Страница 15 из 46
Нельзя отключить чувства, невозможно остановить боль по щелчку пальцев. Мне горько от того, что он бросил меня в такой непростой период и умчался на ночь глядя к тому, чью фотографию впервые увидел всего месяц назад.
Борьба головы и души настолько разрастается, что я просто не выдерживаю. Пустота дома давит на виски. Глаза болят от нескончаемого потока слез. Хватаю телефон и пишу девочкам, чтобы сбросили адрес караоке-бара, где они сидят.
За пару минут принимаю контрастный душ, смывая с тела пот и жалость к самой себе. Хочу как можно скорее забыться. Раствориться в толпе, чтобы больше не чувствовать это убийственное одиночество.
Из глубин гардеробной достаю любимую кожаную юбку, черные колготки, красный гольф. Попутно переписываюсь с девочками, которые радуются тому, что я передумала.
Подушечками пальцев быстро распределяю тональный крем по лицу, консилером замазываю синяки под глазами. Черным карандашом рисую стрелки, накладываю на ресницы три слоя туши. Ярко-красной помадой завершаю образ драмма квин.
Вешаю сумочку на плечо и, подхватив с кровати телефон, спешу на выход. Дергаю ручку и едва не влетаю лбом в деревянную преграду.
— Какого черта? — дергаю снова и снова запертые на ключ двери.
Глава 15
Каролина.
— Мария! Мария! — громко кричу я, — Мария! Мария, откройте немедленно!
Колочу костяшками пальцев, стиснутыми кулаками в дверь. Бью коленками по деревянной преграде, не обращая внимание на возникающую боль в коленных чашечках.
На мой зов никто не откликается.
Быть может в нашей спальне и в самом деле такая хорошая шумоизоляция, а может Горский повел себя как настоящая скотина. Помимо того, что решил посадить меня под замок, он так же мог приказать домработнице не реагировать на мои призывы о помощи.
Отпечатком пальца снимаю блокировку с экрана мобильного телефона и звоню на первый номер из папки «Избранные».
— Да, — Назар принимает вызов буквально на втором гудке, дыхание у него сбито.
Звуки открывающихся/закрывающихся дверей отчетливо слышны на заднем фоне.
— Ты совсем ополоумел, Гор? Совсем крыша с катушек слетела на фоне осеннего обострения? Что за новый уровень гиперконтроля? — бегаю по комнате словно загнанный зверь, рыскаю по шкатулкам и ящикам в поисках запасного ключа. — Кто тебе дал право ограничивать мою свободу? Немедленно открой двери!
— Какие еще двери, Каролина? — Назар прекращает куда-то бежать.
— Те, которые ты вынес плечом.
— О чем ты вообще? Говори нормально! — повысив голос, командует раздраженный супруг.
Цепляюсь за его эмоции, я зверею еще больше.
— Имей в виду, если Мария сейчас не откроет эту чертову дверь и не выпустит меня из спальни, то я вылезу отсюда через окно.
— Каролина, ты говоришь какую-то ерунду. Никакие двери я не замыкал.
— Тогда почему спальня заперта на ключ? — колочу еще и еще в запертые двери, опять взываю Марию к диалогу. — Именно в тот момент, когда ты умчал к этой су…
— Где мальчик? А врачи? — доносится в динамике.
Понятное дело, что вопросы Горского адресованы уже не мне. Дрожащий голос Баженовой словно бритвой проходится по моим внутренностям. Не получается разобрать, что она отвечает моему мужу.
Да и мне плевать. Я все равно не верю ни единому слову из её уст. Эта женщина введет двойную игру. А еще она больная на голову. Потому что в здравом уме никто не будет скрывать информацию об общем ребенке, чтобы потом спустя года появляться перед отцом ребенка с требованием большой суммы денег.
— Повторяю, я ничего не трогал, — из размышлений меня вырывает громкий голос Назара. — Успокойся и не пори горячку. Я перезвоню тебе через пол часа.
Горский сбрасывает звонок так же быстро, как и ответил на него.
— Козел, — ругаюсь я, глядя в цветной экранчик.
Смахнув рукавом кофты одинокую слезу, я набираю номер домработницы. Расхаживаю по комнате, сжимаю пальцы, кусаю губы. Нервно тарабаню ногтями по деревянному изножью кровати.
Даже на десятый гудок никто не принимает вызов. Я очень надеюсь, что Мария просто забыла включить звук в своем мобильном, и не исполняет дурацкие наказы Горского. Не хочется разочаровываться еще и в ней.
Приходит сообщение от диспетчера, машина ждет меня у ворот дома. Чертыхаюсь и прячу телефон в сумочку. Одним рывком раздвигаю шторы в разные стороны. Открываю окно и высовываюсь до пояса на улицу.
Плечи мгновенно покрываются мурашками от холода. Смотрю на козырек крыши первого этажа. Наклон тут не слишком большой, а значит я не должна при первом шаге скатиться кубарем вниз.
Возвращаюсь к шкафу за верхней одеждой и обувью. В последний раз набираю домработницу. Надежда на то, что мне не придется карабкаться как паук по цветочной ограде тает с каждым гудком.
Перекидываю ремешок сумки через голову и шагаю к открытому окну.
— И пусть кто-то потом заикнется, что я не должна была этого делать, — бормочу ругательства себе под нос и перебрасываю ногу через подоконник.
Страшно сидеть тут, страшно смотреть вниз. Адреналин шпарит по венам. Злость не дает отступить. Если я вернусь в запертую комнату и буду как бесхребетная амеба ждать блудного мужа в кровати, то дальше все станет еще хуже.
Осторожно ступаю по темно-коричневой черепице, она немного скользкая от наросшего мха. Держусь руками за оконную раму. Ветер треплет волосы, сырой воздух заставляет шмыгать носом.
Аккуратно прощупываю металлическую решетку, приваренную к одной из стен дома. Плетистая роза опоясала каждую рейку, охватила каждый квадрат специально-построенной конструкции своими лианами.
Носком ботфортов стараюсь нащупать более или менее свободный выступ, чтобы поставить ногу. Когда это удается, переставляю руки ниже. Сухие колючки царапают пальцы. Кусаю губы, чтобы не плакать.
Тонкий метал решетки выгибается с каждым последующим шагом. Стараюсь не дышать. Буду надеяться, что флористическая конструкция выдержит мой вес. Оглядываюсь вниз, прикидываю оставшееся расстояние. Эта часть стены не подсвечена фонарями, поэтому трудно понять сколько еще метров осталось до земли.
По внутренним ощущениям еще слишком высоко. Надо продолжать спускаться по решетке. Телефон жужжит в сумочке. Таксист, ждущий за воротами, громко сигналит. Даже не видя его лица, можно предположить, что он не слишком рад такому простою.
До земли около полутора-двух метров. Если не поспешу, то такси уедет без меня. Кто знает, сколько придется ждать следующую машину.
Закрываю глаза и отталкиваюсь от стены. Разжимаю пальцы и прыгаю вниз.
Хруст розовых веток и мой болезненный стон сливаются в один странный звук. Ушибленный копчик ноет от боли.
Еще один сигнал автомобильного клаксона разрывает вечернюю тишину проселочной улицы. Сцепив зубы, я встаю с места и на ватных ногах спешу к калитке.
Заваливаюсь на заднее сидение и сильно хлопаю дверью.
— Что? — скалюсь на скривившегося водителя. — Поскользнулась, с кем не бывает? За простой накину сверху, не тряситесь. Только поехали поскорее отсюда.
Не проронив ни слова, мужчина мажет по моим перепачканным ладоням взглядом и отворачивается. Заводит машину и везет меня в «Ракету».
Достаю из сумки початую пачку влажных салфеток и оттираю пальцы от черной земли. Ругаюсь чуть слышно, когда замечаю на колготках две дырки, от которых успели расползтись широкие стрелки.
Чёрт бы тебя побрал, Горский. Сегодняшняя выходка с дверью — последняя капля. Я не собираюсь жить пленницей в собственном доме, пока ты колесишь с бывшей любовницей по больницам, детским площадкам или, не дай бог, моим любимым ресторанам.
Закидываю ногу на ногу, чтобы новообразования на капроновой ткани не драконили и без того взбешенного зверя во мне.
Пока едем по ночным улицам города, выдергиваю обломки острых колючек из перепачканного пальто. Это вряд ли поможет спасти трикотажное изделие, но по крайней мере хоть как-то занимает трясущиеся руки.