Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 112

Сидевший в передней кабине наблюдатель вскрикнул и схватился за левую сторону лица, осыпанную небольшим пучком образовавшейся картечи. Вновь, ничего не понимая, пилот снизил обороты, чтобы не перегревать пострадавший двигатель машины и попытаться дотянуть до расположения своих войск, но очередная пулеметная очередь на полтора десятка патронов, вспоровшая теперь уже нижнее правое крыло, дала ему понять, что времена безнаказанных полетов закончились.

Поначалу Франц подумал, что попал на мушку невероятно меткого русского пулеметчика сумевшего достать его на километровой высоте и попытался уйти скольжением вправо, чтобы выйти из зоны обстрела, а заодно начать разворот к линии фронта. Но, стоило ему увидеть развернувшегося в передней кабине и целящегося из своего Штайера М1912[1] куда-то ему за спину барона фон Розенталя, как пилот все моментально понял. Быстрый взгляд через плечо подтвердил самые худшие опасения — на их хвосте висел русский аэроплан.

— Попал! Господа, ей Богу попал! — первым приметив появившийся за австрийцем дымный след, закричал молоденький прапорщик из числа связистов.

— А ведь верно! — тут же подтвердил вооруженный биноклем начальник штаба, генерал-лейтенант Драгомиров. — Вон как австрияк дымить начал! — последующих комментариев не потребовалось, поскольку уже все могли различить протянувшуюся от белого биплана черную полосу.

Выйти в атаку на один из обнаруженных аэропланов противника удалось просто идеально. Лучших условий Петр и сам пожелать не мог. Заходя от солнца со снижением, он легко нагнал австрийца и пристроился тому в хвост. Хоть его и учили, что огонь можно было открывать уже с полутора сотен метров, штабс-капитан не стал торопиться и только когда до противника осталось не более двадцати, дал первую пристрелочную очередь. От переизбытка нахлынувших эмоций он слишком сильно надавил на спусковой крючок и при этом дернул рычаг, так что вместо того чтобы ударить в двигатель противника, пули ушли выше, прошив кромку крыла. Следующая очередь в полдесятка патронов вообще прошла мимо, и лишь третья, перед которой Нестеров заставил себя выдохнуть и успокоиться, почти полностью пришлась в двигатель вражеского аэроплана, пробив по пути уже пострадавшее верхнее крыло прямо над головой пилота-наблюдателя.





Из-за отсутствия трассирующих пуль он не мог понять попал ли на этот раз, но потянувшийся за австрийцем серый дым, развеял все сомнения. Он попал! Решив добавить туда еще одну очередь для верности, Петр вновь на короткое время нажал спусковой крючок, но в этот момент противник накренился и чуть дернулся, так что пули лишь пробили нижнее крыло, не причинив особого ущерба, а установленный на небольшой шкворневой установке Мадсен[2] откликнулся сухим щелчком — весь магазин на 33 патрона оказался полностью отстрелян. Нестеров уже хотел было нагнать австрийца и приказать явно растерявшемуся пилоту идти на посадку, как поднявшийся со своего места наблюдатель вытянул в его сторону руку и выстрелил из пистолета. Потом еще раз и еще. Четвертая пуля попала в пропеллер, отколов от него небольшой кусок, о чем Петр узнал только после приземления, а вот произвести пятый выстрел возомнившему о себе невесть что наблюдателю уже было не суждено. Все время нахождения под обстрелом командир 11-го авиационного отряда не сидел, сложа руки, а занимался перезарядкой пулемета. В отличие от всех прочих У-2 его отряда, командирская машина была перестроена в эрзац истребитель, путем установки по правому борту той самой шкворневой установки. В результате пилот получал возможность вести огонь вправо по курсу, хоть и под весьма ограниченными углами горизонтальной и вертикальной наводки. Вполне ожидаемо, что данный процесс вызывал у летчика вагон и маленькую тележку неудобств, но с ними приходилось мириться, дабы иметь возможность нагнать противника. Ведь тот же самый У-2, имея на борту хвостового стрелка с подобным пулеметом, вряд ли мог догнать столь неплохую машину, как немецкий Альбатрос DD. Уж в чем в чем, а в скорости горизонтального полета этот биплан не уступал русской машине. Вот и пришлось изгаляться, сооружая подобную конструкцию.

Закрепив приклад Мадсена на кронштейне, Нестеров отсоединил опустевший магазин и, сунув его в пенал, располагавшийся сбоку кабины, установил на место полный, выдернутый из точно такого же пенала. К сожалению, не смотря на активную работу по внедрению вооружения на аэропланы, что многие годы вели его наставники, львиная доля крылатых машин до сих пор оставались безоружными разведчиками. Так, непосредственно в его отряде имелось всего два ручных пулемета на полдюжины бипланов. Да и емкость магазинов откровенно подкачала. Того количества, что виделось вполне достаточным для наземных боев, в воздухе не доставало совершенно. Ведь такой магазин полностью опустошался за 2–3 очереди, позволяя противнику получить шанс на спасение, пока пилот отвлекался на перезарядку. Лично ему здесь и сейчас повезло, что австрийцы оказались не готовы к встрече с аэропланом-истребителем и потому растерялись, тем самым подарив время на приведение оружия в боевую готовность. Наконец перезаряженный пулемет вновь был ухвачен правой рукой, и, стоило фигуре отстреливающегося австрийца попасть в перекрестье прицела, Петр вновь выжал спусковой крючок.

Тело барона Фридриха фон Розенталя, совсем недавно бомбившего свое собственное поместье, на землях которого расквартировался русский авиационный отряд, затряслось, как у припадочного, а из его груди прямо в лицо Франца брызнули настоящие потоки крови. Не менее десятка винтовочных пуль прошили наблюдателя насквозь и откинули его обратно в кабину, на дно которой он и сполз. Еще некоторая часть перепала пострадавшему ранее двигателю, и валивший из него ранее серый дым приобрел черные оттенки. Досталось и пилоту. Помимо забрызганного кровью командира лица и глубокого шока, он получил три касательных ранения, а одна пуля раздробила мизинец левой руки, предварительно пробив навылет плечо.

«Если противник не сдается, его уничтожают» — вспомнил Петр одно из любимых изречений Алексея Михайловича и, убедившись, что опасности более нет, поскольку два оставшихся австрийских аэроплана, отвалив в стороны от обреченного сослуживца, вовсю улепетывали, прибавил газу.