Превосходство этажерок

А вот на борту сумевшего выбить из сражения одного из своих противников «Гебена» ситуация складывалась куда более худо. Ведь пока на борту русского флагмана боролись с пожарами, в отсеках «Гебена», наоборот, вовсю пытались сдержать поступление воды. Всего за сорок минут огневого контакта линейный крейсер получил девять огромных пробоин. Все бы ничего, корабль мог пережить куда более тяжелые повреждения, но двухсотмиллиметровый верхний броневой пояс не смог сдержать удар четырех центнеров стали и взрывчатки. А ведь в результате прежних затоплений именно верхний пояс стал новой ватерлинией линейного крейсера. И через образовавшиеся пробоины, уходящие глубоко внутрь корабля, началось совершенно неконтролируемое поступление воды. Да и столь же недостаточно толстая броня барбета кормовой башни «E» едва не стоила всему экипажу их жизней, когда продравшийся через ее толщу русский снаряд взорвался и, повредив податочную трубу, воспламенил находившиеся внутри пороховые заряды. Вспышка пламени от мгновенного сгорания в замкнутом пространстве сотен килограмм пороха ринулась, как вверх, так и вниз, поджигая заряды в боевом отделении башни, в отделении перегрузки и в лифтовом отделении. Правда, в отличие от ситуации сложившейся на линейном крейсере «Зейдлиц», что получил схожее поражение английским снарядом во время сражения у Доггер-банки, дальше огонь не пошел, и потому свидетели последствий попадания этого русского снаряда отделались легким испугом от вида огромных языков пламени вырвавшихся из всех щелей пораженной башни. Но с ними, пожалуй, не согласился бы расчет этой самой башни, за считанные секунды заживо сгоревший в полном составе. Еще одна башня орудий главного калибра, а именно башня правого борта, оказалась на время выведена из строя после прямого попадания русского снаряда в лобовую броню. Сам снаряд пробить ее так и не смог, однако отколовшиеся изнутри в результате полученного удара осколки повредили механизмы системы заряжания и попутно выкосили половину расчета. Естественно это самым пагубным образом сказалось на скорострельности ее орудий. И это тогда, когда место покинувшего строй «Евстафия» вовсю спешил занять нагнавший 1-ю бригаду «Три святителя»!

Оставив надорвавшийся и не способный дать более 9 узлов «Ростислав» за кормой, контр-адмирал Путятин повел свой флагман вперед, отдав приказ не жалеть, ни котлы, ни машины флагманского корабля 2-й бригады линкоров. И машинная команда старого броненосца не подвела. С то и дело заливаемым волной, из-за слишком низкого борта, носом, с летящими из дымовых труб мириадами искр, с перегревающимися подшипниками валов, с прогораемыми от непосильного жара трубками котлов, с обливающимися потом и даже падающими от жары с духотой в обморок кочегарами, корабль, будто поняв желание экипажа, рвался вперед, дабы внести свою лепту в дело уничтожения врага. Пять с половиной часов длился его марафонский забег на грани возможностей, пока старший артиллерийский офицер не дал отмашку на открытие огня из носовой башни. Начав пристрелку с дистанции аж в 10 миль, именно артиллеристы «Трех святителей» оказались теми, кто, в конечном итоге, смог поставить точку на затянувшемся сражении стальных исполинов.

К сожалению русских моряков, продержался, выдвинувшийся на первые роли «Иоанн Златоуст», всего двадцать три минуты. Казалось бы, столь же мощный как «Евстафий» и совершенно невредимый, этот корабль имел все шансы продержаться в голове колонны до победного конца. Но один единственный, легший более чем удачно, залп с «Гебена», поразивший разом, и боевую рубку, и носовую башню, и каземат левого борта, отправил в тяжелейший нокаут уже второй эскадренный броненосец. Слишком уж близко подошли русские корабли к погибающему, но не сдающемуся линейному крейсеру, в результате чего даже их самая толстая броня перестала держать немецкие снаряды. Это экипажу «Иоанна Златоуста» еще сильно повезло, что взорвавшийся внутри башни снаряд не привел к более трагическим последствиям, грозившим мгновенной гибелью корабля и всего экипажа. Но поражение боевой рубки привело к потере управления, как кораблем, так и боем, отчего выкатившийся в правую циркуляцию броненосец впоследствии не смог принять участия в добивании противника.

Артиллеристы же «Понтелеймона» были вынуждены отдать пальму первенства своим сослуживцам из 2-й бригады по той простой причине, что полностью расстреляли запас бронебойных 305-мм снарядов и до наступления темноты били по немцу фугасами, если не считать шестидюймовки. Хотя с дистанции в 49 кабельтов даже фугасные снаряды крупного калибра имели немало шансов пробить 200 миллиметров закаленной крупповской брони. Но именно после очередного залпа с «Трех святителей», сделанного всего за пару минут до захода Солнца, над «Гебеном» поднялся огромный столб пламени осветившего кувыркающиеся в воздухе крышу кормовой башни «D» и множество более мелких обломков.

Ответив своим убийцам последним залпом из орудий носовой башни, этот, превосходивший новейшие русские дредноуты по скорости хода, бронированию, живучести и уступающий разве что в мощности вооружения, линейный крейсер замолк навсегда, не дотянув до наступления спасительной темноты каких-то мгновений. Но еще до того, как Солнце окончательно скрылось за горизонтом, окрасив напоследок небо в кроваво-красный цвет, на чудом уцелевшем флагштоке взвился флаг Кайзерлихмарине[11]. Горящий во множестве мест, заливаемый через десятки пробоин, с тремя разбитыми башнями и изрешеченными трубами, он ушел на морское дно под знаменем того флота, которому действительно служил, как корабль, так и экипаж.

Свыше двадцати минут длилась агония уходившего под воду на ровном киле «Гебена» унесшего с собой на дно более семи сотен моряков, что навсегда остались на своих боевых постах. Слишком уж многие погибли во время сражения, оказались отрезаны затоплениями в нижних отсеках, или же, будучи ранеными, не смогли выбраться наружу, когда по отсекам передали приказ оставить корабль.

Так завершилась история службы надводных германских кораблей в рядах флота Османской империи. Но война в акватории Черного моря на этом отнюдь не закончилась и месяц спустя в этих водах появилась первая немецкая подводная лодка, чьей жертвой стал торпедированный у выхода из Босфора «Память Меркурия». По всей видимости, экипаж несшего сторожевую службу крейсера непозволительно расслабился, посчитав, что у противника более не осталось кораблей способных стать для них достойным противником. За что и поплатился. Шедший на 8 узлах крейсер получил торпеду в район машинного отделения и спустя четверть часа совершенно потерял ход. А когда после двух часов борьбы экипажа за спасение корабля составлявший ему компанию эсминец «Гневный» попытался взять того на буксир, в борт крейсера впилась еще одна торпеда, поставившая крест на его дальнейшей судьбе. Хорошо еще, что большая часть экипажа благополучно эвакуировалась на шлюпках и катерах, после чего была поднята на борт эсминца, отчего на его верхней палубе и во внутренних отсеках образовалась чудовищная давка. Но все это было после. А пока всех участников завершившейся полнейшим успехом операции ожидали высокие награды и новые звания. Причем, особо отличившихся офицеров прибыл награждать лично император всероссийский. И делал он это не по доброте душевной, а из-за смешного до безобразия казуса. Просто на Черноморском флоте вообще не имелось ни одного георгиевского кавалера, из числа которых было бы возможно сформировать Георгиевскую думу. Без представления же от оной не имелось возможности наградить всех отличившихся орденом Святого Георгия, тогда как многие участники отгремевшего сражения действительно заслужили столь высокой чести. Надежды провести список награждаемых через утверждение столичной Кавалерской думой Военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия, в которой правили балом недолюбливающие «самотопов» армейцы, никто особо не питал. Потому и остался один единственный вариант — получить заслуженные награды непосредственно из рук императора. Да и показаться перед одержавшими громкую победу моряками-черноморцами Николаю II было даже полезно, в том числе, с целью поднятия собственного престижа. Учитывая же, что к приезду самодержца приурочили ввод в состав флота первого черноморского линкора — «Императрица Мария», праздник и вовсе вышел на загляденье. И даже пополнившееся двумястами сорока тремя свежими могилами кладбище не оказалось обойдено вниманием самодержца, что лично возложил цветы на надгробия погибших офицеров и матросов Черноморского флота, заплативших за успех имперского масштаба самую высокую цену.