Соседи

Глава 1. Надежда

Глава 2. Сева

Глава 3. Лелины родители

Глава 4. Эрна Генриховна

Глава 5. Леля

Глава 6. Надежда

Глава 7. Леля

Глава 8. Громов

Глава 9. Леля

Глава 10. Валерик

Глава 11. Семен Петрович

Глава 12. Валерик

Глава 13. Сева

Глава 14. Леля

Глава 15. Надежда

Глава 16. Эрна Генриховна

Глава 17. Рена и Симочка

Глава 18. Последняя

Судьба свела людей разных характеров, жизненных устремлений, профессий под одной крышей в большой коммунальной квартире старого дома в центре Москвы. Они сдружились, и история их дружбы стала предметом повествования романиста. Со временем соседи разъехались по разным концам новой Москвы, но не оборвались их связи, не разрушилось духовное родство.

Соседи

Глава 1. Надежда

Шесть часов подряд Надежда просидела в Домодедове, на аэродроме, ждала летной погоды. По радио объявили:

— Посадка откладывается на два часа...

Потом объявили, что откладывается на три часа. Потом уже на неопределенное время.

Она знала, Артем ждет ее в Тюмени, сколько еще прождет — неизвестно.

Оставаться в аэропорту ночевать не хотелось, поехала домой, поймала попутную машину до Арбата, оттуда пешком дошла до дома, повалилась в постель, мгновенно уснула, а в пять утра снова отправилась на аэродром. И снова:

— Посадка на самолет откладывается до особого распоряжения!

Не удалось Надежде слетать в Тюмень. Артем спустя два дня позвонил, сказал, что возвращается к себе в Салехард, больше ждать невозможно, работа горит, как огонь больших надежд. Так и сказал: «Огонь больших надежд».

Ей послышался упрек в этих словах.

Она спросила:

— Ты на меня сердишься?

— Да нет. С чего ты взяла?

— Я же не виновата, что самолеты не летали...

— Ясно, — сказал он. — Твоей вины нет и не может быть.

И все-таки ей казалось: он на нее обижен...

Знал бы он, как она тосковала по нему! Почти каждый день писала ему письма. В них было все: ее любовь и верность, и просьба скучать по ней, и желание немедленно, сию минуту, хотя бы на полчаса увидеться с ним...

Однако эти письма она ему никогда не отправляла, стеснялась. Вместо длинных писем посылала короткие, насмешливые открытки: жива, здорова, того же и тебе желаю, много работаю. Дыши носом, держи хвост морковкой...

От него получала такие же, исполненные юмора и необидной насмешки открытки: много работаю, мало сплю. Лучше бы наоборот. И так далее, в том же стиле.

Может быть, он, так же, как и она, стеснялся писать о своей любви и тоске и душевном одиночестве, намеренно ограничивая себя скупыми открытками?

Она была на шесть лет старше его. Они поженились четыре года назад и вместе уехали тогда в Тюмень, где он работал на строительстве газопровода. Были студенческие каникулы, у нее оказалась уйма времени. Потом она вернулась домой — начались занятия в институте, в котором она преподавала. А он остался и приехал уже на Октябрьскую, и они пробыли вместе целых пять дней. И снова расстались и собирались встретиться на Новый год, не пришлось: он уехал на Север, чуть ли не к самому полюсу. И они увиделись лишь весной, когда его вызвали в Москву, в министерство.

И так все годы. Надежда говорила:

— Вместе мы прожили подряд от силы месяцев семь...

— Восемь, — поправлял он. — Или восемь с половиной, почти по Феллини.

Она была рослая, белокожая, темно-русые волосы короной на голове. А он щуплый, ниже ее ростом, похожий на рано повзрослевшего подростка. Вздернутый нос с широкими ноздрями, веснушки на щеках, постоянно смеющиеся глаза.

— Наверно, кто-то может подумать, что ты мой племянник или младший братишка, но никак не муж, — говорила она.

Он равнодушно соглашался:

— Пусть, нам-то что?

— А все потому, что у тебя вид несерьезный.

— Чем же?

— Никогда не носишь галстук, вечно какие-то ковбойки страшных расцветок с закатанными рукавами.

Он смеялся. А она обижалась:

— Ничего смешного! Я — женщина, и мне обидно, что подумают: ты моложе меня.

— Так я же и есть моложе, — отвечал он. И снова смеялся.

— Нет, ты вконец неисправим, — утверждала она.

— Вот именно, — соглашался он.

Потом случилось так, что он нежданно-негаданно приехал домой. И она очень обрадовалась, и он тоже был доволен, что дома. Она спросила:

— Надолго?

— Еще не знаю, — сказал он. — Дела покажут...

Как и обычно, уходил с утра в министерство по делам, вечером возвращался домой. Был весел, оживлен, много шутил, но порой она ловила его взгляд, ускользающий, тревожный или, может быть, скорее озабоченный?

И еще она заметила: он перестал спать ночами.

Она волновалась, пичкала его всевозможными снотворными, он послушно принимал лекарства, но все равно не спал. Не вздыхал, не ворочался, лежал очень тихо, но она понимала, что он не спит.

Однажды она пришла с работы позднее его. Открыла дверь, он сидел за столом, смотрел прямо перед собой. По радио транслировалась музыка, поэтому он не слышал, как она открыла дверь. Ее поразил его взгляд, отрешенный, пустой, словно бы ничего не видящий...

Она подошла к нему:

— Артемушка, вот и я.

Он вздрогнул. Стал усердно улыбаться, а глаза оставались все такими же бездумными, пустыми.

Она спросила:

— Почему у тебя такие глаза?

— Какие «такие»?

— Не знаю, не такие, как всегда.

— Сумасшедшие?

— Нет, просто немного странные, одним словом, не твои...

Губы его все еще улыбались, но он уже не глядел на нее. Опустил голову, окунулся лицом в ее ладони.

— Ничего от тебя не скроешь.

Она спросила не сразу:

— Случилось что-то плохое?

— Да.

— Что же?

— Меня сняли с работы.

— И только?

— Нет, не только. Хотят отдать под суд.

— За что?

Он помедлил и вдруг стал говорить быстро, захлебываясь.

У него полным-полно врагов, он даже и представить себе не мог, что у него столько врагов. И все его недоброжелатели и завистники подстерегали момент, когда можно его на чем-то наколоть. И — накололи. Он ведь доверчивый, у него все люди хорошие, всем верит, а ему, оказалось, систематически подсовывали липовые наряды, и он подмахивал, не проверяя. И вот...

— Ревизия?

Он кивнул:

— Целых три. И по-моему, все понимают, что дело это явно подстроено, но ничего не могут поделать. Закон есть закон.

Должно быть, теперь, когда он выговорился, ему стало сразу легче. Он даже вздохнул полной грудью, словно сбросил с себя невесть какую тяжесть.

Она сказала:

— Не расстраивайся, все пройдет...

Он усмехнулся:

— Все пройдет, и я тоже пройду.

Надежда всегда и во всем была оптимисткой: во всем и везде стремилась увидеть что-либо хорошее, светлое, обнадеживающее. Еще и в институте, когда, бывало, заваливала сессию, утверждала: «Ну что ж! Тем лучше, буду еще раз готовиться, чтобы пересдать, лучше все пойму и запомню...»

Если шел дождь, говорила: «Вот хорошо! Воздух станет чище, свежее...»

И в мороз ей нравилось: «Самая здоровая погода...»

Артем спрашивал подчас: «А жара тоже хороша для здоровья?»

И она совершенно серьезно отвечала: «Конечно, почему нет?»

Когда-то подруга попросила у нее на один день клипсы, самые любимые, голубые, под бирюзу. Надежда не умела отказывать, дала клипсы, только просила: ни в коем случае не потеряй. Но подруга спустя неделю вернула только одну клипсу.

«Что хочешь делай, — сказала. — Потеряла клипсу. Где — не знаю, все кругом обыскала...»