Страница 32 из 37
— Вот и ты говоришь! На родной погост! До него дорогу-то сызмальства выучил! А тут — какие традиции??? Это в какой же традиции видано, чтобы помереть мешали? Ну, вот и пусть теперь возятся, — ухмыльнулся дед.
— Слушай, дед! Ну и вредный ты! Вот даже мне с тобой возиться надоело, хотя я и привычная. А уж им-то... Ну, может, сразу-то погорячились, совесть там, родственные чувства...
— Ага, чувства! Чего ж они тогда сейчас напрягаются? Думаешь, если я не в уме, то и не чувствую ничего? Все чувствую! И что надоело им. И что кипит в них все. И что уже тихо меня ненавидят. Но теперь — из принципа! Хотели меня — ну вот он я, ешьте меня хоть с солью, хоть с перцем!
— Ох, дед, ты прям бессердечный какой-то. Со мной и то договориться можно, отсрочить там, попрощаться... А ты — ну чисто изверг! Непримиримый... За что ты их так?
— Ах, Смерть ты, Смерть... Вроде древняя как мир, а хуже ребенка. Да я бы давно с тобой ушел, ежели бы расслабился. А у них тут такие энергии летают — ну как расслабишься???
— Про энергии — это ты верно... Я и то чую. Завихрения прямо! — поежилась Смерть.
— Ну... Я ж хочу — не хочу, а подпитываюсь. Ну и дальше их напрягаю. Они — меня, я — их.
— Они-то тебя как напрягают, а? Заботятся же... Ухаживают.
— Да как? Пища какая-то... не нравится мне, непривычная. Хата тоже — не своя, чужая. Потолок давит. Вот надумали на меня какие-то штаны дурацкие надевать, «памперы», что ли, называются, а я отродясь такие не носил, жарко в них и потно, я их сдираю, а они ругаются — опять мне подпитка. Да...
— Дед! Ну должен же быть выход? — взмолилась Смерть. — Ты пойми, мне разнарядку все равно выполнять надо! Ты мне все показатели портишь! Который год висишь между небом и землей! Ты бы как-нибудь дал им знать, чего хочешь, а?
— Когда в себе был, меня не спрашивали. Да я тогда и сам не сильно понимал. А теперь я уж им и вовсе ничего не растолкую. Сама говоришь, завис между небом и землей, как по-человечьи говорить, уж и забывать стал, — грустно сказал дед, почесав тощую грудь. — Только вот с тобой, потому как ты без слов понимаешь...
— Ну а все-таки? — вкрадчиво спросила Смерть. — Ты подумай!
— Ну вот если бы отстали они от меня, пореже дергали. Сами приняли бы мою смерть. Только без вины, без страха, без остервенения. А так, тихо, смиренно. Я бы, глядишь, тоже расслабился и потихоньку отошел. Может, куда на природу бы меня вывезли — чтобы поле, речка, лесок какой. Облачка плывут, И небо такое синее-синее...
— Красиво рассказываешь, дед, — вздохнула Смерть. — Сама бы так повалялась на косогоре...
— Покоя хочу, устал я, — признался дед. — А у них тут какой покой? Беспокойство одно. Молитвы бы, что ли, почитали — да не для меня, для себя. Они успокоятся — и я упокоюсь.
— А может, махнем прямо сейчас, дед? — с надеждой спросила Смерть. — У нас там знаешь какой покой?
— Не могу, — тяжко вздохнул дед. — Ответственный я. Еще помучаю. Пока сами не дотумкаются.
— А если они так и не дотумкаются? — желчно спросила Смерть.
— Ну, тогда еще поскриплю, покуда сил хватит! — бодро просигналил дед. — Ты того... забегай! Не забывай!
— Тебя забудешь, как же, — покачала головой Смерть. — И бывают же такие упертые старики!
— Не мы такие. Жизнь такая! — проинформировал дед. — Ну, иди, Смерть. А я подожду. Должно же до них дойти, как думаешь?
— Дай бог, дай бог, — рассеянно сказала Смерть.
Ей тоже хотелось на природу, где лес и речка, и высокое чистое небо, и плывущие облака, и так легко расслабиться, забыться и узреть наконец-то Свет.
* * *
— Так. Погодите. Что-то я не поняла, — напряглась я. — Странная какая-то сказка. Вы хотите сказать, что не надо оказывать человеку помощь? Пусть умирает значит?
— Помощь оказывать надо, но другого рода, — начала объяснять Смерть. — Условия благоприятные создавать, понимаешь?
— Не понимаю! — честно сказала я. — Человек, значит, умирает а я его еще и подталкивай???
— Вот представь себе, что ты захотела... ну, скажем, поспать. А кому-то кажется, что не время. Или не место. Или спишь ты неправильно. Или ему просто общения не хватает поговорить с тобой хочется. Ну, он и старается — не дает тебе спать, тормошит поднимает. Тебе как, понравится это? — стал растолковывать мне Кощей.
— Нет конечно. Ну так то спать! — возразила я.
— Да какая разница — спать, в туалет или на Тот Свет? — философски заметил Кощей. — Главное, что хочется, и откладывать нельзя. А кто-то за тебя решает как тебе лучше!
— И главное, даже не как отходящему лучше, а как ему самому лучше! — добавила Смерть. — Эгоистично это — мешать вернуться Домой. Раньше-то, помню, люди понимали... Провожали с чувством, с толком, с расстановкой. Не мешали мне дело делать, а уходящему — уходить. А сейчас — ух, все в суете, все на нервах!
— Раньше зачастую Смерть заранее чувствовали, готовились, — предался воспоминаниям Кощей. — Всех простят со всеми попрощаются, наследство поделят. Потом оденутся во все чистое, лягут — и ждут. Смерть приходит — а он уж и готов, сподобился. И родные уже привыкли, смирились... И-эх, были же времена!
— Да-а-а... — ностальгически вздохнула Смерть. — Забыли люди, что они на Земле вроде как в командировке.
— Погодите, — жалобно проговорила я. — В какой такой командировке? Объясните мне, пожалуйста.
— Я расскажу, — вызвался Кощей Бессмертный. — Слушай сказочку!
Сказка четырнадцатая
КОМАНДИРОВКА
Однажды она вдруг поняла: все, пора. Пора собираться домой! И сердце ее вздрогнуло, а потом запело. Домой!
Как здорово! Командировка подходит к концу, все сделано, практически завершено, и можно собираться. Она не спешила: всему свое время, впереди — вечность, так что торопиться некуда. Лучше насладиться последними деньками в этом благословенном месте, где она провела столько времени.
Коллеги заметили что-то необычное сразу
— Влюбилась, что ли? — спрашивали ее одни.
— Влюбилась, — с улыбкой соглашалась она.
— Что-то сияете, как будто миллион выиграли в лотерею, — замечали другие.
— Можно и так сказать, — веселилась она.
— Уж не в отпуск ли собираетесь? — предполагали третьи.
— В отпуск! Далеко и надолго! — охотно подтверждала она.
Она просматривала бумаги, приводила в порядок дела, чтобы тот, кто придет после нее, легко во всем разобрался. Заточила карандаши, сменила стержни в ручках. Полистала ежедневник, посмотрела, что нужно довести до конца. Долго выбирала день отбытия. «Понедельник, — решила она. — Как раз успею все сделать, убраться в квартире, и проводить меня смогут все. Да, понедельник».
Выбрав день, она повеселела. В обеденный перерыв сбегала в кафе, притащила тортик — к общему чаепитию. Народ обрадовался, было весело и оживленно, все смеялись и хвалили тортик. Она радовалась: с коллегами проработала столько времени, и каждый ей был по-своему дорог.
После работы она не пошла на остановку, а решила прогуляться пешком. Она шла не по прямой — заходила в магазинчики и кафе, присаживалась на скамеечки в скверах, немного постояла у фонтана. Ей хотелось попрощаться с местечками, которые ей нравились здесь. Там, где был Дом, все устроено совсем по-другому, и ей хотелось увезти с собой воспоминания.
Дома она с удовольствием взялась за уборку. До понедельника можно успеть не напрягаясь — она и не напрягалась. Мыла, чистила, выносила пакеты с ненужными вещами и бумагами. Улыбалась и пела — командировка завершена, домой, до-мой!
Подарила соседке свой парадный сервиз и норковое манто, еще что-то по мелочам, — та удивилась, обрадовалась, стала расспрашивать.
— Уезжаю, — весело сообщила она соседке.
— Далеко?
— Далеко. На историческую родину.
— О-о-о-о, — только и сказала соседка. — Ну тогда конечно...