Ведьмина деревня

Алёна потеряла счёт времени. Живот постоянно был каменным, никакого передыха между схватками не было. Девушке казалось, что эта бесконечная мука никогда не закончится.

Фельдшер проводила с ней какие-то манипуляции, но ничего не помогало.

— Ты ребёнка погубить хочешь? — ругалась она на Алёну, напуганная её состоянием. — Сама пожить не успела и его за собой тянешь.

Алёна не понимала, в чём она виновата и что может сделать, чтобы наконец родить.

Её мерещилось, что в пункт фельдшерской помощи заглянула её свекровь. Она приходила днём, спрашивала, не надо ли найти машину и отвезти роженицу в больницу. Но в тот момент всё шло хорошо, и фельдшер уверила её, что к вечеру Алёна родит сама. Сейчас всё изменилось, но машины уже было не найти. Немногочисленные водители были пьяны.

А спустя ещё какое-то время перед глазами Алёны вдруг мелькнуло знакомое лицо. Среди боли девушка не могла вспомнить, кто эта женщина. А та переговаривалась с фельдшером, скорее даже ругалась на неё. Медработник пыталась выгнать незваную гостью, но та не уходила.

— Я за это отвечать не буду, — грубо сказала фельдшер и вышла из комнаты, где находилась Алёна.

А роженицу уже ощупывали тёплые руки, звучащий мягкий голос успокаивал, расслаблял. Ко рту Алёне поднесли кружку с каким-то отваром, она жадно выпила его.

Потом девушка почувствовала присутствие ещё одной женщины. Она аккуратно повернула роженицу на бок, нащупала какие-то точки на пояснице, и начала нажимать на них. Боль от этого сначала усиливалась, но потом становилась меньше. Также женщина прощупала кисти Алёны, на них тоже что-то понажимала, и даже лодыжки подверглись осмотру и сдавливанию.

— Отпусти страх, девочка, не даёшь ты ребёнку выйти, боишься за него. Знать, немного добра ты сама в жизни видела, вот и не хочешь своё дитя в такой мир пускать.

У Алёны непроизвольно потекли слёзы от слов женщины. Добра она и правда в жизни видела мало. А голос рядом был такой ласковый. С ней никто, кроме Тимура, так не разговаривал.

Пришедшие дали Алёне ещё какой-то напиток и продолжили давить на точки.

— Забыли женщины, как детей в мир проводить, — сокрушалась одна из пришедших.

И вдруг Алёна почувствовала, что изменилось что-то, боль другая стала.

— Давай, моя хорошая, помоги ребёночку, дай ему жизнь увидеть, — услышала она вкрадчивый голос. — А мы тебе подсобим.

Дальше Алёна плохо помнила, только в какой-то момент различила слабый детский крик и почувствовала облегчение.

В этот же момент двери распахнулись, и в комнату зашли несколько человек в белых халатах.

— Не слушают меня, не дают помощь оказывать, — жаловалась им фельдшер.

— Что здесь у нас? — строго спросила вошедшая, но, заметив кричащего ребёнка, выдохнула и начала его осматривать.

Закончив осмотр, она обратилась к женщинам, которые были рядом с Алёной.

— Что самовольничаете? — спросила она. — Кто вы вообще?

— Мы зашли помочь, — примиряюще ответила та, чей голос звучал мягко. — Девочка долго не могла родить, а в роддом её никак не забирали. Жалко же её, ещё молодая, а так мучается.

— Это не объяснение, — начала сотрудница скорой помощи, но Алёна вдруг застонала, и присутствующие обернулись к ней.

— Кто у меня? — негромко спросила она, осознав, что не увидела, кого родила: мальчика или девочку.

— Девка у тебя, — ответила фельдшер, — такая же тёмненькая, как ты. И волосики такие длинные, тебя небось изжога всю беременность мучила.

Алёна ничего не ответила.

«Дочь, — вертелось в её голове. — Девочка… наша с тобой дочь, Тимур».

Мысли вдруг закрутились, перед глазами пронеслось собственное детство, постоянно кричащая мать, редкие дни радости, дружба с Тимуром, переросшая в любовь.

И среди этих воспоминаний было одно, ранее не видимое.

Мужчина, лицом чем-то похожий на неё саму, ведёт её за руку по лесной тропинке, вокруг деревья, которые показались Алёне смутно знакомыми. Они подходят к низеньким домам, которые она видела в своих снах. И там их встречают женщины. Они ласково разговаривают с ней, протягивают сладости. А потом мать узнаёт об их прогулке и долго ругает отца и саму Алёну…

Окунувшись в это воспоминание, девушка вдруг поняла, что женщина из леса — это та же, что приходила к ней в больницу, и она же помогла сейчас.

Алёна приподнялась на локти, чтобы ещё раз посмотреть на свою спасительницу и спросить, откуда та её знает. Но её помощниц уже рядом не было.

В комнате находилась фельдшер, которая укутывала ребёнка, медики скорой заполняли документы.

— Где те женщины, что помогли мне? — спросила Алёна.

— Сейчас в роддом поедем, — ответили ей совсем на другую тему, будто не слышали заданного вопроса.

— Так уже всё хорошо, — пыталась возразить Алёна.

— Хорошо или нет, это там решат, а мы должны вас отвезти. Тебя и ребёнка понаблюдать надо, — сказала медик.

— А где те, кто помогли мне? — попыталась вновь спросить девушка.

— Забудь о них, родила и живи дальше, — уклончиво ответила фельдшер, переглянувшись со своей коллегой.

После этого Алёне помогли дойти до машины. В заре просыпающегося дня ей показалось, что в самом конце дороги она видела удаляющиеся женские фигуры.

— Что встала? — прозвучало над ухом. — Шевелись, у нас ещё вызовов много.

Алёна залезла в машину. Глянув в закрывающиеся двери на дорогу, она там уже никого не увидела.

Находясь в роддоме, Алёна полностью окунулась в заботу о новорождённой дочери. Она была такая крошечная, что было страшно брать на руки. И хотя врачи говорили, что девочка вполне доношена и здорова, но Алёна всё равно беспокоилась, вспоминая её трудное появление на свет.

Алёна хотела назвать дочку в честь Тимура и искала женское имя, созвучное имени пропавшего мужа. Но никак не могла придумать похожее, поэтому назвала Таней.

Через несколько дней за ними приехала свекровь.

— Поживёшь пока у нас, — сказала женщина, разглядывая внучку.

Алёна с удивлением посмотрела на родственницу. То ни за что не хотели её брать к себе, то зовут.

— Тяжело мне на сердце, что оставила я тебя одну, — сказала ей свекровь негромко, когда приехали домой. — Тимур все эти ночи снился, смотрел на меня укоризненно. А что я могу? Здесь всё его отцу принадлежит, как он скажет, так и живу, — продолжала она, не глядя на Алёну. — Думаешь, легко за такими мужчинами? Это Тимур здесь вырос, ваших традиций нахватался. А отец его, дедом воспитанный, совсем другой, — протянула она, качая головой. — Женщина для него — служанка: всё должна и ни на что не имеет права.

Она помолчала, а потом продолжила:

— Муж решил, что вы с Тимуром после свадьбы будете жить отдельно. Домик бабки вам отдал. И больше ничего не хотел слушать. Ему своих детей хватает, чтобы ещё ваших поднимать.

— А как же сейчас? — спросила Алёна.

— Уехал он на несколько месяцев. Давно хотел посетить родные места, дед ему много о них рассказывал, да всё откладывал. А как Тимур пропал, начал задумываться о краткости жизни. И решил, что хочет увидеть родную землю. Здесь он так и не стал своим. Нрав его взрывной не многие любят. Да и ему здешние обычаи не по сердцу.

— А почему вы не вернётесь на его родину? — уточнила Алёна.

— Да куда ехать, у нас здесь всё, — хозяйка обвела взглядом большой дом. — Съездит он, поймёт, что нас там никто не ждёт, может, спокойнее станет. А ты пока живи у меня. Потом дочка подрастёт, и сама справишься.

— Спасибо вам, — поблагодарила Алёна. — Ко мне мать родная так не относилась, как вы.

— Твоя мама… — начала женщина, но осеклась, пристально смотря на девушку.

— Что она? — затаив дыхание, спросила Алёна.

Но свекровь уже отошла и не стала продолжать свою мысль. Девушка пошла вслед за ней.

— Я так устала от недосказанности, — проговорила она, — вы ведь знаете что-то про бабку, в доме которой мы жили с Тимуром, про мою маму, про отца…

Последнее она добавила совсем тихо, так как в родном доме было запрещено говорить о нём, и мать сразу поднимала руку, если Алёна спрашивала про папу. Девочка привыкла глотать эти вопросы, порой чувствуя ком в горле.