Страница 3 из 18
В груди снова скрутило. И я понял – это не злость и не ревность. Обычная тоска. Просто устал я от этого всего, держусь из последних сил.
– Так ты у нас теперь записан в анналы истории родного сити? – прервал молчание Кирей. – Поздравляю! Человек года – это же как Нобелевка местного уровня!
– Фигня всё это. Мишура и показуха. В этом году они уже выбрали нового героя, а старого в топку. Так это обычно и происходит.
Тогда, полтора года назад, я действительно не хотел соглашаться быть номинантом, не было ни грамма предпосылок на победу, а позориться не хотелось. Но Маринка настояла. «Ты должен! Ты можешь! Ты достоин!» – и так зажгла своей верой, что у меня создалось ощущение полёта. Но самый большой кайф было видеть удовольствие и обожание в её глазах. И я посвятил эту победу ей – прямо там, на присуждении подняв над головой тяжеленную хрустальную фиговину с золотым напылением, толкнул пусть и корявую, но от души речь: «В этот ответственный момент хочу торжественно признаться, что всё, что у меня есть, и всё, чем являюсь я сам – это заслуга моей жены. Она моя муза и ангел-хранитель, и, если бы не она, – не было бы ни «ЮгРегионСтали», ни «Птиц», потому что это всё с самого начала создавалось для неё. И уж точно я не стоял бы сейчас перед вами, на этой сцене, пытаясь толкнуть целую речь, в то время как жутко хочется лишь одного – поскорее обнять свою жену…»
Маринка тогда всплакнула. А вместе с нею и добрая половина всех высокопоставленных тёток в зале. И хотя я действительно припёрся на церемонию в неформальном прикиде, в то время как Маринка блистала утончённой элегантностью, мы всё равно были самой красивой парой вечера, а на несчастном, заботливо приготовленном Маринкой, но небрежно брошенном мною во время сборов на кровать смокинге, мы потом до самого утра занимались любовью и клялись друг другу в любви до гроба.
Через пару дней какая-то журналистская сволота опубликовала опус под заголовком «Цена любви «влюблённой Железяки» или Кризисный центр для суицидного Ангела-хранителя» в котором со смаком муссировались подсмотренные на Маринкиных запястьях шрамы и вытряхивались до жути искажённые подробности нашей с ней трагедии.
Сейчас трудно даже вспомнить, как меня тогда бомбануло. Журналюга был пойман и избит, главный редактор издания запуган до полусмерти. Со всеми предполагаемыми заказчиками беспредела проведены доходчивые профилактические беседы.
Ещё через пару дней вышла новая статья с опровержением и извинениями, и поднимающаяся волна шумихи резко затихла на полуслове. Маринка, стойко сделав вид, что ничего не успела заметить, лишь ещё рьянее занялась новыми попытками зачать, а я впервые осознал то, что, похоже, давно уже поняла Маринка: все материальные победы в жизни – лишь мишура и показуха.
К сожалению, осознать мало. Особенно, когда причастен к утрате самого главного, и эта дыра в сердце требует заткнуть себя хоть чем-нибудь. И проще всего сделать это очередной медалькой на шее.
– А что со спорткаром? – снова прервал молчание Кирей. – Почему не хвастаешься, зажал?
– Да блин, там такая история вышла… Ладно, пойдём, это нужно просто увидеть.
Тачку во двор не загонял, оставил в кустах за охраняемым въездом в посёлок. Оставляя, подумал ещё, что «удачно» вышло, а иначе бы и не догадался заявиться в дом по-тихому. Тогда же ругнул себя за то, что словно ревнивая барышня истерю на пустом месте… Но в дом всё равно зашёл с задов, и увидел то, что увидел – Маринка флиртовала с Киреем. И в нашем с ней запущенном случае это уже можно приравнять если не к измене, то к предпосылкам точно.
– Нда-а-а… – обалдело выдохнул Кирей, увидев художества на капоте. – Вот это подстава. Знаешь кто?
– Только исполнителя. Девка, прикинь? – Закурил. – Повязал её, буду раскручивать.
– Думаешь, заказ?
– Уверен. Правда пока не понимаю кто. Те, кто действительно хотели бы мне насолить – ребята слишком серьёзные для такой дешёвой хулиганки, а те, кому я просто не нравлюсь, наоборот, слишком мелкие. Тут же всё прям до тошноты дерзко. Тот, кто на это пошёл, похоже, совсем без башки. А если и с башкой, то ненадолго, потому что я её, один хрен, оторву. – Вытянул из кармана ключ. – Хочешь посидеть?
– Да чего сидеть-то, давай сгоняем куда-нибудь.
– Издеваешься? Чтобы я на таком по городу светился? – Вздохнул. – А я ведь о такой всю жизнь мечтал. Помнишь, вкладыши из «Турбо»[2]?
– Ещё бы, у тебя же вся коллекция гоночных была. Слушай, – поскрёб пальцем царапину, – но здесь ведь фигня вопрос, не глубоко. Перекрасят так, что и сам забудешь.
– Не вариант. Я хотел нулёвую. Именно эту. Она же под заказ делалась.
– Да забей, братан, серьёзно. Просто перекрась и цени её за то, что она у тебя теперь ещё уникальнее, чем вышла с завода.
– Не, ты не понимаешь. Тот, кто это сделал хотел меня опустить, и этому слишком много свидетелей. И если официанты и мой водила ещё почти не в счёт, то Юрка Горовец – это уже серьёзно. Магницкий не будет ездить на опущенной тачке, понимаешь? Хоть ты её чистым золотом теперь облей. Я даже продавать её уже не буду. Переплавлю, к чертям. Была эксклюзивная тачка за двадцать лямов, станет канализационной трубой. Как-то так.
– Ну ты даёшь.
– Это просто железо, братан, а вот имя и авторитет – штука шаткая. Я пас. Единственное о чём действительно жалею – что не бросил её прямо там. Это было бы правильнее. Но я что-то психанул.
Завибрировал телефон, я глянул – Сашка. Сбросил вызов. Пока возвращались, она звонила ещё, и я снова сбрасывал. Злился. Но она прислала СМС: «Срочно перезвони», и меня кольнуло тревогой. Отправив Кирея в дом, задержался в саду. В трубке сначала раздавались долгие гудки, потом тихий голос:
– Алло?
– Что за срочность?
– Владька. У него температура под сорок, я скорую вызывала, они укол жаропонижающий сделали и предложили госпитализацию, но я отказалась.
– Ты… Что?! Саш, какого чёрта ты творишь?!
– А потому что с непонятными симптомами, между прочим, только в инфекционку увозят! – тут же вскинулась она. – То ещё удовольствие, знаешь ли. Мне сейчас это вообще ни к чему, я и так…
– Можно подумать, вы лежали бы в общей палате! – Перебил я, но, выдохнув, взял себя в руки. – Как он сейчас?
– Лучше.
– Дай ему трубку.
– Не могу, он заснул.
– Ладно, позже наберу.
– Погоди! У нас деньги кончились.
Да кто бы сомневался! Но выяснять куда девалась почти сотня косых, перечисленных всего пару недель назад, сейчас было и не к месту, и не ко времени. К тому же, я и без разборок догадывался куда.
– Хорошо, кину на карту. И смотри мне, Саш, не дай бог из-за твоих загонов Владьке станет хуже!
На этот раз заходил в дом не таясь. Маринка снова была в гостиной, на смежной с нею кухне, и варила кофе для дорогого гостёчка. Причём не в машине, а на огне, откопав откуда-то скованную мною сто лет назад медную турку. На мои шаги даже не обернулась, зато, заслушиваясь возбуждённой болтовнёй братана, улыбалась ему и активно поддакивала.
– Марин, а где, вообще, Нина? – бесцеремонно врываясь в их идиллию, включил я долбанного полоумного Альфу. И ведь понимал, что дурак, но несло. – И почему ты вообще дома?
– У меня изменились планы, и я её отпустила. А что-то не так?
Хотелось съязвить, что всё так, и я просто обалдел, в кои-то веки увидев у плиты её саму, но сдержался. Однако, меня швыряло. То, как вела себя Маринка в присутствии Кирея, было похоже либо на откровенное издевательство надо мной, либо на неподдельную радость от встречи с ним. И ещё непонятнее, что злило меня сильнее.
– Даныч, давай сходим сегодня куда-нибудь? – принимая чашку кофе, предложил Кирей. – Посидим втроём культурненько, живую музычку послушаем? Соскучился я по этому, не передать как! В Америке такого тоже валом, но атмосфера всё равно не та.
– Да без базара, только Маринка у меня в последнее время вообще никуда не ходит, сколько не пытаюсь её вытащить. Дом-работа. Дом-работа.