Страница 38 из 46
— Каролина, ты все слышала.
— Я ничего не слышала, — испуганно хриплю. — Повтори, — выходит почти шепотом.
— Нам надо развестись, Веснушка.
Извержение вулкана, падение огромного астероида, землетрясение или цунами не способны повторить силу разрушений, которую спровоцировали слова любимого мужчины в этот момент.
Закрываю рот тыльной стороной руки, беззвучно воя в пустоту. Сползаю по стенке на пол. Взглядом цепляюсь за открытый ноутбук. Курсор мышки будто издевается, указывая на свадебный ролик, до сих пор открытый в медиа плеере.
— Трус, — строго выдаю я, хлопая крышкой ноута. — Ты самый настоящий трус, Горский. Прилететь и сказать мне о своем решении лично не решится только трус.
— Каро, ты знаешь, что я не могу бросить Мирослава. Поэтому все происходит именно так.
— Пф, — фыркаю сквозь слезы.
— Когда твои эмоции поутихнут, ты поймешь, что так будет лучше всего для нас.
— Для нас? — толкаю дверь гардеробной и выхожу в спальню. — Наглое вранье. Ты только и делаешь, что выбираешь кого угодно, но не нас. То работа у тебя на первом месте, то хакерские атаки, то сын с любовницей.
— Аннет мать Мирослава, не более.
— Ты с ней переспал снова, поэтому хочешь…? — глотаю слово «развод».
— Нет.
— Не ври мне! — крик отчаяния рвется из груди. Одновременно с ним я бросаю в портрет, висящий на стене, стакан с водой. Прозрачная жидкость растекается по наших с мужем счастливых лицах, искажая настоящие улыбки.
— Я не вру, Каролина, — уставшим голосом тихо произносит Назар. — Я по-прежнему люблю тебя.
— Тогда зачем? — хриплым голосом спрашиваю я. — Почему?
— Мы больше не счастливы вместе, Веснушка.
— Вранье.
— Разве?
— Ты врешь. Ты все придумал, чтобы не говорить мне правду. Скажи честно, я просто тебе надоела? Ты решил, что пора избавиться от надоевшей истеричной куклы? Так ведь?
— Ерунда…
— Кто я для тебя? — перебиваю.
— Каролина, я действую в твоих интересах. Ты заслуживаешь огромной любви и постоянного внимания. А я, к сожалению, больше не в состоянии дать тебе все это. Сын, его болезнь, остановка сердца… Я не знаю, когда смогу думать о ком-то другом. Ты не должна меня ждать. Не столько времени…
— Какое благородство, Горский. Прямо рыцарь круглого стола. Правда на мой вопрос ты так и не ответил. Жаль.
В динамике слышится какая-то возня. Назар кому-то коротко отвечает на немецком.
— Мне нужно идти. Я перезвоню позже, Каролина. Мы не договорили.
— Не утруждайся, Горский. Все и так ясно.
— Каро…, — не хочу дослушать мужа до конца. Хватит. Сыта его нелепыми объяснениями по горло.
Бросаю мобильный на подушку, падаю лицом на кровать. Чувствую себя разбитой. Его слова о разводе не прекращают крутиться в голове. Сердце болит от ноющей боли. Колет в груди. Стучу кулаком по подушке, сжимаю покрывало.
Ненавижу. Люблю. Ненавижу. Люблю. Ненавижу. И так по кругу. Кричу, стучу, вою. Зачем он так с нами? Почему?
Прокручиваю все последние разговоры с мужем, пытаюсь понять почему именно сейчас он решил подытожить всё таким образом. Еще и по телефону. Это так глупо и по-детски. Это не в его стиле абсолютно. Такое поведение противоречит его принципам. Горский всегда предпочитает лично решать все. Особенно, когда дело касается чего-то важного и судьбоносного.
Поворачиваю голову и смотрю на потухший экран телефона. Наивная девочка во мне ждет, что муж сейчас перезвонит и скажет, что все сказанные им слова отменяются. Жду, что он хотя бы напишет, что никакого развода не будет.
Но, увы, супруг не звонит ни через пять минут, ни через пятнадцать. От злости заношу его номер в черный список и блокирую в мессенджерах.
Щипаю себя за запястья, выкручиваю пальцы. Тишина дома давит на виски. Руки трясутся от страха. Растерянно смотрю на мебель в комнате и не понимаю, что мне теперь делать. Собирать все вещи? Искать квартиру? Или пока нет официальных бумаг, ни о чем не волноваться и просто готовиться к завтрашней работе? Но разве возможно спокойно работать, если знаешь, что муж больше не хочет быть с тобой одним целым?
Растираю ладонью ноющий участок кожи в области сердца. Дышать больно. Глотаю ртом воздух, но каждый вдох стопорится в горле. Огнем горит гортань. Болят опухшие веки. Я так боялась этого. Так страшилась такого исхода. И вот теперь мне лицом к лицу предстоит узнать, что же за зверь такой — одиночество.
Встаю с кровати и подхожу к окну. Распахиваю шторы и смотрю на улицу. Огромными хлопьями с неба на землю сыпется снег, застилая белым покрывалом все вокруг. Уже исчезли из виду вымощенные плиткой дорожки, спрятаны вечнозеленые кустарники.
Сбрасываю с плеч свадебный пиджак мужа, меняю домашнюю пижаму на утепленный спортивный костюм. Прячу мобильный телефон в карман. Хватаю с полки свои зимние сапоги, достаю перчатки и спускаюсь на первый этаж. У входных дверей сталкиваюсь с Марией, которая собирается идти спать. Бормочу ей, что немного подышу свежим воздухом перед сном, и хватаю куртку с вешалки.
Уже на улице застегиваю полностью молнию и шнурую сапоги. Набрасываю на голову капюшон и шагаю к калитке.
Нос и щеки первыми страдают от зимнего мороза. Растираю пушистыми перчатками похолодевшие участки на лице. По возможности прячу нос за высоким воротником куртки.
В своих светло-серых штанах и белой куртке под желтым светом уличного освещения я практически сливаюсь с местным вечерним пейзажем. Бесцельно бреду вдоль соседских домиков, толкаю носками сапог тяжелый снег. Верчу головой по сторонам, но не стараюсь что-либо запомнить. Я сплошной комок боли. Иногда останавливаюсь и подставляю лицо все еще летящим снежинкам. Закрываю глаза, не пуская соленую влагу наружу.
Пласт снега уже доходит до самых колен. С трудом удается переставлять ноги. Чувствую, как мокнут штаны на голенях, но упорно продолжаю идти по улице.
Пушистые снежинки, гонимые ветром, постоянно меняют траекторию своего полета, отчего периодически залетают то под воротник, то в рукава. Мороз постепенно побеждает температуру, отдаваемую телом. Дрожу под пуховым одеянием, но все равно не останавливаю ходьбу.
Сворачиваю на соседнюю улицу, хочу обойти соседские дома по кругу и вернуться в свой двор. Остаюсь стоять на месте, когда вижу неосвещенный участок проулка впереди. Мерещится, что кто-то топчется у дальних ворот. Быстро разворачиваюсь в обратную сторону и стараюсь брести к дому ускоренным шагом.
Хватаю ртом морозный воздух, вытираю мокрый нос. Постоянно оглядываюсь, так как чудится преследователь. Когда до домашних ворот остается каких-то десять метров, навстречу несется снегоуборочная машина с широким отвалом. Приходится вжаться в чей-то забор, чтобы не зацепило коммунальной техникой.
Зажмуриваюсь, когда гудящая машина, пролетает мимо. Меня заваливает счищенным снегом по пояс. Когда открываю глаза, то никого, к счастью, не вижу за спиной.
Сердце ускоренно грохочет на адреналиновых качелях. Разгребаю руками холодную насыпь, помогая себе как можно скорее выбраться из этой дурацкой ловушки.
В дом возвращаюсь с насквозь промокшими и заледеневшими штанами. Стучу зубами, поднимаясь по лестнице. Растираю продрогшие пальцы. Быстро заползаю под струю горячей воды в ванной комнате.
Стою неподвижно, смотрю в одну точку на стене. Дрожь не покидает тело, даже когда все конечности полностью прогреваются. Кутаюсь в халат и выхожу в спальню. Смотрю на супружескую кровать и впервые чувствую, что боюсь в нее ложиться.
Сажусь в кресло, поджимаю под себя ноги. Бурление эмоций немного поутихло. На место гневу и злости пришла апатия и равнодушие. Обнимаю себя за плечи и продолжаю смотреть в окно на летящих с неба «белых мух». Уснуть сегодня вряд ли удастся.
Глава 38
Каролина.
Фотосессия в студии начинается достаточно сумбурно. На все про все есть не больше двух часов. Визажист и стилист кружатся вокруг меня как пчелки, нервно сопя под нос. Они не считают нужным извиниться, если царапнут мне веко щеточкой от туши или если случайно брызнут лаком в глаз.