Демоны в раю

— Ты, брат, совсем обезумел! — ругался старик. — Ты чего на «шестисотом» приехал! Совсем одурел!.. У Святейшего — «пятисотый», а ты вошь безумная!.. Взял бы «Жигуль» на время… А там езди на своем катафалке!..

В своей баньке Кран сдружился с Валерой, банк которого когда-то разрекламировал удачно. Сейчас бабки Крана лежали именно у Валеры. Банк считался самым крепким в России, так как Валера был специалистом по работе с правительством. Чутье имел на перемены великое. За это ему в следующее время и предложили стать помощником Президента РФ.

Кран иногда любил припугнуть банкира ради шутки.

— Все, Валерик, бабки у тебя забираю! — и косил глазом. — Положу к Смоленскому!

Банкир пугался или делал вид, что пугается, но денег крановских в его «Гамме» лежало шестьсот миллионов долларов. Глава банка виновато улыбался, а потом пили за шутку много, под песни «Битлз», исполняемые под гитарку известным композитором, дружащим с сильными мира сего с удовольствием.

Клево жили!!!

Не замечали со свистом пролетающих лет!!!

Единственное, что лишало Крана в жизни уверенности в себе и что могло включить его истинные чувства, почти умершие в остатках души, это — дочь его, Светка, выросшая в необыкновенную красавицу, еще не до конца расцветшую, но обещающую быть первой в этом подлунном мире.

Вместе с тем Светка была на удивление скромна. Имеющая возможности неограниченные, влияние на отца безмерное, тем не менее девица не пользовалась подножными благами. Хотя уже в двенадцать лет Светка Кранова понимала, что имеет незаурядную, выдающуюся внешность, она не пользовалась отличием для достижения своих подростковых интересов.

Но Кран… Кран, когда Светка появлялась изредка в его офисе, млел отчаянно, делал круглые глаза и улыбался трогательно, как блаженный. Он не понимал, как такое чудо могло родиться от него и Надьки, которая последние годы пила по-черному, почти как он, почти не выходя из дома.

Улыбались трогательно и все те, кто имел счастье видеть Светку. Сладострастны тайком облизывались, воображая юную прелестницу в своих объятиях, молодые менеджеры компании просто и безнадежно влюблялись в дочку хозяина. За ней всегда следовали два огромных охранника, а на стоянке ждал персональный джип с водилой. Личную жизнь дочери Кран отслеживал и считал, что таковой времени еще не наступило.

Светка имела кредитную карточку, на которую Кран заливал бабла немерено, но дочь тратила, как птичка малая, будто она не отпрыск миллиардера, а так… Большую часть денег матери отдавала.

В общем, Светка была для Крана тем, кто способен мгновенно вытащить из него все то человеческое, что было в нем глубоко закопано.

Как-то Кран с Пловцом, обожравшись водяры, дрыхли под дачным бильярдным столом. Оба без штанов, оба в трусах от Ферре.

— Это что здесь происходит!!! Голос доходил до сознания с трудом. Это что за педерастия тут мне!!!

Голос принадлежал Надьке, которая каким-то странным образом решила приехать в загородный дом.

— За пять лет была лишь раз — и на тебе!..

Кран разлепил глаза и коротко ответил:

— Пошла на…!

Тут и Пловец сумел прийти в сознание. Приподнял голову и, сфокусировавшись, разглядел что-то знакомое.

Она, увидев его, от неожиданности вскрикнула. А он все еще пытался вспомнить про эту бабу.

— Ты?!! — обратилась она к Пловцу.

И тут тренер по плаванию вспомнил. Все вспомнил. И бассейн «Москва», и коротенький халатик, и страсть свою безмерную…

— Я, — ответил Пловец.

Она почти не могла дышать, смотрела на него обрюзгшего, в одних несвежих трусах, валяющегося под бильярдным столом…

Он тоже смотрел на нее, разодетую, как престарелая павлиниха, вся в «Версаче», крашеная, как на блядки собралась, с водянистым лицом и силиконовыми губами…

За ними с огромным удовлетворением наблюдал Кран. В театр не ходил, а здесь на дому!..

— Как же так? — произнесла она, как будто в эту минуту рушился ее смысл жизни. А может быть, так оно и было?.. Образ Пловца, оставленный в прошлом, грел ее сердце своей неизменностью, а здесь — оплывшее тело да седые виски… Она почти застонала. Потом взяла себя в руки и заговорила: — Да как же ты мог?!! С этим ублюдком!.. Я всю жизнь тебя любила! Почему ты меня не отобрал у него!.. Ведь Светка твоя дочь!

Пловец от такого сообщения чуть было не поплыл по туркменскому ковру, как по воде. Здесь вмешался Кран.

— Врешь, сука! — с улыбочкой глядел гений рекламы из-под стола.

— Не вру! Его ребенок!

— Вот блудливая сука!.. Да я уже давно генетический анализ сделал!.. Ишь ты, твой ребенок!.. Только пафоса не надо!.. Вот сучье племя!..

От бешеной злобы Надька попыталась было нырнуть под бильярдный стол, дабы выдрать мужнины бакенбарды, но здесь произошло обратное…

Они били ее с особым упоением. Каждый за свое. Кран за загаженную жизнь, Пловец за предательство и последнюю ложь. Били тяжело, как мужика ломали. Надька сначала кричала, а потом вдруг успокоилась и просто смотрела, как мужичьи ноги рушат ее тело…

Когда устали — разлили по стаканам. Выпили. Она попросила тоже налить. Первую выпила лежа. Вторую сидя, опершись о ногу бильярдного стола.

После первой бутылки пошел пьяненький разговорчик, что все мужики сволочи, что Пловец — педераст, а Кран и вовсе баранотрах!

Мужики, расслабленные водочкой, лишь похмыкивали от бабьих нападок, слегка жалели, что побили ее, все-таки общее прошлое…

А один раз, когда Пловец пришел рано утром в офис, в котором ночевал Кран, заимевший любовь с взлетающей в топ моделью, то застал он своего хозяина с обескураженной физиономией.

Кран сидел в роскошном кресле, огромный и совершенно голый. Трындел по телефону.

— Да не может быть, Валер!.. Какой на хуй дефолт!.. Ты лучше скажи, где бабки мои?..

А потом Валера приехал сам. Говорил, что предупреждал — бабки в ГКО больше нельзя держать!

— Говорил?

— Говорил, — печально кивал Кран. — Хотел последний раз удвоить…

А потом Валера уехал. Он никогда не держал своих активов в госбумагах, зная, что с государством играть даже в «сладкое-горькое» нельзя. Он не был печален. Все было гуд.

Кран сидел в кресле и молчал два часа.

А потом сказал:

— Все, писец! Ни хера не осталось! Вали отсюда, Пловец!

Пловец долго плакал, говоря, что и он по примеру Крана все бабки в ГКО бухнул, что и у него не копья не осталось!..

— Вали! — повторил Кран. На его лице блуждала идиотская улыбка.

Через три месяца после дефолта из снайперской винтовки был застрелен второй человек в группе компаний «Гамма» Лев Валерианович Фишман, в молодости Лева Цеховой…

Через семь лет виповской жизни Пловец вернулся к жене. Когда он звонил в дерматиновую дверь квартиры, другая его рука сжимала веревочку, перевязавшую коробку с недорогим тортиком. Ему даже на мгновение показалось, что это тот самый, когда-то сгнивший в Крановой квартире, торт…

Велика женская душа… Пловца пустили, простили и отогрели… Он будто протрезвел от прошлой жизни, сходил в церковь, которую построил Кран, постоял возле икон, а затем, сняв с руки дорогой «Ролекс» на золотом браслете, засунул его в огромную емкость, на которой было начертано: «На строительство нового храма».

Как-то с женой они смотрели по телевизору пасхальную службу, и на руке одного из архиереев Пловец увидел свои часы. Ошибки быть не могло. У часов было красное стекло, сделанное по спецзаказу…

У самого Крана осталось еще кое-что. Доля в журнале, в популярном издательстве, часть музыкального канала принадлежала ему. Так что жить можно было почти по-прежнему, деньги на обычную роскошь имелись, но влияние, разухабистая власть, словно гелий из надувного шара, — испарились в мгновение. Телефон замолчал…

Он теперь не мог орать в спецустройство из своего автомобиля, даже нарушать правила ПДД не мог. Останавливали оборзевшие менты и читали нотации.

С Надькой они вообще не виделись. Он жил на даче в Ильинке, она бухала в Москве.