Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 98 из 144

Среди офицеров, окопавшихся в гнилом подвале, словно в кротовой норе, царила нерешительность: вспыхнувшие с безумной силой надежды сменяло глухое отчаяние. Один Бройер сохранял завидное спокойствие. Прозрение наступало все яснее и отчетливее. Мысли то и дело возвращались к лейтенанту Визе и к рыжему коротышке. Визе, слова которого он начал понимать только теперь, как никто другой живо провидел развитие немецкой трагедии; но лейтенанту не хватило силы обратить свои познания в дело. Это его подточило. А Лакош? Маленький ефрейтор только смутно догадывался, что разыгрывалось на его глазах. Но он нашел в себе мужество действовать: в одиночку, по собственному почину, презрев все правила и условности и полностью взяв ответственность на себя… На темной стене проступали новые знаки, и мало-помалу он научался их читать.

Подойти к зданию оказалось непросто. Трудно было представить, что под разрушенными этажами сохранился еще нетронутый бомбами подвал. Однако в коридоре и в помещениях, особенно там, где доктор Корн устроил комнату для осмотра, не утихало движение: люди беспрестанно входили и выходили. И, похоже, это никому особо не мешало. Только один эпизод всколыхнул привычный здешний уклад: когда вдруг появился дивизионный адъютант капитан Гедиг и объявил о своем намерении здесь, внизу, обосноваться.

– Черт возьми, какая честь! – насмешливо-сухо приветствовал его Айхерт. – В наших скромных хоромах решил собраться весь штаб!

Когда он пригляделся к гостю внимательнее, желание шутить у него мгновенно отпало. Что-то было не так!

– Только не обижайтесь, Гедиг, – сказал он. – Разумеется, милости просим. А где другие застряли? Унольд тоже придет?

Капитан жадно отпил из крышки горячий кофе, протянутый обер-лейтенантом Шмидом. Глаза, остекленело смотревшие поверх посудины, выдавали удивление. Он допил до конца. Глубоко вздохнул и отставил крышку в сторону.

– Другие? Какие другие? Вы что, с луны свалились?! Унольда уже давно след простыл.

– Проклятье! – невольно вырвалось у Бройера. Значит, то кожаное пальто на аэродроме…

– Что он учудил? Как? – возбужденно заголосили наперебой присутствующие.

– Унольд удрал? Значит, он все-таки это сделал?

– Что сделал? – в сердцах перебил Гедиг. – Да ни черта он не сделал. Вся история сплошное… Даже не знаю, имею ли я право рассказывать.

– Послушайте! Но мы имеем право знать, что с нашим командиром дивизии.

Гедига не пришлось долго упрашивать. От его адъютантской сдержанности не осталось и следа.

– Итак, двадцать второго января его повысили до полковника, об этом вам, конечно, известно. Как? Неужто ничего не слышали? За особые заслуги при обороне котла. Энгельхарда, кстати, произвели в майоры его же стараниями… А вы, Айхерт, ведь тоже не прочь стать майором? Сейчас самый подходящий момент. Можно сорвать отменный куш! Немецкий крест, Рыцарский крест – все, что пожелаете! Только доберитесь до штаба армии и наговорите им с три короба о своих подвигах. Конъюнктура благоприятная – распродажа по бросовым ценам!

– Кончай резину тянуть! – подгоняли его. – Что с Унольдом?

– Ах да, Унольд… Так вот, на следующий день он исчез. Пробрался на аэродром тихой сапой и фьють!

– Что? Просто смылся? Быть того не может!

– Без приказа? Ведь это же… это настоящее…

– Мы так же сначала не хотели верить. Но потом, когда все вышло на чистую воду, в войсках такое началось! Шмидт немедленно телеграфировал в группу армий. Все тамошние подивились не меньше нашего. Никто не слышал про полковника генштаба с особым поручением, а тем более таким – приводить в порядок снабжение теперь, когда не сегодня завтра все закончится. Даже они заподозрили неладное. Военный трибунал вынес Унольду приговор за дезертирство. А вчера пришло сообщение: он расстрелян… Энгельхард совершенно обезумел. Вечером в блиндаже пустил себе пулю в голову.





Наступила гробовая тишина. Каждому из присутствующих доводилось иметь дело с подполковником, и почти каждый знал его не с самой лучшей стороны. Но в эти секунды все думали об одном: вот Унольд – неутомимая рабочая пчелка, фанатик, съедаемый честолюбием, бессердечный, но с ясным, до раздражения, рассудком и железной несгибаемой волей – офицер генштаба, перед которым открывалось большое будущее. Но когда вопрос встал о жизни и смерти, он допустил досадную осечку…

Капитан Айхерт уронил голову на руки и произнес:

– Я на дух не переносил этого типа. Та еще сволочь, шел по трупам, ничуть не смущаясь. Но чтоб такое… Господи, я больше не понимаю, что здесь происходит!

– Не понимаете? – вымученно засмеялся капитан Гедиг. Вся его адъютантская деликатность испарилась в одночасье. – А мне думается, вы получили достаточно наглядных уроков! Губе, Йенике – или они не в счет? А тот чудной генерал зенитной артиллерии… Откройте глаза, господа! Примеров найдется предостаточно!

– Плике? Не знаю такого. Кто это вообще?

– Он заправлял авиаперевозками. По воздушной части, так сказать. Согласно моим сведениям, тоже эвакуировался.

– Гёрц, вы-то должны его знать!

– А я и не отрицаю, – буркнул фельдфебель. – Знаю даже лучше, чем хотелось бы!

И Гёрц рассказал историю, отчасти уже известную по слухам. Генерал-майор Плике[55] командовал единственной в котле зенитной дивизией и был уполномоченным руководителем всех формирований люфтваффе, попавших в окружение. Он не скрывал своей слабости к красивым вещам и комфорту, подобающему его должности. На Рождество, когда с транспортом стало туговато и рядовым солдатам было отказано в получении посылок, по его распоряжению для украшения праздничного офицерского стола завезли целую гору индеек. Впрочем, за армию генерал болел душой и телом! О, да! Время от времени бойцам перепадала от Плике бутылка коньяка, из тех, что денщик таскал ящиками, которые доставлялись воздушным путем. 14 января, когда тучи стали сгущаться, Плике вылетел на бомбардировщике под прикрытием истребителей – как говорится, доложить обстановку. При этом взять с собой раненых отказался, сославшись на “служебный” характер поездки. Из рук командующего воздушным флотом он получил Рыцарский крест и больше не вернулся. Вместо этого в котел пришла радиограмма, в которой сообщалось, что самолет генерала многократно кружил над аэродромом, но из-за “сильной противовоздушной обороны” и “активных действий авиации противника” осуществить посадку не смог. Упомянутой ночью на аэродроме Питомник приземлилось около пятнадцати транспортных самолетов с продовольствием и столько же самолетов с ранеными поднялось в воздух.

Капитан Гедиг дополнил рассказ своими сведениями:

– Вчера полковник Фукс получил от него радиограмму примерно следующего содержания. Приказываю храбро сражаться до последнего. В настоящий момент под лозунгом “отомстим за Сталинград” уже формируется новая артиллерийская дивизия, которая получит доблестное название старой.

– Эх, несчастная душа! – вздохнул лейтенант Бонте. – Бессердечный человек!

– Боже мой! – застонал Айхерт. – А ведь эти люди были в военных училищах нашими наставниками… Гедиг, только без лукавства, скажите, это правда?

– Помилуйте, Айхерт, какой мне резон рассказывать сказки?! Полковник Фукс отреагировал примерно так же, как вы. В ответной радиограмме он выразился недвусмысленно: “Ввиду формирования новой зен. див. прошу дать ясное указание, как с наст. момента называться частям старой дивизии, которые еще сражаются в Сталинграде”. Послушайте до конца и узнаете, чем закончилась драма. Чудеса еще впереди!

– Святые дары! – воскликнул Айхерт и ударил кулаком по столу. – Я прослужил четырнадцать лет и предан армии всем сердцем. Ничего подобного на моем веку отродясь не случалось! Верность, честь, исполнение долга – неужели все это больше ничего не значит?

Айхерт зашелся в приступе кашля, от нехватки воздуха лицо его посинело. Бройер тоже не находил себе места, все больше и больше взвинчиваясь. Он думал о Визе, которого они сломали окончательно и который околел как собака в вонючей яме, думал о застрелившемся парне из канцелярии, о Факельмане, об Эндрихкайте, о плачевном положении и мытарствах последних месяцев и о генерале, который еще в самом начале произнес красивые слова и улетел в Вену, в санаторий. Так оно тогда начиналось… В нем закипало безграничное возмущение.

55

Генерал-майор Плике – Прототипом, очевидно, послужил генерал-майор Вольфганг Пикерт (1897–1984), командир 9-й зенитной дивизии люфтваффе, участвовавшей в Сталинградской битве.