Страница 2 из 18
– Паш, какого… чёрта? – едва сдержался я. – Что происходит?
При виде моей злой, слегка побитой рожи, девчонка осеклась и перестала орать матом. Но по-прежнему отбрыкивалась и шипела всякими «уродами» и «козлами». Горовец с интересом сложил руки на круглом пузе и приготовился смотреть шоу.
– Данила Александрович, она машину вашу поцарапала! – остановившись в паре шагов от стола, скрутил ей руки за спиной Пашка. – Новую.
За-ши-бись! Вот просто слов нет!
– Ну что ту скажешь, – не поднимая головы, процедил я сквозь зубы, – попала девочка не по-детски. Только чего ты её сюда-то припёр? Иди вызывай комиссаров.
– Так она вот, Данила Александрович! Вот этим! – положил он на столик длинный гвоздь. – Слово из трёх букв нацарапала.
– Хех! Смертница! – крякнул Горовец.
А я вдруг рассмеялся, потому что дебилизм ситуации зашкалил. Пашка растерялся. А девчонка, почуяв свободу, попыталась его лягнуть и сбежать. А когда не получилось, снова завела своё:
– Руки убрал, козёл! Да я вас…
И я сорвался. Просто подцепил её за химо и поволок вниз. С моего пути бесшумно разбегались понятливые официанты, а девчонка семенила за мной и ойкала, перемежая свой писк невнятной бранью:
– Гад! Руки убрал от меня… Да ты знаешь, вообще, с кем связался… Урод…
Выскочив на парковку, я замер возле своей малышки. Возле своей девочки, которая только неделю назад впервые увидела свет вне завода в Италии и крытой одноместной автовозки. Которая только вчера впервые познала единственного в своей жизни хозяина – меня! А теперь на её стильном, крашенном по моему же индивидуальному заказу в стальной металлик с дерзкой жёлто-алой полосой капоте красовалось уродское слово из трёх букв. То самое, на «х» начинается.
У меня перед глазами поплыла красная пелена… Едва сдерживаясь развернулся к девчонке.
– Что бы ты понимала, эта тачка стоит двадцать миллионов. Ремонта минимум на лям-полтора точно. У тебя есть такие деньги?
– Да пошёл ты! – огрызнулась она, но уже значительно тише.
– Я так и думал. Ну что ж, похоже, следующие лет пять тебе придётся провести за решёткой. Но можно иначе – я тебя просто отпущу, если скажешь, кто заказал.
Она упрямо молчала. Дерзкая во всём: в вызывающем, ненавидяще-испуганном взгляде, в том, как не прекращая ни на секунду, пытается вывернуться из захвата и дать дёру, в брани, которая срывается с пухлых обкусанных губ так свободно, словно это просто дыхание.
– Ну? Последний раз спрашиваю.
Молчит.
– Ладно. Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому.
– Да пошёл ты! – вскинула она на меня полный презрения взгляд, такой, что я даже замер на мгновение – она была похожа на глупого трёхнедельного котёнка, шипящего в морду бойцовскому псу. И это, как ни странно, было даже забавно. – Кого ты из себя строишь, крутого? А в зеркало себя видел вообще? И тачку свою уродскую ты в соседнем гараже из ржавой Приоры сделал!
– Ффф… – сжал я кулаки в карманах. Всё-таки она бесила, а не забавляла. – Короче Паш, грузи её и на хату.
***
Едва вошёл в дом, как сразу услышал Маринкин смех. Звонкий, беззаботный, взахлёб. У меня аж челюсть свело. Что это – злость? Ревность?
Остро захотелось послать всё куда подальше, однако я натянул довольную улыбку, и шагнул в гостиную.
Кирей развалился на диванчике, а Маринка сидела напротив него на барном островке и игриво болтая ногами, хохотала. Ну то есть вот эта зараза, от которой я за последние месяца так четыре не то, что близости, а даже улыбки не видел, сидела сейчас на столе и заливалась смехом. Склонённая к плечу голова и откинутые назад волосы будто случайно открывали изящную линию оголённой шеи и ключиц…
Увидев меня, тут же осеклась. Скользнула со столешницы, оправила съехавший на плечо ворот шёлковой домашней блузы и привычно натянула длинные рукава на кулаки. Всего мгновение – и вот она снова закрытая и чужая.
– О, Даныч, братан! – поднялся навстречу мне Кирей. – Наконец-то!
Обнялись – крепко, по-настоящему. Как и положено самым близким друганам детства.
– Ничего себе, Капитан Америка! – тиснул я его за прокачанное плечо. – Пять лет назад ты, помнится, был помягче.
– Работа такая, – смеясь подёргал грудными мышцами Кирей. Получилось эффектно.
– Всё-таки порвал Голливуд?
– Типа того. А ты-то чего такой покоцаный? – кивнул на подсохшую уже корку на моей губе. – Жена что ли бьёт?
Я бросил взгляд на Маринку. Подумалось вдруг, что, если бы она расщедрилась хотя бы на такой знак внимания, это было бы уже ого-го! Но мне теперь не то, что по морде, а даже просто повышенного тона голоса от неё не доставалось.
– Да нет, жена у меня сама нежность. – Снова взгляд на Маринку, но она на меня не смотрела и, похоже, даже, не слушала. – Просто боями балуюсь. Помогают снять стресс и быть в тонусе. Без этого в бизнесе никак.
– Интересный подход! А тебя не смущает, что в таком виде ты похож скорее на гопника?
– А ему ему плевать! – встряла вдруг Маринка. – Он позапрошлой осенью был номинирован на областную премию «Человек года» Пятнадцать номинантов, все не абы кто. Торжественный приём, голосование в прямом эфире, телемост с Москвой. Дресс-код, естественно! Но в чём, думаешь, пошёл господин Магницкий?
– В трениках и резиновых шлёпках, в чём ещё! – беззлобно рассмеялся Кирей. – А иначе это был бы не Даныч!
– О! Значит не так всё запущенно. Потому что он пошёл всего лишь в джинсах и кроссовках. Хотя спасибо уже на том, что джинсы были без рваных коленок, а то он такое тоже любит.
– Ну это скорее твой косяк, Марин. Надо вовремя зашивать.
Оба рассмеялись.
– Так ты погоди, знаешь, как его окрестили журналисты?
– Ну, думаю, не меньше, чем Магнит! Нет, Магнетиссимо!
– Железяка.
– Чего-о-о?
– Того! Но, справедливости ради, стоит сказать, что первоначальная версия была «Железный человек», и это было действительно круто. Но уже к концу вечера, когда он прямо в зале торжественного приёма, стал бороться со всеми желающими на руках, от неё осталась только Железяка. Представляешь?
Снова рассмеялись. Прям встреча выпускников, твою мать. Я дал им проржаться и поставил жирную точку:
– Ты забыла сказать главное – именно я взял тогда эту премию и стал человеком года.
Маринка едва заметно усмехнулась и ничего не ответила, но я её прекрасно понял. Тогда решающим для моей победы фактором стали не заводы-пароходы «РегионСтали», а кризисный центр «Птицы», который формально хотя и являлся грандиозным социальным проектом моей конторы, но фактически – от меня там только финансирование. Сам же проект был придуман и создан Маринкой – с полного нуля. Не знаю откуда она взяла тогда на это силы. А может, наоборот, именно это и придало ей сил, ведь говорят же – хочешь помочь себе, начни помогать другим, а дальше всё само подтянется.
– А ещё у него берцовая кость на болты собрана, он тебе не говорил? И скоба на нижней челюсти. Так глядишь, туда-сюда и правда железякой станет.
– Нет, не говорил, – посерьёзнел Кирей. – А что случилось? Авария?
– Да нет. Нога – это с парашютом допрыгался, а челюсть – на боях сломали. В двух местах. Больше месяца пюрешками через трубочку питался. А аварий не было. Пока. Но теперь, когда он купил себе спорткар… Кстати, он тебе уже хвастался?
– Марин, может хватит? – не выдержал я. – Сто раз обсуждали! Я не собираюсь сидеть дома и смотреть телек, как и таскать эти чёртовы смокинги и галстуки! Мне нужна свобода и драйв! Я мужик, в конце концов, и имею право на мужские забавы!
– Да я разве спорю? – стиснув в кулаках рукава блузы, едва заметно поёжилась она. – Забавляйся на здоровье. Мужик. – И, не сказав больше ни слова, ушла наверх.
Я сосчитал до десяти и выдохнул. Во время этой внезапной мимолётной перепалки братан безучастно накручивал на палец шнурок от треников и делал вид, что не понимает, что тут происходит. Но мне всё равно было как-то не по себе.
Может, если бы Маринка была просто левой девчонкой, то и мне было бы без разницы, но так уж вышло, что двадцать лет назад я увёл её у братана. Больше того – они ещё были вместе, а я уже умудрился дорваться до её невинности. Случайно, конечно[1] , но это не меняет того факта, что тогда-то я её увёл, а вот сейчас, кажется, больше не вывожу. Чёрт его знает почему, просто что-то вдруг сломалось, и наша любовная бричка словно разом лишилась всех четырёх колёс. И я уже из кожи вылез, пытаясь её починить – не получается. В то время, как Кирей, увидевшись с Маринкой впервые за последние двенадцать лет, похоже сразу нашёл подход.