Комедии

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Тьфу! И у этого идеи! У всех идеи! А работать когда? Короче, кончай свою симфонию. О дочери лучше думай, да и мне этот хмырь ни к чему!

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Господи! Неужели снова на могилу бежать? Только на скамейке и видимся!

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Ликвидируй!

Возвращается  Л е н о ч к а.

Л е н о ч к а. Не появлялся?

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. До нас ли ему? Мудреные все сейчас пошли человеки!

Л е н о ч к а. Дядя! Вы Глеба совершенно не знаете!

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Вот и хочу понять — в семью ведь берем! Не забудь — наследники вы мои!

Л е н о ч к а. Не нужно это вовсе Глебу, дядя!

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Опять двадцать пять! Хватит тебе из него святого лепить! Не встречал я еще человека, который пальцы бы себе отломал, когда добро само ему в руки просится!

Л е н о ч к а. По-разному мы понимаем, что такое добро, дядя…

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Ой, забыла совсем, Генаша, Валерия забегала, очень просила насчет крыши…

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Какой крыши?

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Да у новенькой на квартире, у учительницы. Протекает, говорит.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. А я при чем? Совсем распустились! То парты им новые, то электрооборудование сменить, то лектора сверхответственного подкинуть! Теперь крыша! Кто я вам — царь и бог?

Л е н о ч к а. Выше, дядя. Директор станции техобслуживания! В век автомобилизма могущественней вас нет никого.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Ты скажешь…

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Шефы ж вы — никуда не денешься. Валерия очень просила.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Просила, просила… Ее это дело? Уж и завхоза теперь заменила?

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Всех, Генаша, всех. Ты же Валю знаешь, когда непорядок — ночи не спит. Не зря же ее который год на родительском комитете в председательницы выбирают! Значит, есть за что!

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Нашли родительницу! Хоть бы в долг ей кто ребеночка приспособил!

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Племянника зато до выпуска довела — после сестры остался, помнишь? Обыкновенная пенсионерка, а ворочает за всю школу. И ведь не за деньги — общественница!

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Это как раз самое страшное. Ладно, все равно с души не слезет. (Зинаиде Георгиевне.) Квартира — возле магазина которая?

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Да, Генаша. Спасибо.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Пошел. (Леночке.) Не дрейфь, племянница. Вернусь — сядем за стол. А вдруг да святой твой с неба свалится к тому времени? (Засмеялся. Выходит.)

Пауза.

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Дядя у тебя золото. Ты уж с ним не спорь.

Л е н о ч к а. Но, мама, у него такие взгляды…

Пауза.

З и н а и д а  Г е о р г и е в н а. Но ты-то мне веришь?

Л е н о ч к а. Насчет чего это? Ты все о том? Ну кого это сейчас волнует, мамочка? Ты лучше скажи: с Глебом как? Что с ним могло случиться?

Стол, стулья, шкаф — словом, комната Киры. К и р а  сидит, углубившись в работу. Она старательно штопает брюки Глеба. Книги и фонарь лежат поодаль. Сам  Г л е б  сидит напротив Киры, задрапированный скатертью, как тогой.

Г л е б (продолжая рассказ). …В семь, как уговорились, я у вагона. Елены моей еще нет. Жду. Вдруг — и откуда ее только нанесло — старушка. Сама с ноготок — дунь и улетит, а чемоданище тянет — ужас! Разрешите помочь, говорю. Старушка в слезы: «Спасибо, сынок…» Хватаю чемодан — ого-го! «Камни там? Чугун?» — «Что-ты, соколик, старые книги это, жилец у нас когда-то жил на даче, домой везу, в утиль буду сдавать, талоны там, говорят, дают, касатик, а на талоны хошь этого, как его — Дюму, хошь директив самый наилучший». — «Директи… тьфу, детективами, бабуся, интересуетесь?» — «Не я — внучонок мой, просто сказать, с ума сходит…» — «Так чего же он вас заставляет этакую тяжесть таскать?» — «Не может он, рыбонька моя…» — «Болен, что ли?» — «К соревнованиям готовится, ласковый ты мой, штангу какую-то подымает, двести килограмм, говорит, бедный, на грудь себе кладет — уж так мы его жалеем с дочкой…» Ах ты, думаю, гусь! Это за него я спину ломаю? А что делать? Взялся, тащу. Доволоку, думаю, до такси и скорей назад, Лена ведь там ждет, понимаете? Подходим к остановке. «Не надо мне такси, Христос с ним, не беспокойся, ластонька, век тебя буду помнить. Рядом я живу, квартала четыре всего…» Тяну — чуть жив. Доходим. «Этаж какой?» — «Да невысоко, голубь ты мой сизокрылый, седьмой всего…» — «А лифт?» — «Хватился, милый! Лифт у нас, кисонька, месяц как не работает…» Зубы стиснул — и по лестнице. Как добрался — не помню, а у самых дверей стал с плеча снимать, чемодан старый, видно, — крак — и настежь! Все из него как посыплется! «Фулюган! Руки-ноги тебе обломать — такую вещь испортил!» Бабуля за убыток меня клянет.

К и р а (смеется). Все правильно!

Г л е б. А я глаз от чемодана оторвать не могу! Если б вы знали, что там было! Сокровища, иначе нельзя назвать!

К и р а. Сокровища?

Г л е б. Еще какие! Аристотеля два тома, Гиббона полное собрание, Фомы Кемпийского сочинения, и этот вот энциклопедический лексикон Федора Толля при деятельном участии господина Воллепса, как написано на титульном листе!

К и р а. Да, урожай!

Г л е б. Вы даже представить себе не можете, что люди в утиль несут, на что меняют! Я перед бабусенькой на колени! Нельзя, кричу, губить бессмертную человеческую мысль! Биографию общества превращать в бумажную массу! (В возбуждении вскакивает, скатерть спадает с него, он подхватывает ее, берясь за одну из принесенных книг.) Раскройте страницу — вы уже другой эпохой дышите! Президент Соединенных Штатов Северной Америки Авраам Линкольн жив! Актеришка Бутс еще Шекспира на подмостках играет, и ему невдомек, что через два года его подлая рука подымется на великого сына Америки!.. Толстой Лев Николаевич между двумя другими Толстыми зажат — скульптором Федором Толстым и Алексеем Толстым, Константиновичем, писателем, и сказано там про Льва, что написал он только «Детство», «Отрочество» и «Севастопольские рассказы»! И что «Казаки» и другие рассказы много слабее первых!

К и р а. Но это уже звучит как анекдот…

Г л е б. Извините! Такие строки нам дистанцию времени сохраняют! Движение истории дают почувствовать, развитие культуры! И все это я, как дурак, милой старушке кричу.

К и р а. А она?

Г л е б. «Талоны»… «талоны»… К сожалению, один только лексикон удалось отвоевать, и то после жаркого боя. Мчусь на вокзал — никакой Лены уже, конечно, нет. Я на поезд, адреса толком не знаю, ищу понаслышке, встречаю вас, результат известен…

К и р а. Во всем я сама виновата. Но знаете, на новом месте бывает так неприютно… Подать себя он умеет — этого у него не отнять…

Г л е б. Бог с ним…

К и р а. Мне силы нужно найти, как вы не понимаете? Вначале он меня даже заинтересовал: для интеллигента главное, говорит, обрести внутреннюю свободу. Она у него в руках — именно ручной, физический труд дает интеллигенту ощущение своей независимости. Зимой числится сторожем при каком-то музее, летом на стройке — вот как сейчас — монтажник, зарабатывает кучу денег. Может быть бетонщиком, плотником, землекопом. Знаете, кто герои его последнего сценария?

Г л е б. Ах, он еще и сценарии пишет?

К и р а. Могильщики!

Г л е б. Шекспир?

К и р а. Нет, обыкновенные, наши, советские могильщики.

Г л е б. О!

К и р а. Его близкие друзья. Чтобы раздобыть денег на кооперативную квартиру, он, по большому блату, устроился рабочим на кладбище. Два года могилы копал! Никакой физической работы не боится! Сильная личность! (Кончает работу.) Все! Смотрите, совсем незаметно! Еще поглажу… Где-то у меня был утюг…