Страница 120 из 123
- Ну, всё - нам пора, - сказал Полозов, когда лифт остановился. Трясогузов по-прежнему был прикован взглядом к Маргарите и старый профессор, видя, что ситуация, сама по себе не исправится, тихо ей сказал:
- Марго, прекрати.
Та моментально подчинилась своему наставнику и улыбка исчезла с ее губ. Выражение лица тут же стало спокойно-холодным, и даже, в каком-то смысле, отталкивающим. Трясогузов "отлепился", наконец, от ее лица, и, снова, ойкнув от боли, возникшей от невидимых стальных спиц, впившихся в ступни, потер ноги.
Оба врача вышли из лифта. Трясогузов последовал за ними, вот только, когда он выезжал, тут ему помешал порожек, образовавшийся из-за разницы уровня пола лифта и коридора. Полозов жестом показал Альфреду, что надо отъехать чуть назад, и снова зашел в лифт, подтолкнув коляску сзади, помогая толстяку выехать.
Распрощавшись с докторами, Трясогузов вдруг почувствовал такое облегчение, что чуть не подпрыгнул от радости, когда Маргарита скрылась из виду. Да, чем-то она его держала, но вот чем - это была еще одна загадка природы, которую Трясогузову ни за что не узнать, как, впрочем, не могут, и не могли ее разгадать почти все мужики.
Он доехал, наконец, до комнаты отдыха, и, как только перед ним открылась дверь, тут же вспомнил о туалете. На всей скорости, на которую были способны его руки, крутившие колеса, он рванул к туалету и, едва туда успев, вернулся через несколько минут счастливым человеком.
Штукк, как всегда, спал перед ночной сменой. Трясогузову очень хотелось его разбудить и рассказать новости об объявившейся вдруг Светлане, но, понимая, что он отнимет у него нужные часы для накопления сил перед дежурством, бросил эту затею.
Трясогузов перелез из кресла на свою кровать и, закрыв глаза, утонул во снах, полных мечтаний о том, как он скоро будет бегать и прыгать на здоровых ногах, а Маргарита, читая какую-нибудь книжку, иногда будет отрываться от нее и смотреть на то чудо, которое она сотворила с Трясогузовым.
- Альфред, не беги слишком быстро - упадешь на острые скалы! - кричала она ему...
А он летел, как мотылек, или олень, и, да - толстяком он уже не был, а превратился в крепыша, атлета, способного...
Его разбудил Штукк.
- Вставай, Альфи, - тихо повторял он, тряся толстяка за плечо.
- Что случилось-то, а? - сонным голосом бубнил Трясогузов.
- Случилось! - отвечал Штукк. - Давай, одевайся и в кресло. Я и так опоздал на смену, так что поторапливайся - некогда мне тебя уговаривать.
- Да что там произошло?
Штукк, не ответив, быстро надел свою форму, и, не обращая внимания на Трясогузова, вышел в коридор.
Люди в комнате, тоже все сонные и ничего не соображавшие, еле-еле одевались, подбадриваемые своими товарищами, которые уже несколько минут были на ногах.
- Да что случилось, может кто-нибудь объяснить? - крикнул тот, который поведал Трясогузову о прошлой жизни Элефантовича - гида по порнушным домам.
- Ничего, - ответил ему кто-то, - снова собирают, как вчера.
- Да? А где тогда тот чертов майор? - спросил тот же человек.
- За дверью стоит - ждет, - ответили ему.
И тут Трясогузов обратил внимание, что в комнате не хватает многих людей, исключая тех, кто работал в другую смену. Он хотел спросить и об этом, но никто не был настроен на разговоры. Серьезные хмурые лица, пожелтевшие, посеревшие, а некоторые ставшие какими-то черными, как от чрезмерного загара или сажи, растерянно смотрели по сторонам, будто спрашивая о том, что происходит.
Трясогузов с трудом приподнялся на локтях, сделал зарядку так быстро, как мог, потом, пересев в коляску, снова захотел в туалет. "Интересно, успею, или нет?" - это была мысль номер один в столь поздний час. На его счастье, никого в туалете не было, и он быстро справился с утренними процедурами, хотя они были ночными. Трясогузов посмотрел на часы и хмыкнул: три ночи - самое время идти в коридор и строиться.
Да, это было так странно: ночной подъем, построение в коридоре, потом тот же приказ майора следовать за ним. Где-то, на середине пути, майор вернулся от "головы" строя и, подойдя к Трясогузову, сказал:
- Вы можете не утруждаться: мне нужны здоровые, как я вам уже говорил. А теперь - налево, шагом марш!
Трясогузов молча развернулся и поехал назад, глядя на полусонные лица своих соседей, вяло шагавших друг за другом, иногда наступая своими грубыми ботинками на "задники" впереди идущих.
Альфред приехал в комнату в половине четвертого утра - до приема к Кондрашкиной оставалось... Стоп, а не могла ли она ошибиться, ведь ее график, как она сама сказала, два через два, и сегодня у нее был выходной? Хотя, если, Маргарита решила, вдруг взять подработку, или... А, не всё ли равно: сказала в восемь, значит - в восемь!
Он уже начал, было, укладываться в кровать, чтобы эти четыре оставшиеся часа не прошли даром, как вдалеке, там, где стояла бетонная колонна, послышались возня и кряхтение. Альфред, не успев снять футболку, оглянулся, и увидел, как из-под кровати, на которой обычно спал тот знаток, который рассказал об Элефантовиче, он же и вылез. Весь в паутине и пыли, "знаток" откашливался и чихал.
- А что вы не пошли со всеми? - спросил толстяк.
- А ты чего не пошел? - в свою очередь поинтересовался "знаток".
- Так я, это - негоден к строевой, в некотором роде, - ответил Альфред.
- И я тоже - негоден, - сказал тот. - А вообще, вот, что я тебе скажу: не сладко им пришлось.
- Кому? - спросил Трясогузов.