Ведьмина деревня

Ведунья не жаловалась, наоборот, старалась делать добро хозяйке, чтобы не лишиться и этого угла. Все травы и мази, что она изготавливала и реализовывала через Алёну (та предлагала своим клиентам), хозяйке доставались бесплатно.

Большую часть времени Евдокия проводила на улице. Много гуляла, летом уезжала на весь день, взяв с собой термос и батон. Алёна знала, что ведунья ездила на место лесной деревни, думала хоть летом там пожить. Но оказалось, что там уже огорожено и идёт строительство. Кто и что строит — не известно.

Однажды Евдокия принесла Алёне тетради со своими записями.

— Я хочу оставить их тебе с Танюшкой, — сказала она.

Алёна озабоченно посмотрела на ведунью. Она понимала, что та не стала бы отдавать их просто так.

— Это знания, которые я получила от своей бабушки и дополнительно наработала за жизнь. Здесь немного. Я записывала только самое важное, остальное держала в памяти. Когда ты жила со мной, я рассказывала тебе. Если ты заглянешь в свою душу, то без труда вспомнишь их, — продолжала Евдокия. — Как общаться с растениями, как слышать их, как определить готовое к сбору. Это невозможно увидеть, каждая травинка в своё время набирает максимальную силу, но можно понять сердцем, прислушавшись к природе.

Девушка вспоминала, что Евдокия уже рассказывала ей это, но она не думала, что это важная информация.

— Рецепты мазей и снадобий, которые я делаю, тоже здесь, — продолжала ведунья. — Если будешь готовить, то делай это с сердечным вниманием, чувствуя каждую положенную в сбор травку и цветок, тогда и польза от наваров и мазей будет. И вместе с твоими руками, проводящими тепло, много пользы принесут эти рецепты.

— Вы куда-то уезжаете? — осторожно спросила Алёна, боялась услышать положительный ответ.

— Пока нет, — сказала Евдокия, — но я хочу, чтобы это всё было у тебя. Не бойся: это не такие книги, как нам с тобой пришлось уничтожать на поляне. К этим книгам не привязаны никакие сущности, здесь только знания и моё сердце.

— Я вижу, что вы грустите, — сказала Алёна немного невпопад, но она давно хотела завести этот разговор, а возможности никак не выпадало. — Я даже не могу представить, как тяжело вам лишиться своего дома в лесу, но, может, мы что-то придумаем?

— Нечего придумывать, Алёна, — ответила женщина, — я не городской житель, плохо мне здесь, задыхаюсь в этом каменном мешке, в котором живу. А уехать некуда. Лесной деревни больше нет. Дом моих родителей, который был в том месте, где ты родилась, давно разрушен, и земля принадлежит другим людям. Одна радость осталась: ноги ходят, носят меня за пределы города, там только и дышу.

— Может, у меня получится купить вам с папой небольшой домик, — начала девушка и осеклась.

Она сама понимала, насколько несбыточны это мечты. Её скудной зарплаты хватало только на самое необходимое, доход от массажа тоже был небольшой. Не все оплачивали сеансы деньгами. Да и брать много Алёне не позволяла совесть. Она ведь понимала, что все люди сейчас в тяжёлом положении.

Евдокия улыбнулась и погладила Алёну по плечу.

— Ты не переживай, — сказала она, — я в этой жизни много всего повидала: и в любви пожила, и одна побыла. И тебя с того света вытащила, Танюшке помогла себя обрести. Это греет мою душу, и чувствую я, что выполнила всё, что отведено мне было.

— Не говорите так, — испугалась Алёна, услышав в словах Евдокии прощание, — вы нам нужны, вы Танюшке, как бабушка.

— Я знаю и очень это ценю, — улыбнулась ведунья, — но мне всё чаще снятся мои муж и дочка, они зовут меня. И я чувствую, что закончила свои земные дела. Я хотела сплести тебе и Алёне браслетики, наподобие того, что тебе Степан надел, когда ты впервые к нам в деревню пришла, но поняла, что сила у меня уже не та. Не смогу я их заговорить и наполнить так, чтобы хорошо они вас защищали. Без своих корней утратила я себя, вот если бы молодая была, тогда смогла бы. А сейчас уже нет. Пустые мои браслеты будут, бессмысленные.

С этими словами Евдокия открыла одну из тетрадей на последних страницах.

— Но ты можешь их сделать сама. Здесь нарисованы плетения, и написано, из каких нитей плести надо, — продолжала она, — нитки мы всегда сами пряли из пуха или шерсти, потом их красили и браслеты делали. Здесь обо всём это сказано. Но ты можешь попробовать из покупных нитей сплести, только смотри, чтобы натуральные были. Когда сплетёшь — заговори. Я записала текст наговора, но ты можешь от себя что-то добавить. И будет вам с Танюшкой защита. Растёт наша девочка, а глаз недобрых вокруг много.

— Но я не умею заговаривать, — возразила Алёна, — и силы у меня нет такой, как у вас.

— Есть, только другая у тебя сила, — сказала Евдокия, — и сейчас она в расцвете, так что всё у тебя получится.

Алёна потом долго вспоминала этот разговор, думала, могла ли остановить, переубедить ведунью в принятом решении. А то, что Евдокия уже тогда приняла решение, она не сомневалась.

В один тёплый день ранней осенью, когда Танюша уже ходила в пятый класс, ведунья уехала гулять за город и не вернулась. Вечером к Алёне постучалась старуха, у которой Евдокия снимала угол, и сказала, что её жилички нет.

— Куда она делась? — строго спросила пришедшая. — Мне давно отдыхать надо, а не её искать по подъездам.

Алёна со Степаном очень встревожились. Они понимали, что без важной причины Евдокия никогда бы не задержалась до ночи в лесу.

Женщину искали несколько дней, ездили по тем местам, где она любила бывать, написали заявление в милицию. Но поиски были безуспешны.

В вещах ведуньи, которые они забрали к себе, нашли записку.

«Дорогие мои, не ищите меня, я встретилась с мужем и дочерью», — писала Евдокия.

— Не по-людски это, — сказала Галина, — тело-то упокоить надо.

Но ведунью так и не нашли. А спустя некоторое время Алёне приснилась молодая женщина в длинном сарафане и с копной чёрной волос, развевающихся по ветру. Она шла за руку с молодым, статным мужчиной, а рядом с ними бегала такая же черноволосая девочка. Женщина помахала Алёне рукой и просила не грустить, сказала, что скоро вернётся к ним.

Проснувшись, девушка долго вспоминала, где видела эту женщину, и только рассказав отцу свой сон, поняла.

— Это же Евдокия в молодости, — сказал Степан, — и муж у неё такой был, как ты описала, и дочка.

Он покопался в своих документах и вытащил несколько старых фотокарточек. На одной из них молодой Степан стоял рядом с Евдокией и её мужем. Алёна взглянула и обомлела: на фотографии ведунья была в точно том же сарафане, как приснилась ей.

А спустя ещё некоторое время Танюшка вернулась домой с котёнком. Хотя она знала, что приносить животных домой нельзя. Они жили вчетвером в маленькой двухкомнатной квартире, и есть порой было нечего. Но в этот раз девочка сказала, что кошечку, а это оказалась девочка, надо обязательно взять в дом.

— Мама, она ждала меня у подъезда, — уверенно сказала Танюшка, — я её издалека заметила. Кошечка ни к кому не подходила, хотя её многие звали. А как я приблизилась, она встала и пошла ко мне. Я взяла её на руки, и она сразу замурлыкала.

Кошечка и правда заливалась песенками на руках у девочки. И смотрела такими умными глазами, что Алёна не могла оторвать взгляд. Окрас найдёныша был интересным: спинка и головка чёрные, грудка светленькая.

Из комнаты вышла Галина. Посмотрела девочку, прижимающую к груди мурлыкающий комок.

— Что с тобой делать? — сказала она. — Оставляй котёнка. Не объест он нас, а всем радость.

Кошечка спрыгнула с рук, подошла к Галине, потёрлась спинкой о её ноги, а потом уверенно направилась в комнату Алёны. Там в углу стояла коробка с вещами Евдокии, которую так не решались разобрать.

Подойдя к этим вещам, кошечка внимательно обнюхала их, забралась внутрь и заснула на любимой шали ведуньи. Её так и назвали Веда.

Глава 26. Будем жить

После ухода Евдокии, Алёна долго не могла прийти в себя. Ей казалось, что она потеряла заботливую маму, которой у неё никогда раньше не было. И как бы она ни ценила ведунью при жизни, сейчас всё острее осознавала, какую помощь и поддержку та ей оказывала.