Земля

Бондо даже не заметил, как он вышел из лесу и направился по дороге, ведущей к Поти. Что ж, он навсегда уходит от Ции, никогда больше не встретится с ней, никогда больше не услышит ее голоса. Но голос Ции звучал в его ушах, и образ Ции, той Ции, которая, печалясь, провожала его в армию, неотступно преследовал его. И как говорила она тогда: «Я подожду тебя, Бондо». Нет, не дождалась она его, отдала свое сердце другому. Не надо было сюда приезжать, не надо было снова встречаться с Цией...

В ожидании Бондо Гудуйя всю ночь не сомкнул глаз. Он ворочался с боку на бок, кряхтел и стонал. Куда мог деваться Бондо? Экскаватор сегодня не работал, кино давно закончилось, столовка и клуб закрыты, народ разошелся по домам. Где же до сих пор Бондо?

Едва только рассвело, как Гудуйя был уже на ногах. Барак спал. Гудуйя решил было пойти на канал, но вспомнил, что сегодня Бондо работает во вторую смену.

Собака с удивлением смотрела на хозяина. С тех пор как они покинули хижину, Гудуйя ни разу не поднимался в такую рань. И вообще хозяин не любил суетиться. Но сейчас он вдруг засуетился, не зная, что предпринять и куда идти. Невольно ноги понесли его к дверям комнаты Васо Брегвадзе. Даже не постучавшись, он открыл дверь и вошел в комнату.

Заслышав скрип двери, Брегвадзе тут же проснулся и сел в постели. Он явно не ждал гостя в такую пору. Нашарив на тумбочке очки, он надел их и, щурясь, неузнавающе уставился на раннего посетителя. Наконец он признал Гудуйю и сразу догадался, что тот чем-то не на шутку взволнован.

— Что стряслось, Гудуйя?

— Бондо не пришел... Уже утро, а Бондо все нет, — в голосе Гудуйи слышалась тревога, и Васо мигом пришел в себя.

— Который час?

— Уже утро, — повторил Гудуйя. — Уже с полчаса, как рассвело.

— Да, да... Наверное, он выпил, и его кто-нибудь зазвал в гости...

— Но он не пил, даже к столу не пришел. Как только Чагу отнял у него свою невесту, Бондо выскочил из круга и бросился к лесу.

— Что ему было делать в лесу?

— Не знаю. Я его больше не видел.

— Он, наверное, на работу пошел.

— Он сегодня во вторую смену работает...

Неяркий утренний свет осветил задумчивые лица стариков...

Гудуйя частенько помогал Лонгинозу Ломджария. У снабженца дел было невпроворот, и только Гудуйя улучит, бывало, свободную минутку, тут же бежит на подмогу Лонгинозу: то в Поти отправится с поручением, то на завод, то в порт, то на железнодорожную станцию. Вот и сегодня Гудуйя с утра собирался на станцию справиться о прибытии состава с лесом. Попрощавшись с Брегвадзе в коратской конторе, Гудуйя поспешил на станцию, так ничего и не узнав о Бондо...

Только вошел Гудуйя в здание вокзала, как тут же увидел Бондо, стоявшего в очереди к билетной кассе. Лицо Бондо было серым от бессонницы, а одежда помята, — видно, ночь он провел на вокзале. «Куда это он собрался?» Гудуйя быстро направился к Бондо.

— Доброе утро, Бондо, — коснувшись рукой его плеча, сказал Гудуйя.

Бондо, вздрогнув, обернулся. Лицо его было настолько измученным, что Гудуйя с трудом признал в этом человеке прежнего Бондо. «И это за одну-то ночь?!»

Юноша на приветствие не ответил.

— Где ты пропадал всю ночь?

— Я был здесь.

Гудуйя понял, что встреча с ним и расспросы неприятны Бондо, но удержаться все же не смог:

— Зачем ты здесь?

— Я уезжаю домой.

— Куда?

— В деревню, куда же еще.

— Там что-то случилось?

— Нет. Я уезжаю насовсем.

— Почему?

Бондо не ответил. Каждый вопрос Гудуйи заставлял его досадливо морщиться. Гудуйя прекрасно видел это, но сделал вид, что ничего не замечает.

— Касса еще не открыта, — сказал Гудуйя. — Давай присядем, — направился он к длинной скамейке с высокой спинкой.

Бондо послушно последовал за ним. Он не мог отказать старику. Ему хорошо было известно, как долго Гудуйя жил в лесу в полном одиночестве. Причины такого отшельничества Бондо никогда не доискивался, но не станет же человек в самом деле хорониться от людей просто так.

Снаружи доносились короткие гудки маневрового паровоза. По залу то и дело торопливо сновали пассажиры и железнодорожники. Запах табачного дыма мешался с запахом мусора. Уборщица, намочив веник в ведре с водой, лениво водила им по деревянному некрашеному полу.

— Так ты насовсем уезжаешь? — после долгого молчания спросил Гудуйя.

— Надо было мне тогда уехать, дедушка Гудуйя, Уча был прав.

Гудуйя вспомнил первую встречу Бондо с Учей и не стал спрашивать, почему ему надо было тогда уехать?

— Так было бы лучше, — продолжал Бондо, — Уча был прав, но я не послушался.

— Может, тогда и было лучше, только... Но теперь, в такое время, негоже делу изменять.

— И ты прав, дедушка Гудуйя. Нехорошо убегать, но сердцу не прикажешь. Не удалось мне сладить с ним, болит и болит.

— Сердцу?.. — с горечью переспросил Гудуйя, и тень легла на его лицо. — Вот и я не смог совладать с сердцем, — упавшим голосом сказал Гудуйя. — Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Я ушел от людей, от всех ушел, в лесу похоронил свою молодость. Печаль и горе извели мою душу.

— Вряд ли было у тебя такое горе, дедушка Гудуйя, — Бондо посмотрел в потухшие глаза старика.

— Такого горя, какое у меня было, и врагу своему не пожелаю...

Кассу открыли, но Гудуйя придержал Бондо за плечо.

— Посиди со мной. Я расскажу тебе, почему я ушел от людей, — глухо проговорил Гудуйя и коротко рассказал Бондо о своей жизни. — Тогда было другое время. Чужая беда никого не трогала.

— Да и сейчас никому до другого нет дела, — сказал Бондо.

— Не говори так, Бондо, — недовольно покачал головой Гудуйя. — Теперь человек иной пошел. Посуди сам: человек, пришедший из других краев, вывел меня из лесу. Женщина возвратила меня к людям. — Гудуйя помолчал, а потом попросил: — Не уезжай, Бондо.

Бондо отрешенно смотрел в окно. Его судьба чем-то была схожа с судьбой Гудуйи и в то же время совсем не похожа.

Раздался удар станционного колокола. Паровоз вздохнул и тяжело сдвинулся с места.

Гудуйя и Бондо по-прежнему сидели на скамейке. В окне медленно проплывали зеленые вагоны поезда.

— Все пути для меня были заказаны, Бондо, — продолжал Гудуйя. — Сейчас иное время, и человек иной... Вся жизнь перед тобой как на ладони... Любая девушка с радостью пойдет за тебя...

Промелькнул последний вагон. Прощальный гудок паровоза надорвался вдали.

— Пойдем, Бондо. Там должен быть состав с лесом, — сказал Гудуйя и встал.

Газеты из Тбилиси прибывали в Поти на следующий день. Поэтому все последние новости о военных действиях на европейских фронтах Тариел Карда слушал по радио. Дома репродуктор он не включал, опасаясь, как бы сообщения об успехах фашистских орд не подорвали окончательно и без того слабое здоровье жены, страдающей пороком сердца.

Чуть свет Тариел торопился в управление. Вот и сегодня, тяжело навалившись грудью на стол, он старался не упустить ни одного слова из утренней сводки последних известий. Лицо его было угрюмо и сосредоточенно. По радио как раз сообщалось, что югославская армия капитулировала.

Дверь открылась, и в кабинет вошел Важа. Он был без шапки, в распахнутой на груди сорочке. На бледном его лице были явственно видны следы бессонницы. Тариел даже не слышал его прихода. Он по-прежнему сидел, навалясь грудью на стол. Передача последних известий закончилась, и репродуктор замолк. В кабинете воцарилась глубокая тишина. Город еще спал. Лишь звуки шагов рабочих, торопившихся на завод и в порт, глухо доносились с улицы.

Начальник строительства, не изменив позы, сосредоточенно смотрел на репродуктор. Губы его были сжаты.

Важа смотрел на начальника строительства. Он знал, что Тариел по утрам слушает радио в управлении, и пришел сюда, чтобы поговорить с ним, отвести душу, поделиться тревогой.

— Доброе утро, Тариел, — громко поздоровался Важа и подошел к столу.