Друзья с Маяка

Вечером, когда солнце, словно вязкая капля на банке с вареньем, потекло к горизонту, растворяя оттенки розового в сиренево-синей морской воде, ребята уселись на песок, отдыхая, наблюдая перемену небесных красок, отразившихся даже на поверхности влажного песка. Само светило было почти не видно за уступом, на котором возвышался маяк. Сиреневый потихоньку поглощал все яркие горячие цвета, пока сам не начал таять в синеве. Томми и Сэм убрали инструменты, Элис аккуратно сложила все чертежи, заметки и карты в картонную папку, и все это они унесли в домик на сваях.

– Я побежал провожать отца, – Сэм попрощался и устремился быстрыми широкими шагами вдоль пляжа, дальше, за школу, куда приставали рыбацкие лодки.

Элис отряхнула с платья песок:

– Мне тоже пора.

Томми взял свой портфель и связку книг девочки, которые она носила перетянутыми ремнем, и ребята двинулись в сторону улиц.

– Ты знаешь, Томми, – заговорила Элис, когда они поднялись с пляжа и шли между пробуждающихся мягким светом окон и окруженных низенькими заборчиками участков, утопающих в свежей зелени кустов и деревьев, – сегодня я подумала, что мы уже давно не встречали закат на маяке. Помнишь, прошлой весной, мы почти каждый вечер сидели там, а потом бегом неслись с холма, чтобы я успела вернуться до темноты домой? – Элис улыбнулась этим воспоминаниям.

Томми тоже улыбнулся, но потом опустил взгляд, наблюдая, как мелькают по дорожке его старые ботинки, все еще хранящие следы песка, а рядом тоже не очень новые, но поддерживаемые в хорошем состоянии ботинки Элис.

– Мы обязательно будем снова ходить на маяк, – сказал девочке Томми, – я просто хочу… Эта лодка, – он редко так адресовал к своему «Фрегату», но ведь он и сам понимал, что они строили пока лишь парусную лодку, – мне важно ее закончить. Скоро совсем потеплеет, и мы спустим ее на воду. Представляешь, как будет здорово обогнуть наш маяк по морю? Может быть, даже дальше, к гроту капитана Орлоба…

– Я надеюсь, ты не планируешь туда заходить. Помнишь, какие там приливы?

– Да, конечно. Но это будет замечательно, наконец, самому встать под парус… – мальчик смотрел вперед, где узкая улочка огибала участки и домики, но видел словно что-то иное.

Элис посмотрела на него и опустила взгляд. Они приближались к ее дому. Томми оторвался от своих мыслей:

– Элис, ты же тоже хочешь ходить на корабле? Ведь так?

– Конечно, – кивнула она, – до завтра, Томми!

Она забрала книги и, скользнув за калитку, пошла к дому. У самой двери Элис обернулась и махнула Томми, который все еще стоял в задумчивости у забора. Он махнул в ответ и пошел в сторону леса, к маяку. Качая портфелем, мальчик неспешно поднялся по улице, обогнул булочную и вошел под сень деревьев. Вечерние птицы затеяли свои перепевы, возвещая о том, что весна в полном разгаре, откуда-то из глубины леса доносилось одинокое поухивание.

«Кто разберет этих девчонок?» – размышлял Томми. Зимой казалось, что вот теперь-то ему стало все понятно, в особенности его собственные чувства. Они с Элис оба мечтали о приключениях, дальних путешествиях. Когда он протянул Анри дрожащей рукой письмо для своих родителей, которым, как он раньше думал, ему никогда не суждено будет писать, Элис была рядом. Она поддерживала его. А потом холодной промозглой весной, когда снег перестает быть пушистым, а становится жестким и ноздреватым, и осадки в нерешительности сыплют то проливным дождем, то смерзшимися снежинками, они сидели у камина на маяке, обсуждая корабли, листая старые книги. Однажды в школе Сэм Фюшкинс услышал, что ребята хотят строить лодку, и попросил взять его в команду. Будучи сыном рыбака, он часто помогал отцу и лучше других ребят знал море, потому такое пополнение было кстати, да и со времени эпидемии ребята сблизились. Теперь они втроем работали над лодкой. И вроде все было по-прежнему между Томми и Элис. Она казалась мальчику такой же полной энтузиазма, как и он, даже помогала стругать доски, вбивать гвозди, шкурить борта – Томми в такие моменты еще больше восхищался девочкой. Сэм же то и дело пытался забрать у нее то, что считал физически трудной работой. Никогда не давал ей поднимать ничего тяжелого, хоть бы она и сама за это хваталась. Томми же, увлеченный делом, не всегда даже обращал на такое внимание. Мальчик очень хорошо относился к сыну рыбака, но порой ловил себя на тревожной мысли, что радуется, когда по каким-то причинам Сэм не мог прийти или раньше уходил с верфи, а Томми и Элис оставались работать вдвоем. Он злился на себя за это чувство, и ему почему-то было стыдно перед Сэмом. И вот теперь Элис заговорила о маяке, и в ее голосе словно слышалась… досада? Томми не мог понять. Разве корабль не был их общей мечтой? Его и Элис? Или она теперь вкупе с Мари и мистером Вилькинсом тоже начнет читать ему нотации?

Томми отворил дверь и отправился сразу к себе, кинул портфель на пол и, не переодеваясь, растянулся на кровати, вытащив из-под подушки книгу. Через некоторое время в дверь постучали.

– Томми, ты ужинать пойдешь? – раздался голос Мари.

– Угу, сейчас, – угрюмо ответил мальчик и снова погрузился в чтение. Это было жизнеописание одного капитана, путешественника и пирата, одновременно находившегося, как ни странно, на государственной службе. На лестнице послышался звук удаляющихся шагов. Томми еще немного полежал так, потом отложил книгу, встал, осыпав песком кровать и небольшой коврик подле нее, и стал переодеваться.

– Ты все дуешься из-за школы? – спросила его Мари за ужином, – ты же помнишь – у нас с тобой давняя договоренность.

– Мари, я знаю, что ты думаешь, – Томми отложил вилку и уставился на девушку, – но вот смотри, ведь ты же все равно время от времени лечишь людей, ты понимаешь в травах лучше, чем доктор Спрат и его дочь вместе взятые, – на эти слова мальчика Мари покачала головой, но он продолжил свою мысль, – хотя доктор получил медицинское образование. Значит, желание человека важнее, его страсть к чему-то? Почему я должен меньше времени уделять тому, что для меня действительно важно, ради того, в чем не вижу смысла?

– Пока. Пока не видишь смысла, – поправила его Мари, – Томми, тебя же никто не призывает бросить свое важное дело, а просто уделять внимание и другому. Твой друг Сэм, он же еще помогает отцу, помимо школы и вашего увлечения, Элис занимается танцами. Они находят время для всего. У меня булочная, дом, огород, и верно, я нахожу время на сбор и заготовку трав. Человек может совмещать множество интересов и дел, особенно, когда ему помогают. Я очень люблю нашу булочную, но я бы не справилась там, если бы Жаннет и ты мне не помогали. У тебя же есть Элис и Сэм, вы ведь работаете над лодкой вместе. А кстати, ты же не забросишь свои воскресные смены?

– Нет, Мари, что ты! Мне нравится помогать вам в булочной.

– Вот видишь, значит, ты можешь находить время для разных интересов, – улыбнулась Мари. А Томми снова подумал про разговор с Элис о маяке. Может, она тоже думала, что они проводят слишком много времени на верфи?

***

Вечером, вернувшись с почты, Анри обнаружил, что дом был пуст. Жаннет еще не пришла из булочной, а мать ушла в гости к соседке. Молодой мужчина отправился на кухню, в надежде, что одна из хозяек дома приготовила ужин, покидая жилище. И в этом он почти не ошибся. На плите покоилась большая кастрюля с абсолютно черным, пригоревшим ко дну и стенкам содержимым. Открытая пачка муки стояла на столе в обрамлении картинно лежавших вокруг овощных обрезков, и возможно, будь молодой мужчина художником, он смог бы оценить этот замысловатый натюрморт, но Анри был обычным почтальоном, голодным и усталым после трудового дня.

Вздохнув, он налил себе стакан молока, поставил на плиту чайник и пошел в спальню. За окном сгустились сумерки, и в глубине, за свежей листвой сада, уже зажгли фонарь. Их было всего несколько на Городок, но мэр очень гордился этим нововведением, уже давно озарившим улицы более крупных городов. Пожилые жительницы охали, возмущаясь – кому нужно шататься по улицам ночью? А фонари мешают спать, хотя дома большинства жителей скрывались в пышных кронах плодовых деревьев. Анри же нравилось, что напротив их дома горел фонарь. Его тускло-оранжевый свет словно звал издалека тех, кто припозднился к домашнему очагу. Но сегодня, в отличие от большинства дней, это был не Анри.