Идеалист

Кентавр обернул печальное, сейчас несколько возбуждённое лицо, сочувственно взглянул на оглушенного, растерянного Алексея Ивановича.

− Не огорчайтесь, - сказал он – это лишь одна из возможностей семейной жизни, если вам и спутнице-жене вашей, особенно вам, не достанет разума подняться над хаосом заложенных в каждом из нас страстей.

Есть возможность другая…

Пальцы Кентавра прикоснулись к тем же клавишам, но услышались иные звуки. – нежные, тёплые, как дуновение ветра среди цветущих лугов. Волнами наплывала мелодия ясного летнего утра, взывая к успокоению, и, вот, уже, казалось, нет иного счастья, как просто быть, бездумно раствориться в этом тихом, в неге пребывающем мире.

Кентавр приподнял над клавишами руки, испытующе наблюдал за выражением лица Алексея Ивановича. Деликатно, как делал всё, качнул конским своим хвостом, вывел хозяина из мечтательной забывчивости.

− Позволю приоткрыть вам в музыкальном звучании, ещё одну возможность семейной жизни. Нечто идеальное. И, как всё идеальное, вряд ли достижимое. И всё-таки вслушайтесь!..

Руки Кентавра упали на те же самые клавиши. И напряжённые струны тут же отозвались напористым басовым рокотом, поддержанным тонким сопрановым звучанием. Сплетённая из двух голосов страстная мелодия нарастала в звучании, завладевала, увлекала яростной, какой-то огненной энергией, вызывала дрожь дерзновенного нетерпения и разум светлел, и душа рвалась к великим деяниям. В такое состояние Алексей Иванович впадал слушая шопеновский этюд, названный революционным.

Голос музыки оборвался. Кентавр ладонью смахнул с лица испарину. От разгорячённого его тела пахнуло конским потом. С каким-то трогательным ожиданием утвердительного ответа, он спросил :

− Уловили ли вы в этой дерзновенной мелодии слитность двух начал, считайте их мужским и женским началом, и единую их устремлённость к далёкой, но зримой цели? Именно в единой устремлённости заложена возможность возвысить страсть до любви, в любви возвысить себя до Человека. К моему огорчению подобное созвучие двух противоположных

начал достигнуто за всю историю человечества только в музыке. Только в музыке, и в мечтах поэтов, - повторил Кентавр опечаленно.

− Почему вам я открываю неосуществлённую человечеством возможность? Если бы удалось мне увидеть хотя бы единичную победу над властью телесных страстей, я обрёл бы надежду вырваться из этой вот конской шкуры, которая заставляет большую половину моей жизни отдаваться изнуряющим инстинктам, а не творениям одухотворяющего разума!

Где, как не в семейной жизни определяется высота человечности в человеке. Мне ведома сила вашего характера, выстоявшего, в казалось бы неодолимых страданиях тела и духа. Она позволяет надеяться, что вы продерётесь сквозь тернии будничной мелодичности к звёздному миру человечности. Я буду рядом. Я буду ждать… - Кентавр опустил крышку пианино, повернулся к Алексею Ивановичу всей тяжестью огромного своего тела, посмотрел внимательно из-под косматящихся густых бровей, проговорил, прощаясь : - Я сказал всё. Вам – быть. И помните: женщине важна не причина : для женщины важно следствие !..

Туманным облаком заволокло комнату. Кентавр бесшумно растворился в нём.

2

…Алексей Иванович открыл глаза, сердце учащённо билось.

− Что за наваждение? Сон или явь? – думал он, озирая комнату чуть осветлённую слабым зимним рассветом. – Но половицы скрипели! И была музыка. И Кентавр говорил со мной!..

Высвободившись из обнимающей его Зойкиной руки, он сполз с постели, нацепил специально сшитый наколенник на единственную оставшуюся после войны коленку, сунул под мышки короткие костылики, пропрыгал в большую комнату. Всё было на месте, на крышке пианино, правда, вчера старательно обтёртой от пыли, не видно было прикосновений чьих-то рук.

− Но музыка была! – упрямо думал Алексей Иванович. Он заглянул в свою комнату – кабинет, где на ночь укладывали на кушетке маленького Алёшку. Алёшка беспробудно спал, полуоткрыв губастый рот.

Алексей Иванович всмотрелся в старый тёмный линолеум, покрывающий пространство пола. На хрупкой его поверхности разглядел подковообразные вмятины, которых прежде не замечал, сердце настороженно дрогнуло : - Значит, всё-таки был! Был и кентавр. И разговор с ним!..

Убеждённый в действительности случившегося, он вернулся в постель, лёг рядом с так и не проснувшейся Зойкой.

Заснуть Алексей Иванович уже не мог. Мысли потекли нескончаемо, как будто Кентавр, явивший ему свои сомнения и ожидания, не отбыл в свои вековечные дали, остался при нём, в его беспокойном разуме, остался надолго, до какого-то неведомого срока…

«Художественная память человечества, вся, или почти вся, - о таинствах отношений Мужчины и Женщины, - размышлял он несколько успокоенный наступившей в доме тишиной. – Поименованные любовью, ревностью, страстью, страданиями отношения их полнят художественную память человечества. И как ни объёмна эта память, каждая женщина и каждый мужчина начинают семейную жизнь с чистого листа, как будто не было опыта веков, трагических ошибок поколений, как будто разум человеческий в своём мучительном познании мира не осмыслял саму суть взаимоотношений полов, воссоединяющихся ради продолжения рода человеческого.

Только ли ради продолжения рода? Не желание ли удовлетворить свою страсть бросает женщину в объятия мужчины? О продолжении ли рода думает мужчина, выбирая из тысяч окружающих его женщин ту, которая в конце-концов остаётся с ним, образуя редко счастливую, и, всё-таки, необходимую для жизни природную пару?

Гений Пушкина прозрел это парадокс, родил полные горькой иронии строки : «Дар случайный, дар напрасный, жизнь, зачем ты мне дана?..»

Дар случайный! Осознанной ли заботой Сергея Львовича и супруги его Надежды Осиповны было подарить миру именно его, Александра Пушкина, ставшего бессмертным поэтическим гением человечества? Не от воспламеняющего ли взгляда, не от почувствованного ли взаимного влечения случилось всё? Значит, просто – случай? И нет постигаемых разумом закономерностей в воссоединении Мужчины и Женщины? Одна лишь природная страсть, обрекающая человека быть вечно страдающим Кентавром?..

Вот и Зойка в его жизни – неужто случайность? Могла быть, могла не быть?.. Но что-то соединило их? Только ли страсть?..

Горький опыт неудачной семейной жизни уже был у него. Не повторяет ли он безрассудство, которое привело его к Наденьке?

Мысль показалась кощунственной. Алексей Иванович высвободил изпод одеяла руку, осторожно огладил упругие колечки волос Зойки, приткнувшейся к его плечу. Зойка вздохнула каким-то двойным, напряжённым вздохом, как будто перевернула страничку нелёгких сновидений, плотнее прижалась к нему щекой.

«Нет, с Зойкой ошибиться я не мог», - думал Алексей Иванович.

− Мы долго шли друг к другу, даже если случай соединил нас. Вот с Наденькой, действительно все случайность, глупый случай, вырвавший из жизни самые деятельные, самые чистые годы!

Что привело его к Наденьке? Мартовские ли оттепели с набухшими до томящей синевы небесами? Взъерошенные ли воробьи, осатанело чирикающие среди бульварных липовых аллей, в яростных поединках отвоевывающие себе рыжих воробьих? Хитроумные ли старания кузины Ольки, сознавшей за собой право осчастливить сразу и давнюю подругу и до смешного робкого в житейских делах брата?..

Нет, всё было много проще. Наденька заканчивала консерваторию, была в нетерпеливом ожидании замужества, и он, студент Литературного ВУЗа, пусть будущий, но писатель, привиделся ей подходящей парой для её артистической карьеры.

Как теперь он понимал, беду изначально заложили он и в своё супружество: не Наденька вошла в его мир, а он, в наивных представлениях о семейной жизни, слепо затиснул себя в узенький мирок Наденьки, любимым занятием которой было просиживать свободное время на старом продавленном диване, уютно поджав под себя ноги, прижавшись полным плечом к послушному, «жёлтенькому», как называла она его, мальчикумужу. Муж был для неё домашней необходимостью дополнял её жизнь артистки до семейной полноты. То, что Алексей Иванович был «в сраженьях изувечен», - даже как – то импонировало Наденьке, ей нравилось создавать вокруг себя, особенно в театральном мире, ореол благородства и жертвенности.