Страница 17 из 35
Когда это было? Да и было ли? Было ли так на самом деле?..
Петр Петрович медленно побрел домой. На углу повстречались два гитлеровских солдата. Стали напротив него.
— Кто такой, куда?
Потом один из них вгляделся, узнал фотографа:
— Это тот, кто снимает. Проходи…
Джой лежал на крыльце. Заслышав шаги Петра Петровича, подбежал к нему. Карие собачьи глаза преданно глядели на него.
— Только что говорить не умеешь, — сказал Петр Петрович. — А, правда, Джой? Или вдруг заговоришь как-нибудь?
В тот же вечер к нему снова пришел Вася.
— Привет. Я вам нужен?
Петр Петрович кивнул.
— Слушаю вас.
— Вчера Алла Степановна приходила ко мне вместе с Катей, официанткой из ресторана.
— Зачем она привела ее?
— Катя сказала, что хочет сфотографироваться.
— Так. Что она собой представляет?
— По-моему, неглупая, очень живая, непосредственная.
— Как относится к немцам?
— Плохо.
— Это вы так думаете?
— Нет, почему же? Мы долго сидели, беседовали. Она мне жаловалась, что немецкие офицеры пристают к ней, но она старается избегать их; однако кое-что ей довелось узнать.
— Каким образом?
— Она познакомилась с шофером военного коменданта фон Ратенау. Говорит, вроде неплохой парень.
— Как зовут его?
— Роберт.
— Так, дальше.
— Так вот этот Роберт, кажется, не на шутку влюбился в нее, поджидает ее, когда она кончает работать, провожает до дома, приносит ей иногда шоколад, сигареты. Недавно принес бутылку французского коньяка «Мартель».
— Что же ей удалось узнать от Роберта?
— Он провожал ее до дома и показал, где находится склад немецких боеприпасов.
— Где же?
— В подвале, где раньше был Дом культуры.
— Верно. Вчера мы тоже узнали об этом сами.
— Катя говорит, что Роберт с нею откровенен.
Вася слушал его, опустив голову. Потом прошелся по комнате.
— С кем она живет дома?
— С сыном. Ему одиннадцать лет.
— Ну, а как вы считаете, какое она на вас впечатление производит? Можно ли с нею поговорить начистоту?
— В каком смысле?
— Разузнать, в самом ли деле она ненавидит немцев или же просто играет?
— Это дело такое… сами понимаете, нелегкое.
Вася произнес сухо:
— Нам трудно надеяться на легкие дела.
— Это верно.
— Ладно, попробуйте разговорить ее, копните поглубже. Попросите Аллу Степановну, пусть она тоже старается распознать, что это за человек. Как вы понимаете, Катя может быть для нас полезной.
— Понимаю.
Вася протянул ему руку.
— Как вам живется? Вы в чем-либо нуждаетесь?
— Нет, ни в чем. Денег мне хватает, все, что могу, покупаю на рынке. Вам нужны деньги?
— Когда надо будет, скажу.
И Вася ушел так же тихо и быстро, как и появился. Словно растаял в воздухе. Только что был, сидел в комнате за столом, говорил с Петром Петровичем, изредка улыбался — и вот уже нет его, как не было…
Глава двенадцатая, в которой рассказывается о том, как хорошо порой доверять друг другу
Незадолго до войны Катя Воронцова вместе с одиннадцатилетним сыном приехала в родной город навестить тяжело заболевшую мать.
Внезапно разразилась война. Муж Кати прислал телеграмму; он отправлялся на фронт, просил жену вместе с сыном вернуться в Ленинград попрощаться, но Катя не могла оставить мать.
Мать умерла тогда, когда немцы уже завладели городом. И Кате пришлось вместе с сыном остаться в комнате матери.
Начались тяжелые дни, самые тяжелые в ее жизни. Она была совершенно одна, решительно без всяких средств, потеряв самого близкого, самого родного человека на свете — мать.
Угнетало ее еще и то, что она ровным счетом ничего не знала о муже.
Единственным человеком, который хотя бы в какой-то мере ее утешал, была Соня Арбатова, соседка по квартире. Мягкая, приветливая, Соня покорила ее своей добротой, участливостью, всегдашней готовностью прийти на помощь.
До войны Соня работала санитаркой в больнице. Ей было не впервой ухаживать за больными, и потому она помогала Кате, часто дежурила у постели тяжело больной ее матери, уговаривая Катю:
— Поспи хоть немного.
— Тебе тоже выспаться не мешает, — отвечала Катя.
Соня беспечно пожимала плечами.
— Я привычная, столько лет в больнице проработала…
Вместе с Катей Соня похоронила ее мать. Вернулись с кладбища, Соня сказала ей:
— Теперь тебе уже отсюда не выбраться. Будем жить вместе, держаться друг друга.
Деятельная, энергичная, Соня старательно изыскивала способы, как бы устроиться, чтобы не умереть с голода В конце концов ее старания увенчались успехом: она поступила официанткой в ресторан для немецких офицеров.
Теперь она приносила домой хлеба, немного супа в судке, пару картофелин и таким образом подкармливала Катю и ее сына.
Однажды Соня сказала ей:
— Давай я тебя устрою к нам в ресторан. Метрдотель сказал, что нам нужны официантки вроде тебя, молодые и красивые.
Катя возмутилась:
— Ни за что!
— Не кипятись, — остановила ее Соня. — Надо как-то продержаться, пока проклятые фашисты не уйдут из города. Если ты поступишь в ресторан, то и сама будешь сыта и ребенка сбережешь…
Она уговорила ее. И Катя вместе с нею стала работать в ресторане для немецких офицеров.
Такова была история Кати Воронцовой, которая вместе с Аллой Степановной как-то пришла в фотографию «Восторг».
— Вот, затащила меня, — сказала Катя, конфузливо улыбаясь. — Не такое теперь время, чтобы сниматься, но она настаивает, говорит, пока молодая, надо запечатлеть свою физиономию, а то после спохватишься, а уже не захочется глядеть на свою старую морду…
Невольно кинула взгляд на себя в зеркало, висевшее на стене. Зеркало отразило свежее, розовое лицо, блестящие глаза.
Катя и в самом деле была хороша собой и сознавала свою привлекательность.
— Я с удовольствием сниму вас, — сказал Петр Петрович, — причем совершенно бесплатно, просто из любви к искусству.
Катя удивилась:
— Почему из любви к искусству?
— Люблю снимать красивых женщин.
— Ну что вы, — смутилась Катя, — какая я красивая? Хотя, скажу по правде, немцы проклятые проходу не дают.
— Это вполне естественно, — вставила Алла Степановна.
— Ну, у меня с ними разговор короткий, — решительно заметила Катя. — Я им всем одно и то же говорю: вы меня не трогайте, я человек занятой, у меня сын, мне его растить надобно.
— Ну и как, помогает? — спросил Петр Петрович.
Катя простодушно призналась:
— Да вообще-то приходится иной раз отбиваться. Они ведь напьются в ресторане и пристают. Правда, наш метрдотель, Венцель, он мне так прямо и заявил: «Если кто тебя обидит, прямо ко мне. Никого не бойся!»
— А он что, за вами ухаживает?
— Да нет, не сказала бы, просто я ему по душе пришлась, оказалась хорошей официанткой, а он, видно, это ценит…
Катя посидела еще немного и ушла. Пришла она через два дня и сама удивилась, до чего хорошо вышла на снимке.
— Неужели я и вправду такая? — наивно спросила она, вглядываясь в свое изображение на бумаге.
— В жизни вы еще лучше, — искренне ответил Петр Петрович.
Катя бережно спрятала фотографии в сумочку.
— Приду, покажу сыну. Пусть поглядит…
— У вас большой сын? — спросил Петр Петрович. — Сколько ему?
— Скоро двенадцать.
Петр Петрович задумался, вспомнил своего сына. Где-то он сейчас? Жив ли? Или, может быть, давно уже нет его?..
Не хотелось думать о самом страшном. И чтобы отогнать горькие мысли, он сказал:
— Приведите ко мне своего сына. Очень вас прошу, а то мне так иной раз тоскливо…
Катя поглядела на грустное лицо старика, молча кивнула:
— Хорошо, приведу…
Митя был высокий, рано вытянувшийся мальчик с умным, живым лицом и смышлеными глазами.