Страница 21 из 24
Но как я могла знать наверняка? Ястреб и охотник – особая связь. Что, если так она и должна выглядеть?
Я ничего не знала о чувствах и страсти, связывающих людей. Разве что из книг – но они ни в какое сравнение не шли с тем, что мог предложить личный опыт. Своего не было – и не с кем было поделиться. С момента, как я стала его ученицей, а после – охотницей, Эрик Стром стал для меня самым близким, самым важным человеком. К нему я приходила со всеми вопросами, он был рядом даже в самые чёрные минуты.
Но теперь, когда всё внутри дрожало и плавилось от стыда, я не могла пойти к нему – потому что, быть может, он догадывался о том, что я чувствую, – и всё равно отослал меня.
А если не догадывался? Почему-то при мысли о том, что все мои терзания и сомнения попросту проходят мимо него, мне стало только хуже.
Впервые мне захотелось сказаться утром больной, никуда не идти; послать к дьяволам и своего ястреба, и Стужу.
Но наступил новый день, и уже скоро мы опять были там, в вечном безграничном холоде, два тёплых огонька – дохни на них ненароком Стужа, и они навсегда погаснут.
«Эрик».
«Иде».
Его голос звучал во мне, как единственный маяк, как одинокая молитва. Но рана не затянулась. Осталось тоскливое, ноющее чувство потери.
Потому что он велел мне уйти.
Унельм. Встречи
Ульм сидел в «Парителе», одном из самых дешёвых кабаков в вечной тени Парящего порта, перед чашкой остывшего гадкого кофе – пить что-то крепче здесь могло быть опасно для здоровья. Именно сюда, в самый шумный и яркий район Химмельборга, он приходил, чтобы побыть наедине с собой – почему-то именно посреди громкой и весёлой толпы путешественников, прибывающих и улетающих, торговцев, носильщиков и зевак это выходило лучше всего.
Сегодня у него был и ещё один повод прийти сюда. Ему написала Лудела, которая хотела встретиться. Он и не думал, что она этого захочет – после того, как Ульм отказался улетать из Кьертании с помощью Мела, – интересно, встречаются ли они ещё с паритером, или Лу уже нашла кого получше? Ульм сделал глоток кофе и поморщился.
Зачем она вообще предложила встретиться – соскучилась или хочет о чём-то его попросить?
Как бы то ни было, разговор с Луделой мог и ему оказаться полезен. Она была родом из Нижнего города – а встреча с Омилией ещё больше укрепила его в стремлении отправиться туда…
Туда, где, судя по всему, бывали все убитые юноши, где свершались на чёрном рынке сделки – а значит, быть может, были проданы те самые глаза – распутать все нити, заслужить восхищение Омилии, подняться как никогда высоко…
И наказать убийцу.
Он снова будто наяву услышал звериный вопль несчастной матери Аллеми и вздрогнул.
– Унельм!
Лудела была тут как тут. С тех пор как они виделись в прошлый раз, она ещё больше похорошела – как будто немного поправилась, и это ей шло. Волосы собраны в два пучка, губы и ресницы густо, смело накрашены, новёхонькая серая форма кропаря сидит как влитая. Унельм приложил все усилия к тому, чтобы не пялиться ей в вырез. Это оказалось непросто.
– Лу. Как хорошо, что ты пришла. Отлично выглядишь. Но… постой, что это у тебя в волосах? – прежде чем она успела опомниться и шлёпнуть его по руке, Ульм достал у неё из-за уха конфету в блестящей обёртке. – Прошу, угощайся.
– Как мило. – Она приняла конфету, уселась напротив него и наморщила носик, осматривая обстановку «Парителя». – Тут ведь, я думаю, кроме этого, есть нечего?
– Ну, скажем так, кухня – не самая сильная сторона этого заведения.
– Тогда, видимо, здесь есть чего выпить?
– Отличная идея, но не советую брать тут алкоголь.
– Зачем вообще было предлагать встречаться в такой дыре? – буркнула она, и Унельм улыбнулся.
– Я ценю это место за атмосферу. – Он не шутил, или не совсем шутил. Да, стойка тут блестела от застывшего жира, зелёные бутылки на полках были тусклыми от слоя пыли, а единственными украшениями служили связки старых лётных шлемов и перчаток паритеров и пожелтевшие от времени билеты на парители, расклеенные по стенам, но Унельму тут нравилось. Всё здесь говорило о странствиях, и публика бывала необычная.
– Понятно. – Унельм вдруг заметил, что она нервничает – и вряд ли из-за странного кабака. Её пальцы, сплетённые над столом, подёргивались. Возможно, она и накрасилась так ярко, чтобы скрыть неуверенность.
Значит, она всё же пришла попросить о чём-то. Или дело было в другом. Может, рассталась с Мелом?
– Как твои дела, Лу?
– Лучше некуда. – Её глаза говорили о другом. – А ты не слышал? Среди рекрутов нашего года я в первой сотне рейтинга… По всей стране. Мне теперь больше платят. Мел говорит, скоро будем гулять на мои.
Сам Унельм в рейтинг даже и не заглядывал – толку. Вот имя Сорты наверняка где-то там, на первых строчках.
А Мел, значит, так и не исчез с горизонта – что ж, тем лучше.
– А как твои дела? – спросила она после того, как всё же заказала у подавальщика снисса с яблочным соком. – Я читала про все эти жуткие убийства в газетах… Ты что же, расследуешь это дело?
Они обменялись последними новостями, и над столом повисло неловкое молчание, похожее на непролившуюся грозовую тучу.
– Слушай, – сказала наконец она, потупя глаза в обрамлении неестественно длинных ресниц, – я вот подумала, что слишком уж разобиделась на тебя тогда – ты, верно, помнишь…
– Не о чем говорить, – бодро отозвался Унельм. – Тем более что ты ошибаешься: я ничего уже и не помню.
– Вот как, – пробормотала она, и он понял, что сплоховал. – Что ж, этого следовало ожидать, фокусник. Я ведь была просто временной историей, так? И когда от меня ничего стало не нужно…
– Ты сама хотела, чтобы всё это было временной историей, – заметил Ульм. – И, кажется, сейчас это тебе от меня что-то нужно. Или нет?
Лудела вспыхнула, и Унельму тут же стало её жаль.
– Ну, не обижайся, пожалуйста, Лу, – сказал он примирительно. – Давай помиримся, а? Временная, не временная – причём здесь это? Я всегда считал тебя своим другом. Ты мне важна, правда.
Её ресницы дрогнули, и вдруг Лудела начала плакать. Ульму ничего не оставалось – он подсел к ней ближе, приобнял за плечи.
– Я бываю такая дура, – всхлипывала она. – Что же мне делать, что делать…
– Ну, не плачь, Лу, ты чего? Все знают, какая ты умница. Кого угодно спроси!
Мало-помалу её рыдания начали утихать, и она крепче прижалась к Ульму. От её груди так и веяло жаром, и, к своему стыду, он чуть помедлил, прежде чем пересесть.
– Ульм, мне надо кое-что тебе сказать.
Он был совсем не готов выслушивать её любовное признание. Он не хотел обижать её, и уже пожалел, что пришёл – но теперь деваться было некуда.
– Что же это?
– Я тебе наврала, – выпалила она, и это было совсем не то, чего он ожидал.
– Наврала? Но о чём?
Лудела шмыгнула носом и принялась промокать потёкшую с ресниц краску не слишком чистой салфеткой.
– Ну, помнишь, когда у Мела были… проблемы, – она понизила голос, – я сказала, что это всё из-за меня? И помнишь – я сказала, что не знаю заказчика?
Унельм кивнул. Он вдруг ощутил странный азарт – как будто то, что собиралась сказать Лудела, имело прямое отношение к его судьбе.
– Так вот… на самом деле знаю. Потому-то у меня сейчас и проблемы. И я подумала, может… – Лудела запнулась. – В смысле, ну ты же теперь почти охранитель, и, может…
– Слушай… – Ульм показал подавальщику, что тоже хочет выпить. – Расскажи мне всё с самого начала, ладно? А я подумаю, что могу сделать.
– Ты говорил, тут пить нельзя.
– Это да… Но риск делает жизнь ярче, красавица из Химмельборга. Рассказывай.
Старое прозвище, кажется, немного её приободрило – на это Ульм и рассчитывал.
– Ну, в общем, я же говорила тебе, что я родом из Нижнего города… и что не люблю там бывать. С тех самых пор как меня взяли в препараторы, я решила, что больше туда никогда не пойду. – Лу провела пальцем по краю стакана, и взгляд её был отсутствующим.