Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 108 из 123



  - Что за черт? - спросил он сам себя.

  Через минуту вернулась Маргарита: уверенная походка, спокойное лицо с обворожительной улыбкой давали понять толстяку, что ничего необычного не произошло. Но, всё же, Трясогузов чувствовал в ней едва заметное напряжение, которое она старалась не выдавать: нельзя показывать пациенту своих эмоций, какими бы они ни были.

  Маргарита села за стол, коснулась рукой шикарных волос, и Трясогузов вновь поплыл по волнам неописуемого счастья: он всё смотрел на Кондрашкину, а та смотрела на него и что-то говорила. Ему было не разобрать ее слов, но этого и не требовалось: ее улыбка, как бы говорила, что всё хорошо и не надо ничего бояться. В воздухе плавал серебристый кубик, медленно переворачиваясь и показывая Трясогузову все свои грани, вот только цифры 4444, самой запоминающейся из всех, не было. Кубик повис перед глазами толстяка и начал раскачиваться. Альфред слышал, как чей-то голос, но не Маргаритин, ведет отсчет назад: десять, девять, восемь... на цифре "семь" его затошнило, и он стал искать глазами урну, или ведро, или то, во что можно было выплеснуть содержимое желудка. На цифре "три" всё успокоилось, и он, дослушав счет до конца, очнулся. Альфред, по-прежнему, сидел в кресле и смотрел на Маргариту, не отрывавшую от него своих черных глаз. "Они же были серые", - подумал Трясогузов, но тут же его мысли вновь сосредоточились на кубике, который медленно перевернулся на столе, и, показав Альфреду грань с утерянными цифрами 4444, исчез - вместо него остался только клубок сизого дыма. Трясогузов дернулся в кресле - это его и разбудило, хотя он, вроде бы как, и не спал, и мог в этом поклясться кому угодно, если б его об этом попросили.

  Маргарита сидела за столом, и при свете горящей настольной лампы, заполняла какой-то бланк. Прошла минута или две, Трясогузов кашлянул и спросил осипшим голосом:

  - Что со мной было?

  Маргарита спокойно на него посмотрела и ответила вопросом на вопрос:

  - А что с вами было?

  Трясогузов пожал плечами: он понял, что опять отключился, или Маргарита, вернее, ее загадочный кубик, отрубил его на несколько минут, и вот он теперь сидел, по-прежнему, на своем месте, ничего не понимая, и не имея желания задавать вопросы: никто ему не скажет всей правды. У него неожиданно полились слезы. Он чувствовал себя бессильным ничтожным человеком, с которым можно сделать всё, что угодно, и эта красавица, нет, эта ведьма, превратившаяся в красавицу, проделывает с ним такие же фокусы, какие были в ассортименте у Полозова - ее учителя. Откуда эта информация появилась в голове Альфреда, понятно, естественно, не было, но он точно знал, что между ними обоими существует какая-то едва заметная связь, держащая их, вероятно, долгие годы друг возле друга.

  Кондрашкина оторвалась от своей бумажки и протянула ее Трясогузову.

  - Вот это передайте, пожалуйста, товарищу Полозову - пусть он свяжется со мной, как только сможет. Хорошо?

  Альфред кивнул.

  -Всё, вы можете ехать домой, - сказала она и вновь улыбнулась, только, на сей раз, никакого очарования в этой улыбке не было: чуть суховатые тонкие губы, совершенно не во вкусе Трясогузова, едва растянулись, не вызвав в нем ответных эмоций. Он равнодушно посмотрел на обычную женщину с темными волосами, с обычной же, как у всех, фигурой, не рождающих никаких озорных мыслей.



  Трясогузов взял листок бумаги, сунул его в карман, приделанный сбоку, пониже правого подлокотника, и, словно на автомате, включил моторчик, разворачиваясь на месте. Он подъехал к двери кабинета. Толстяк, не успев до нее дотронуться, увидел, как она сама открывается, а коляска выезжает в маленький коридорчик, где его уже встречал охранник.

  - Короче, завтра я принесу тебе фотки, хорошо? - спрашивает Канарейкин Альфреда, но его слова звучат, словно через невидимое препятствие, поэтому Трясогузов переспрашивает, а тот повторяет слово в слово. Альфред кивает, и, повернув налево, выезжает в общий коридор. Когда, едва заметные в стене, двери закрылись за его спиной, он увидел, что коридор заполнен людьми настолько, что его, того и гляди сметут и затопчут. Однако, к своему удивлению, никто даже не задел его, когда сотни людей шли быстрыми шагами, или бежали мимо него. Наконец, он снова, будто проснулся, и спросил первого попавшегося человека, замешкавшегося около кресла Трясогузова, очевидно, старясь обогнуть это неожиданное препятствие.

  - Куда все так бегут, а? - спросил Альфред.

  - В конференц-зал: срочное собрание.

  - А по какому поводу?

  - Да кто ж его знает: повод всегда найдется - были бы люди, готовые слушать. Ладно, пока! - крикнул человек, убегая направо - туда же, куда нужно было ехать Трясогузову. Он, подумав чуток, решил, что ему, наверное, тоже нужно там быть, только никто, ни Маргарита, ни охранник не сообщили ему о том, что люди бегут на какое-то сборище.

  - Ладно, где наша не пропадала, - сказал он вслух и, аккуратно, стараясь влиться в толпу, въехал в этот мощный людской поток и, на средней скорости, поехал вперед.

  Прошло минут пятнадцать беспрерывной езды. Конференц-зал, располагавшийся по левую руку, был открыт. Огромные белые ворота, распахнутые настежь, представили перед изумленным Трясогузовым такой большущий зал, какого не было даже на Фаяле. Толстяк увидел высоченный потолок с широкими металлическими швеллерами, лежащими своими концами на стенах, протянувшимися, от края до края: то ли перекрытие для потолка, то ли часть какой-то конструкции, назначения которого Трясогузов не мог понять. Людей набрался полный зал. Альферд подумал, что здесь, наверное, собралась добрая тысяча сотрудников, которых согнали сюда для прослушивания важной информации. Тут свет погас, потом снова включился, затем снова погас. Никто не понял, зачем был сделан этот световой эффект, но в следующую секунду откуда-то впереди раздался голос, ужасно знакомый Альфреду, но ни какому лицу, помещенному в его память, не принадлежащему. Одновременно с голосом, включился слабый свет, усиливающийся с каждой секундой.

  - Друзья!

  Впереди, очевидно, на сцене, появился какой-то человек. Альфреду не было ничего видно: всё перекрывали спины людей, которые вряд ли разойдутся, чтобы толстяк хоть что-нибудь увидел. Он только мог слышать, и слышал он вот что:

  - Наконец-то, появился, красавец наш писанный! - говорил сосед справа.