Страница 3 из 53
— Почему вы так думаете-с?
— Элементарно, Шимс. Раз он к тебе обратился, значит, ему порекомендовал твои услуги какой-то ваш общий знакомый, скорей всего, врач. Так кто же это мог сделать, кроме старины Родди, которому ты неоднократно подсказывал выход из нелегких жизненных котов…клизем… я уместно употребил это слово?
— Как нельзя более-с. Это термин, не имеющий никакого отношения к котам и клизмам, введен в теорию искусства еще Аристотелем-с. Он обозначает…
— …Не сбивай меня с мысли, Шимс. Иногда хочется узнать все о котах и клизмах, а иногда важно сосредоточиться на чем-то одном.
— Итак, вы говорили о том-с, что господину Мортимеру меня мог порекомендовать господин Родион Голосов, русский невропатолог, имеющий весьма обширную практику-с.
— Шимс, а ты не помнишь, было стихотворение… там-пам-пам-пам-пам приоткрывши рот…
— Полагаю, вы имели в виду: дочь под кроватью ставит кошке клизму-с, в наплыве счастия полуоткрывши рот-с, а кошка, мрачному предавшись пессимизму-с, трагичным голосом взволнованно орет-с.
— Тебе эти стихи нравятся?
— Это стихи русского автора-с, и я думаю, что они весьма примечательны-с, — уклончиво ответил Шимс. — Ведь мы как раз говорили о господине Голосове, а он…
— Если с тобой вообще можно говорить о чем-то конкретном. Ты же постоянно отвлекаешься, у тебя наблюдается прогрессирующая рассеянность внимания. Твои родственники никогда не страдали маразмом? Не думали, что они — канарейка?
— Чего нет, того нет-с, они все до преклонных лет сохраняли ясность мышления даже в образе канарейки-с.
— Ежедневный кусочек сахара в 8 утра, пролет вокруг люстры для моциона…
— Разумеется-с, однако, мы говорили о…
— Совершенно верно, о психических отклонениях. Дружище Родди, как я его называю, невропатолог. Значит, и Мортимер тоже невропатолог. Мой вывод подкрепляется еще и тем, что следы зубов находятся в центре трости, когда всякому нормальному человеку понятно, что кусать удобней за один из концов. Значит тот, кто кусал, был ненормальный, и он был пациентом доктора.
— Весьма эксцентричный вывод-с. А на основании чего вы, решили, что владелец трости увлекается френологией-с?
— Да все из-за того же Родди. Ты обратил внимание, какой у него диковинный череп? Человек с научным складом ума, к тому же невропатолог, не может созерцать такое буйство природы, не задумавшись о его причинах. А если у него при этом есть трость, которой он орудует, как регбист, круша головы направо и налево, он, конечно, в черепушках смыслит уж побольше нас с тобой.
— Уважая классовую дифференциацию в обществе, на которой держится государственная безопасность, я бы не рискнул составить вам компанию по части черепушек-с.
Глава 3
Шимс стоял у меня за спиной, почтительно глядя на трость в моих руках. Он задавал вопросы робко, как юная церковная хористка, которой старшие подруги объясняют еще пока мало ею изученные нюансы мужской анатомии.
— Но признаться, я по-прежнему в недоумении, как вы по этой трости определили возраст доктора Мортимера-с.
— Здесь, возле рукояти, есть табличка… ЧКЛ — это, несомненно, Чикаго-клуб. Я был там, Шимс. У них забавный такой устав — все члены клуба должны быть молоды не только душой, и едва человек преодолевает заветный тридцатилетний рубеж, его со всем уважением сплавляют под зад коленом. Конечно, можно соврать, я и сам так сделал при вступлении, но врач, имеющий практику, на подобное никогда не пойдет. Думаю, что трость ему была подарена членами клуба на прощание, когда он честно достиг тридцати, и было это три года назад.
— Почему вы думаете, что именно три-с?
— Это отчетливо видно по кольцам на древесине.
— Действительно-с. Но почему вы решили, что проблемы господина Мортимера связаны именно с чикагскими знакомыми-с?
— Видишь ли, Шимс. Такой суровый парень, как этот Мортимер, каждый день встречающий, как битву, не стал бы тебя беспокоить из-за девушек. Девушка всегда не прочь выпить какого-нибудь патентованного снадобья. А у всякого, кто мнит себя врачом, найдется склянка-другая убойного пойла, чтобы заткнуть ей пасть.
— Но гангстеры-с…
— Шимс, они там в Чикаго пьют такой вырвиглаз, что обычный крысиный яд на них не действует. Я и сам его пробовал, в смысле, крысиный яд, когда третий раз был обручен с Сесилией Треверс. Меня им угостил за обедом ее отец. Слегка терпнет во рту, а так ничего страшного. Так что наверняка к нашему Мортимеру пожаловал один из этих лихих молодчиков, с которыми он куролесил в Чикаго.
— Я бы не отважился назвать сэра Генри Эрнста Баскервиля лихим молодчиком-с. Это потомок древнего и славного рода. Он прибывает в Англию, предполагая вступить во владение родовым поместьем в Девоншире-с.
— Кстати, хорошо, что напомнил! Генри с минуты на минуту должен явиться сюда. Я обещал его накормить обедом, а он, глупыш, точно явится к завтраку. Парень в отрочестве жил на ранчо, и у него извращенные представления о времени.
— Очень хорошо-с.
Но на пороге комнаты Шимс вдруг остановился:
— Кстати, а на основании чего вы сделали вывод о фамилии доктора Мортимера-с?
— У провинциальных докторов всегда фамилии мрачные. Но Мориарти никогда бы не забыл трость, а Мортон был бы на двадцать лет старше. Значит, Мортимер. Так что нетрудно было догадаться.
— Блистательное прозрение-с… А почему Грегори?
— Ну сам подумай: доктор плюс трость равно…
— Что же-с?
— Грегори.
— Боюсь, это для меня слишком тонко-с.
— Шимс, а разве ты не смотрел… впрочем, ладно, ступай.
И Шимс, наконец, испарился. Однако вскоре он появился с небольшой черной коробочкой, немного потоптался и медоточиво прожужжал:
— Надеюзьзьсь, вы не откажжжззжжете мне в небольшзззшой прозззсьбе-сззз…
— Валяй, не стесняйся.
— Это васссзз не зззатруднит-сззз…
— Ну, к делу.
— Ваши способности настолько поразительны-с, что я хотел бы… с вашего милостивого разрешения, их подвергнуть еще одному небольшому испытанию, чтобы яснее проявилась природа вашего удивительного таланта-с.
— Ну?
— Вы не могли бы определить, что находится в этой коробочке-с?
— Хм… Коробка квадратная, значит то, что внутри, круглое, а раз она черная, значит, оно красное. Разумеется, там апельсин.
Шимс открыл крышку. Там был апельсин.
— Поражительно-ш! — прошуршал он, как шлангом по гравию, отваленная челюсть мешала ему говорить нормально. — Поражительно-ш!
И на его месте вдруг вспыхнуло пустое пространство.
Я уж, грешным делом, надеялся, что на этот раз он принесет завтрак, да не тут-то было! Этот мученик мятущегося интеллекта снова ввалился со все той же черной коробкой. На этот раз Шимс уже не разменивался на реверансы и демонстрацию хороших манер. Решил, видимо, что принадлежа к древнему роду, я их и так насмотрелся до чертиков. Поэтому он чихнул, поставил поднос с коробкой на столик, аккуратно промокнул нос чистым платочком, я ему сказал: «Будь здоров!», он ответил: «Спасибо-с!», потом спрятал платочек в карман, взял поднос и сразу спросил:
— А сейчас что в этой черной коробочке-с?
— Да уж конечно не апельсин. Значит, не кислое. И не сладкое. А стало быть, соленое и горькое. Две вещи. Солонка и перечница.
Шимс побледнел и прерывистыми руками раскрыл коробку. Там находились указанные предметы.
Глава 4
Когда я развернул свежий номер «Таймс», надеясь одолеть тамошний кроссворд, в глаза мне шибанул заголовок: «Из Принстаунской тюрьмы сбежал каторжник». В поисках сюжета для своего будущего детективного романа я тут же прочел заметку:
«Вчера из Принстаунской тюрьмы сбежал знаменитый убийца Селден. Каким образом это ему удалось, держится в строжайшем секрете, дабы его примеру не последовали другие, менее изобретательные, но столь же предприимчивые заключенные. Можем лишь сказать, что при этом он вновь проявил свои невероятные ум и изворотливость, отмечавшие все его преступные действия, из-за которых суд едва не счел его психически нормальным и не отправил на виселицу. Однако Селдена спас его адвокат, указавший суду на то, что ум и изворотливость — вовсе не норма для англичанина, а как раз именно патология, и таким людям место в соответствующем заведении, где им будет предоставлен подобающий уход. Присяжных полностью убедил этот довод.
Если Селдену удастся скрыться, это будет третий случай в истории тюрьмы, ибо двух предыдущих беглецов звали так же».