Страница 40 из 61
Это была пара восковых шариков. Эша посмотрела на биста, который старательно засовывал их себе в уши.
– Беруши – береги уши, – засмеялся Клыкарь. – Я же знаю, как твои тебе дороги.
– Какая предусмотрительность, – Эша остановила руку биста, пока он не ввинтил в ухо воск. – Помни: нам нужен приютский журнал. Так что давай уже прервём эту песню, которую я точно не стану напевать в ду́ше.
Грав выбил дверь. Стены, пол и потолок были покрыты чёрными призрачными растениями. Из десятков открытых шкатулок на все лады звучала музыка. Эша ощутила вибрацию от неё кожей и мысленно поблагодарила Клыкаря.
Бист поудобнее перехватил топор и со всей силы ударил по ближайшему музыкальному ящику. В стороны полетели щепки и детали механизма.
– Можно просто закрывать крышки, – развела руками Эша, запоздало вспомнив, что он её не слышит. – Но так тоже пойдёт.
Когда Эша закрыла последнюю шкатулку, вокруг стало непривычно тихо. Ушло противное ощущение, что по телу бегает сотня тысяч невидимых муравьёв, от которых невозможно избавиться. Она даже не хотела думать, что было бы, войди она в комнату без «защиты».
– С воском ты отлично придумал, – выковыривая из ушей беруши, Эша кивнула Граву.
– Да, Птичка, я как всегда великолепен. Признайся, скучала по мне.
– Вернуть катышки? – Эша оскалилась.
– Оставь себе, можешь пожевать. Говорят, голод притупляет.
– Всенепременно, но лишь после тебя.
Они осмотрели комнату, отодвигая столы и разгребая деревянные останки ящиков.
– Это мы искали? – Клыкарь поднял с пола журнал и стряхнул с него чёрную пыль.
Эша кивнула. Она бережно взяла в руки потрёпанную книгу, быстро пролистала замасленные временем страницы, убедившись, что список на месте.
– Для многих сирот это единственные сведения о том, кто они и откуда.
Грав кивнул и критически осмотрел разбитые музыкальные шкатулки. Подняв один из фрагментов, бист повертел его в руках, любуясь тонкой резьбой мастера. Выточенный цветок был словно живой: каждый лепесток выполнен с ювелирной точностью, миниатюрные прожилки и шипы вызывали восхищение. Увидев, что Эша стоит у стола и тоже рассматривает последнюю целую шкатулку, он подошёл и встал рядом.
Шкатулка с лёгкостью умещалась на ладони девушки, крышка была плотно закрыта. Клыкарь взял ящичек из рук элвинг и поставил на стол.
– Такая красота, и всё во зло, – вздохнул бист и занёс топор.
– Постой, – остановила его Эша. – Давай возьмём её и изучим.
Грав прищурился, нехотя опуская руку:
– Тебя разве не учили не давать злу второго шанса? Вот с таких маленьких поблажек потом и рождаются новые витки в отношениях с тьмой.
И в подтверждение своих слов Грав перехватил топорик и быстрым движением разбил шкатулку обухом. Предсмертно звякнув, она брызнула во все стороны щепками.
– Без обид.
Эша вздохнула, сожалея о гибели истинного произведения искусства, но тут же напомнила себе, какую беду принесли эти резные ящички, и коротко кивнула бисту.
Они уже почти вышли из зала, как элвинг остановилась.
– Слышишь?
Клыкарь прислушался. Едва различимая мелодия доносилась из дальнего конца этажа.
Эша повернулась и пошла на звук. С каждым шагом ноты звучали всё отчётливее. И вот она стоит возле стены.
– Тут ничего нет, – удивлённо осмотрелся Грав. – Но я тоже слышу музыку.
Эша зажгла огонёк и посветила. Фиолетовый отблеск заиграл на медной трубе. Эша потянулась и сняла заслонку. И тут же из трубы вырвалась печальная песня, волной захлестнувшая элвинг.
Грав выхватил заслонку из рук девушки и вернул на место. Эша пришла в себя и потёрла виски.
– Ты как? – бист заглянул ей в глаза.
– Всё в порядке. Это труба для связи с этажами. Маан мне рассказывала. Где-то в башне есть ещё одна шкатулка.
Они нашли её в маленькой каморке этажом ниже. Грав легко выбил дверь, зажёг висевший на стене фонарь и запоздало развернулся, чтобы удержать Ашри.
Элвинг, побледнев, смотрела на то, что осталось от её подруги. Запертая в чулане, словно ненужная вещь, обвитая чёрным цветком, Маан была похожа на куколку бабочки.
– Гаруна? – прошептала Эша, не веря своим глазам.
Клыкарь схватил Ашри за запястье, окинул комнату взглядом, увидел злополучный музыкальный ящик, из которого ползли мрачные плети и, не задумываясь, разбил его в щепки. Теперь музыка окончательно стихла, и элвинг почувствовала, как пелена спала, обнажив все чувства.
К горлу подступил комок. Злость и бессилие прочертили дорожки на щеках. Часть её всё ещё отказывалась принять правду. Это не Гаруна. Это не может быть она. Это кто-то другой, просто похожий, просто оказавшийся в приюте. Это не её подруга. Её Уна всегда отличалась крепким телосложением – в меру пышные формы привлекали восторженные взгляды не одного тхару. Сейчас же перед ней кто-то иссохший, как мумия. Словно куф вытянул из этой «другой Уны» всю жизнь, оставив только высушенную почерневшую оболочку.
Выдернув руку, Эша бросилась к подруге, и, выхватив нож, начала вспарывать смертельный кокон.
Клыкарь наклонился к аллати, пытаясь нащупать на шее пульс.
– Это невозможно, но она ещё жива!
Они переглянулись, и Эша продолжая резать чёрные нити тьмы, с надеждой вглядывалась в осунувшееся лицо подруги.
– Очнись, Уна, вернись к нам.
Веки аллати дрогнули, и Гаруна приоткрыла глаза. Во взгляде мелькнуло узнавание, Маан с трудом улыбнулась и накрыла руку Эши своей – тёмной и высушенной от прикосновения Пожирателя.
– Спасибо, Ашри. Ты спасла их. И меня, – прохрипела аллати.
– Береги силы, Уна, всё будет хорошо, – голос предательски дрожал, а на глазах элвинг выступили слёзы.
– Прости меня, Ашри…
– Не думай об этом.
– У меня мало времени. Я рада, что ты пришла… освободила меня. Я должна… сказать…
Каждое слово давалось ей с трудом, в уголке рта выступила кровавая пена, что напомнило Эше видение. Сердце сжалось, но элвинг знала, что упрямства её подруге хватит даже в борьбе со смертью.
– Твоя… на той стороне… Она просила передать… – еле слышно хрипела Маан
Паузы между словами становились всё длиннее, а слова тонули в оглушительном стуке сердца. Эша почти не слышала их. Время для неё остановилось и начало растягиваться как капля смолы. И ещё этот стук. Будто шаман бьёт в барабан. Глухо. Размеренно. Совсем рядом. У самого уха.
Эша поняла, что это её собственная кровь стучит в висках, отказываясь принимать услышанное. Не желая отдаваться в дырявые руки надежды. Отказываясь верить.
– О ком она говорит? – спросил Грав. – Аббис? Она жива?
Ашри сильнее сжала руку аллати:
– Но это не возможно…
– Зверь Бездны… стережёт врата… – силы покидали Маан, слова путались и звучали еле слышно. – Не пуская… не выпуская… Ключ…
– Как мне помочь ей? – Эша уже трясла Уну и кричала, пытаясь получить ответ.
Клыкарь попытался оттащить Эшу.
– Успокойся, ты так лишь ускоришь её конец!
Эша оттолкнула его, но слова биста подействовали. Размазывая слёзы одной рукой, второй она продолжала держать аллати за руку.
– Уна, ты должна попытаться…
– Он обещал… пламя… сожги здесь всё дотла…
– Но кто он, Уна, и где его искать?
– Он сам найдёт тебя, – и тут глаза Маан заполнились чёрной масляной слизью. Поймав отблеск фонаря, они зловеще блеснули, и чётким не своим голосом аллати произнесла: – Тьма в каждом из нас, Ашри. Позволь своей вырваться наружу…
Эша отпрянула. Слизь, словно чёрные слёзы, вытекла из уголков глаз Гаруны, побежала по заострившимся скулам. Большие карие глаза, блеснув, погасли. Пелена заволокла их, и Эша почувствовала, как ослабла рука Маан, и жизнь навсегда покинула её тело. Одна лишь улыбка так и осталась на лице аллати. Улыбка, что вселяла веру и надежду в лучшее во всех, кто переступал порог приюта.