию», то есть оставитьна волю Божью.
И в советское время дело об убийстве осталось незавершенным, поскольку с точки зрения закона, завершено оно быть не может. А в 60- годы, вопреки нашим нынешним представлениям, в серьезных делах, таких как убийство, закон соблюдался неукоснительно.
Пластун
До войны город Зеленогорск назывался Териоки и считался территорией Финляндии. Мы же – советские люди, со своей стороны, считали эту «исконно русскую», как водится, землю, незаконно отторженной финнами, поскольку хотя тут финны хотя и проживали, все же это – бывшая территория Российской Империи. Но с другой стороны, тогда и Гельсинфорс, он же Хельсинки – тоже относился к Российской Империи. В данном случае меня эта историческая часть дела не интересует. Я собираюсь рассказать о другом.
В шестидесятые годы на территорию Карельского перешейка, впервые после войны, стали приезжать финские туристы. Туристы приезжали, отыскивали фундаменты своих хуторов, фотографировались, плакали и пили водку до потери пульса. Потому в Финляндии тогда соблюдался сухой закон. Финнов как бревна грузили в международные автобусы, а пограничники с каменными лицами при автоматах и собаках, на глазах у рыдающих финнов выливали водку, прихваченную туристами, из бутылок в люк канализации.
Правда, говорят, там в люке у пограничников находилось хитро закрепленная емкость, куда и попадала реквизированная водка. Не пропадать же добру! У какого русского, тем более солдата поднимется рука водку в канализацию вылить!
Финнов заграничных мы раньше не видели и поскольку их совершенно не боялись и чувствовали себя победителями, а финнам сочувствовали и даже жалели. Но финский акцент нас очень веселил. Народ во всю подражал финскому акценту и сильно в этом деле поднаторел. А в остальном финны – как мы такие же белые и голубоглазые, как и ленинградцы, понастроившие дач в районе Зеленогорска.. В частности, один из моих приятелей, по кличке Салат, научился дурить швейцаров, когда ходил в рестораны, минуя очереди, потому как ловко выдавал себя за финна, за иностранца. «Скасытте посаалуйста… Спасиппо…» и т.д. Дело не хитрое. Понаслушались как финны по-русски говорят – теперь хоть кто за финна сойдет. На вид то не отличить, кто русский кто финн.
И вот, в районе, примерно, станции Репино, бывшая Куоккола, в канаве около вокзала, просыпается некий советянин. Вероятно, приезжал к друзьям на дачу и так там на стакан присел, что в электричку не погрузился, а залег в канаву. Здесь в холодке проспался, но так как принял дозу значительную, проснувшись, прочухался не вполне. А чуть продрав глаза и приподнявшись на карачки увидел мужика в штанах на подтяжках и в шляпе, косившего в канаве траву.
– Э… Мил человек…– а с похмела язык ворочается с трудом, – Скаж палста…Где это я?
– Этто – говорит мужик, – Этто … Финлянтия.. Трррастуйтте. Топрый утра!
– Мать честна! – тут этот, что на карачках стоит, понимает весь ужас своего положения и больше с карачек уже вставать не пытается. Наоборот, падает на брюхо и норовит сообразить как он в Финляндию то попал и что ж теперь ему за это будет…
Ничего вспомнить не может, но решает твердо, во что бы то ни стало, вернуться на Родину.
– Мил человек, – спрашивает он косаря, – А граница далеко?
– Нет… – говорит раздумчиво и почти по-фински косарь, – относииттэльно не талекко…
– А к примеру где?
– Этто таам! – и показывает на север. Чистая правда – до советско-финской границы тут километров семьдесят… Правда, Зеленогорск (бывшее Териоки) расположен как раз по дороге. И никак его не миновать. Может финн сказал бы и об этом, но не успел. Или может словарного запаса у него маловато – не выразить мысль! И вообще финны они медлительные. Говорят медленно.
А мужик в канаве соображает быстро и решает, во что бы то ни стало, уползти на родную землю.